Неожиданно Овчинникову удалось найти могущественного союзника в лице Леонида Брежнева, который всю жизнь с величайшим благоговением относился к завораживающему слову «академик». Овчинников, в то время самый молодой академик в стране, был сначала приглашен в частном порядке читать лекции по генетике самому Брежневу и его приближенным. Вскоре его назначают главой Государственной комиссии, которая должна была оценить возможность использования в военных целях принципиально новых технологий, базирующихся на изменении генетического кода.
Работа Государственной комиссии привела к созданию самой грандиозной советской военной программы. В 1973 году Брежнев подписал секретный приказ о начале программы «Фермент». Целью данной программы была модернизация уже существующих видов биологического оружия и разработка новых, генетически измененных, устойчивых к существующим антибиотикам и вакцинам патогенов и рецептур.
Напомним, что в 1973 году был основан и «Биопрепарат», вскоре превратившийся в некое подобие гигантской «черной дыры», куда из государственного бюджета страны уходили миллионы рублей.
* * *
По проекту «Фермент» исследования проводились с возбудителями таких заболеваний, как туляремия, чума, сап и сибирская язва. Эффективность биологического оружия на их основе падала из-за применения новейших антибиотиков. Поэтому задействован был и вирус оспы, и вирусы Марбург, Эбола, Мачупо, Хунин, венесуэльский энцефаломиелит лошадей (VEE) и др.
Работы с такими чрезвычайно инфекционными микроорганизмами проводились на военных заводах в Свердловске, Кирове и Загорске.
В течение десяти лет по всей стране были построены десятки центров по разработке и созданию биологического оружия, которые официально значились как медицинские научно-исследовательские институты или фармацевтические фабрики. Так, в Ленинграде был создан Институт особо чистых биопрепаратов. В Омутнинске построили предприятие по разработке и производству бактериологического оружия. Под Оболенском, к югу от Москвы, вырос целый исследовательский городок для специалистов в области генной инженерии. А в Чеховском районе Московской области, в поселке Любучаны, появился Институт иммунологии, где велись работы по преодолению иммунитета и разрабатывались методики по созданию штаммов с иммунитет-преодолевающей активностью. В Новосибирске вырос колоссальный научно-исследовательский и испытательный комплекс под названием «Вектор».
Это только некоторые из предприятий такого рода, вошедшие в состав «Биопрепарата». Уже существовавшие к тому времени государственные научные лаборатории и исследовательские центры тоже становятся частью «нового мира», появившегося на свет по секретному указанию Брежнева. Некоторые факультеты биологии, подчинявшиеся Министерству здравоохранения, включая и гигантские научно-исследовательские комплексы в Куйбышеве, Минске, Саратове, Иркутске, Волгограде и Алматы, получили специальные фонды на исследования в области генетики для создания оружия. Значительная роль принадлежала также и Академии наук СССР. Объединив сразу четыре московских и подмосковных института: Институт белка, Институт молекулярной биологии, Институт биохимии и физиологии микроорганизмов и Институт биоорганической химии, — Академия наук СССР возглавляла работы, входящие в программу «Фермент».
Между тем программа испытаний постепенно набирала ход. С 1979 по 1989 год в Советском Союзе проводились широкомасштабные испытания аэрозолей, содержащих Bacillus thuringiensis — совершенно безвредные микроорганизмы. Их распылили с гражданского самолета в районе Новосибирска. Подобные эксперименты проводились на военном испытательном полигоне возле городка Нукус в автономной республике Каракалпакии, а также на Кавказе. Еще один безвредный вид бактерий, Senatia marcescens, использовался во время испытаний, проводившихся специалистами Института биологического приборостроения в Московском метрополитене в 1980 году. Испытания баллистических ракет, не оснащенных боеголовками с биологическими веществами, проходили над Тихим океаном в течение многих десятилетий.
Внутри Госплана для распределения выделяемых на эту программу немалых ассигнований был создан специальный орган — отдел экономического планирования. Находившийся в ведении отдела бюджет считался слишком секретным для того, чтобы передать его в руки кого-то из аппаратчиков, контролировавших другие секторы советской экономики, поэтому им заведовал военный самого высокого ранга — генерал-майор Роман Волков.
Разработка атомного оружия, находившаяся в ведении Министерства среднего машиностроения, была по своей организации и закрытости, несомненно, более грандиозной, чем наша программа, ведь производство микроорганизмов не требует наличия урановых рудников и большого количества рабочей силы. Тем не менее к концу 80-х годов на научно-исследовательских, испытательных, производственных и конструкторских предприятиях работало более шестидесяти тысяч человек. Из них около тридцати тысяч были сотрудниками «Биопрепарата».
Недостатка в деньгах никогда не было. В конце 80-х годов, когда Михаил Горбачев обещал сократить военные расходы, нам выделили триста миллионов рублей, из них семьдесят миллионов предназначались для строительства новых зданий. А общие расходы на разработку биологического оружия составляли тогда более миллиарда рублей.
«Биопрепарат» стал «мозговым центром» программы по созданию биологического оружия, поскольку проводил научную и техническую экспертизу проектов, которые выполнялись по заказу военного командования. Существовал также Межведомственный научно-технический совет, действовавший в качестве консультативного органа. В него входили двадцать пять человек из ведущих научных организаций страны. В 1992 году председателем совета был Валерий Быков, тогдашний министр медицинской и микробиологической промышленности.
В апреле 1975 года, за два месяца до того, как я закончил Томский медицинский институт, из Москвы приехал седоватый, вежливый мужчина в гражданском. Он выразил желание познакомиться с несколькими студентами, будущими специалистами по инфекционным заболеваниям и эпидемиологии. Среди них был и я. В предыдущие годы я никогда не упускал возможности прослушать лекции, посвященные средствам массового поражения, и изучить все существующие методы защиты от ядерной, биологической или химической атаки. На факультете никто никогда не говорил, что у нас существует собственное биологическое оружие. Вместо этого курсантов предупреждали, что оно есть только у наших противников, поэтому важно было знать, как оно действует.
Во время моего исследования туляремии я вторгся в запретную область и сделал вывод, что биологическое оружие — это не тот предмет, о котором принято говорить открыто. Но эта область военной медицины меня буквально околдовала. С детства я мечтал спасать людям жизнь. Военные медики тоже солдаты, только особого рода. Их единственным оружием являются профессиональные знания, позволяющие вовремя распознать симптомы болезни и вылечить человека.
Мои учителя заметили интерес, который я проявлял к эпидемиологии и к лабораторным исследованиям. Должно быть, Аксененко в разговоре с таинственным вербовщиком назвал мое имя.
Приезжий разговаривал вежливым, тихим голосом. Нас поразило, что ему выделили специальный кабинет для разговора с каждым из нас с глазу на глаз. Позже я случайно узнал, что это был полковник из отдела кадров «Биопрепарата». Он умер через несколько месяцев после нашей встречи в Томске. Что же до меня, то наш разговор я никогда не забуду.
Загадочный человек был одет в костюм, но по его выправке можно было безошибочно угадать, что он — военный. Протянув мне руку, мужчина крепко пожал ее.
— У вас отличные оценки и великолепные рекомендации от всех ваших преподавателей, — сказал он. — Вам нравится исследовательская работа?
— Да, — ответил я, не раздумывая.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он, — похоже, вы как раз тот человек, который нам нужен.
— Для чего? — спросил я.
— Наше управление работает непосредственно в подчинении Совета Министров, — кратко ответил он. — Мы могли бы найти должное применение вашим талантам. Большего я сказать не могу, разве только, что работа некоторым образом связана с биологической защитой.
При одном только упоминании о Совете Министров у меня по спине пробежали мурашки. Это был высший правительственный орган страны, обладавший неограниченной властью и полномочиями. Перспектива участия в секретной программе взволновала меня.
Когда же этот человек упомянул о биологической защите, я тут же догадался, что он не говорит мне всей правды. Догадаться было нетрудно: для этого нужно было только родиться и прожить большую часть жизни в таком государстве, как Советский Союз. Вы всегда должны быть настороже, так как постоянно существует вероятность того, что услышанное не соответствует действительности. Но факт остается фактом: в свои двадцать пять лет я был настолько польщен его предложением, что на остальное закрыл глаза.
— Меня это интересует, — сказал я.
— Естественно, — продолжал он, не спуская с меня пристального взгляда, — но решение будет принято только после того, как мы вас проверим. Сейчас я дам вам несколько анкет. Ответите подробнейшим образом на каждый вопрос, а потом принесете их мне.
Взяв анкеты, я встал, собираясь уйти.
— И еще, — окликнул он меня, — не говорите никому о нашем разговоре, ни друзьям, ни преподавателям. Даже родителям.
Разговор занял меньше десяти минут, но и этого было достаточно, чтобы я понял важность того, чем мне предстояло заниматься. Но я выполнил его приказ с точностью до наоборот. Позвонив родителям, сказал, что мне предложили неплохую работу в Москве, но все подробности я смогу объяснить позднее.
Через два месяца после этого разговора мы стояли в своей новенькой, с иголочки сшитой лейтенантской форме на площади перед институтом. Это был день выпуска. Начальник военного факультета начал зачитывать фамилии новоиспеченных лейтенантов и места, куда направлялись выпускники. Некоторых счастливчиков ждали тепленькие места в Восточной Германии и Польше. Остальных — унылая скука провинциальных городов и поселков.
Мою фамилию назвали только в самом конце.
— Лейтенант Канатжан Алибеков!
Я сделал шаг вперед.
— В распоряжение Совета Министров СССР!
Затем последовали фамилии еще четверых моих сокурсников — всех их ждало то же распределение, что и меня. Седоватый таинственный незнакомец тоже побеседовал с ними, хотя я об этом не догадывался.
Я ликовал: еду в Москву!
Через несколько дней нас пригласили в административное здание института для того, чтобы мы получили на руки письменный приказ о назначении. Я быстро пробежал его глазами, и сердце у меня упало. Меня распределили в организацию под условным названием п/я.
— Что это значит? — спросил я. — Где это?
Увидев мое растерянное лицо, офицер, вручивший мне приказ, с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться.
— Омутнинск, — ответил он, — это недалеко от Кирова, только говорить об этом не положено. Сейчас выдам вам проездной документ, по нему сможете купить билет на поезд.
Очень скоро выяснилось, что мы, все пятеро, были распределены в одно и то же место. Кое-кто из наших сокурсников сгорал от зависти, услышав о Совете Министров. Только некоторые, более опытные, сообразили, что нас ждет секретная работа. Многие думали, что нас распределили в одну из научно-исследовательских лабораторий, но ни один из них и понятия не имел, чем там занимаются. А спрашивать никто не осмеливался.
— Не очень-то длинная будет у вас жизнь, — шепотом предупредил один из приятелей. — Я слышал, что никому не удавалось продержаться в подобных местах более двух лет.
БИОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА
5
РАБОТА В ЛАБОРАТОРИИ
ОМУТНИНСК
1975 ГОД
Работа в лаборатории, где разрабатывается биологическое оружие, навсегда оставляет на человеке свой страшный след. Так произошло и со мной. Я совершенно потерял обоняние и приобрел аллергию на многие продукты. Я не могу есть масло, сыр, яйца, майонез, колбасу, шоколад и сладкое. В день я принимаю по две, а то и по три капсулы противоаллергических таблеток, а в особо тяжелые дни, когда я не могу дышать через нос, бывает, что и больше. Каждое утро я вынужден наносить на лицо, руки и шею специальный крем, чтобы хоть как-то смягчить сухую, как пергамент, кожу — мои собственные сальные железы не работают. Бесчисленные прививки, которые мне делали от туляремии, сибирской язвы и чумы, значительно ослабили иммунитет и, вполне возможно, сократили мне жизнь.
Но все это случилось со мной намного позже. А пока я ехал в Омутнинск, в восточно-европейское отделение Института прикладной биохимии, куда меня направили по распределению.
Завод и институт находились недалеко от старинного русского городка, в лесу, и сами по себе уже были маленьким городом. Там работали и жили почти десять тысяч человек, что составляло без малого треть населения самого Омутнинска. Находящиеся на территории завода производственные и лабораторные корпуса были огорожены высоким забором с колючей проволокой, по которой был пропущен электрический ток.
В 60-е годы в Омутнинске построили химический завод для выпуска биопестицидов. Когда он перешел в ведение 15-го Управления, было решено переоборудовать его в «резервный» завод, где на случай войны можно было бы начать оперативное производство биологического оружия. Уже в 70-х начались работы по строительству нового комплекса зданий.
Войдя в состав «Биопрепарата», этот объект значился как «Омутнинская научная опытно-промышленная база», но в переписке имела номер п/я В-8389. По официальной версии там по-прежнему производились удобрения и пестициды, но на самом деле это был центр по разработке биологического оружия.
В то лето в Омутнинск приехали человек десять-пятнадцать таких же, как я, молодых специалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20