Должно быть, что-то очень серьезное!— Нет! — воскликнул он. — Мелочи, эти проклятые мелочи! У нас постоянно целая гора работы — уплата налогов, ведение расчетов, съемки, книги, предложения сыплются со всего мира и приходится на них отвечать. Все это надо делать и делать правильно, только так, как считает она, вот и работает без устали, как сумасшедшая. Много лет назад она пообещала, что покончит с хаосом, царившим в моих деловых бумагах до нашей с ней встречи. И она не шутила.Он был рад выговориться, хоть и считал меня всего лишь проекцией собственного сознания.— Да, мне всегда было наплевать на всю эту пошлую суету, вот она и разбирается со всем сама — печатает сразу на трех компьютерах, сидя по уши во всяких там бланках, требованиях и заявках. Понимаешь, она собирается сдержать слово, даже ценой своей жизни.Его голос дрожал от обиды, и последняя фраза звучала скорее как «ценой моей жизни».— У нее нет времени для меня, вообще ни для чего, кроме работы. А помочь ей я не могу — она страшно боится, что я опять все напутаю.Тогда я советую ей не принимать все так близко к сердцу — ведь нас окружает мир иллюзий, — и отправляюсь к своему самолету. Но всякий раз она готова испепелить меня взглядом.Для него гостиничная кровать превратилась в кушетку психоаналитика.— От этой гонки она сильно изменилась. Куда только подевались ее красота и очарование. Я спрашиваю, что случилось, а она в ответ орет, что, если бы я хоть раз пальцем пошевелил, чтобы ей помочь, я, дескать, узнал бы!Казалось, он бредил.И все же однажды я чуть было не оказался на его месте. Так легко потеряться в водовороте мелочей, откладывая на потом самое важное в жизни, ведь даже в голову не может прийти, что такой сильной любви может что-то там угрожать; а потом внезапно понимаешь, что вся жизнь теперь состоит из мелочей, и ты стал чужим человеку, которого любишь больше всего на свете.— Со мной это уже было, — сказал я, слегка покривив душой. — Можно я задам тебе несколько вопросов?— Давай, спрашивай. Больнее уже не будет. Вместе нам больше не быть. И это не моя вина. Мелочи, конечно, заедают, но мы просто рождены друг для друга! Ты можешь себе представить? Я, к примеру, улетел как-то всего на несколько дней и забыл сделать то, что она просила, ну там, сменить перегоревшую лампочку, так она заявляет, что я взваливаю на нее все заботы. Ты меня понимаешь?Конечно, мне надо ей помогать, но не все же время? А если я и не буду помогать, разве можно из-за этого разваливать семью? Нельзя. Вот так все потихоньку собиралось одно к одному, а потом разом и рухнуло. Я говорил ей, попробуй отключиться, посмотри на то хорошее, что у нас было, но не-е-ет! Раньше между нами была любовь и уважение, а теперь — одни проблемы, работа и злость. Она просто не желает видеть, что для нас самое главное! Она…— Слушай, скажи мне одну вещь, — перебил я его.Он временно прервал поток жалоб и удивленно посмотрел на меня — видимо, забыл, что я стоял рядом.— Ради чего ей всем этим заниматься? — спросил я. — Чем ты так хорош, что она обязана тебя любить?Он нахмурился, открыл было рот, но так ничего и не сказал, будто лишился дара речи. Затем принялся рассматривать дождь, словно видел его в первый раз.— Ты что-то спросил? — сказал он немного погодя.— Есть ли в тебе что-нибудь, — терпеливо повторил я, — что твоя жена просто не может не любить?Он снова задумался, потом пожал плечами.— Не знаю.— А ты ее любишь? — спросил я.Он тихонько покачал головой.— Уже нет. Но разве можно любить, когда…— Ты хорошо ее понимаешь и готов поддержать в трудную минуту?— Честно? Вроде нет.— Ты всегда щадишь ее чувства? Заботишься и жалеешь?— Не могу сказать. — Он помрачнел. — Нет.Почему он так долго думает перед тем, как ответить? Не хватает мужества во всем признаться, или отчаяние только сейчас вынуждает его увидеть очевидное?— Ты прекрасный собеседник — знаешь много интересного, забавного и полезного, любишь слушать других?Тут он приподнялся и сел.— Иногда. Впрочем крайне редко. — А после долгой паузы добавил. — Нет.— Ты романтичен? Внимателен? Любишь устраивать ей приятные сюрпризы?— Нет.— Вкусно готовишь! Наводишь в доме порядок?— Нет.— Может ли она за тобой укрыться от проблем, как за каменной стеной?— Вряд ли.— У тебя прирожденная деловая хватка?— Нет.— А ты ей друг?Он надолго замолчал и в конце концов выдавил.— Нет.— Как, по-твоему, если бы ты похвастался всеми этими достоинствами на самом первом свидании, захотела бы она увидеть тебя во второй раз?— Нет.— Так почему же она не ушла еще раньше?— Потому, что она — моя жена? — в его глазах застыла боль.— Наверное. — Мы оба замолчали, нам было о чем подумать.— А ты смог бы измениться, — спросил я, — и превратить все свои «нет» в «да»?Совершенно разбитый собственными ответами, он взглянул на меня.— Конечно. Раньше я был ее лучшим другом, я… — Он затих, пытаясь вспомнить, каким он был раньше.— А если ты вдруг станешь прежним Ричардом, ты что-то потеряешь?— Нет.— Что-нибудь найдешь?— Весь мир! — воскликнул он, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. — Я думаю, она смогла бы меня снова полюбить, и тогда мы оба будем счастливы. Ведь раньше мы наслаждались каждым мгновением, проведенным вместе. И были полны романтики. Мы бы смогли открыть новые горизонты…это так интересно. Если бы у нас был шанс, мы бы снова стали такими, как прежде.Он умолк, а потом признался в самом сокровенном.— Я и вправду мог бы ей больше помогать. Просто я так привык, что она все делает сама, что мне этого уже не хотелось. Но если бы я стал помогать, делать то, что могу, я снова начал бы себя уважать.Он встал, посмотрелся в зеркало и, тряхнув головой, принялся расхаживать по комнате.Перемена была разительной. Интересно, он действительно понял все только сейчас?— Почему я сам до этого не додумался? — пробормотал он, но, взглянув на меня, добавил. — Впрочем, похоже, что я сам.— На то, чтобы потерять себя и скатиться, ушли годы, — попытался я его предостеречь, — сколько же лет тебе понадобится, чтобы распрямиться и стать прежним?Вопрос его страшно удивил.— Нисколько. Ждать нечего, я хочу попробовать прямо сейчас! Я уже изменился!— Так быстро?— Перемена происходит в тот самый миг, когда ты понимаешь в чем загвоздка, — его лицо светилось радостью. — Если тебе дадут гремучую змею, чем быстрее ты ее бросишь, тем лучше, правда? Я был абсолютно уверен, что во всем виновата она, и не мог найти выхода из этого тупика, думая, что изменяться надо ей. Но теперь… Раз это моя вина, я могу все переменить! Если я стану прежним, а через месяц мы все еще не вернем свое счастье, вот тогда и подумаем, надо ли ей меняться!Он снова забегал по комнате.— Несколько вопросов и все! Почему же я ждал, пока ты придешь, откуда бы ты ни пришел? Почему я их не задал себе сам? Давным-давно!— Да, почему?— Не знаю. Я б ыл так обижен на нее за всю эту кучу дел… будто она их сама придумывала, а не пыталась с ними разобраться; мне становилось себя очень жаль, когда я вспоминал ее той, которую я так сильно любил.Он сел на кровать, схватившись за голову.— Знаешь, о чем я подумывал, когда ты здесь появился? Решался на последний шаг…Он подошел к окну и вдруг радостно улыбнулся, будто там выглянуло солнце.— Надо меняться! Если я не смогу изменить себя, то я не достоин нашей любви. Но теперь-то я понял, как сделать ее счастливой. А когда она счастлива… — он мечтательно зажмурился. — Как это здорово, если бы ты только знал!— И она сразу поверит в твое перевоплощение? — усомнился я. — Не каждый день ты уходишь, хлопнув дверью, а возвращаешься, сгорая от любви.Он погрустнел.— Ты прав. С чего вдруг ей верить? На это могут уйти дни, месяцы, а может, она вообще не захочет меня видеть.— Как же ты тогда собираешься сказать ей о том, что произошло? — спросил я.— Не знаю, — тихо ответил он. — Придется что-то придумать. Может, она почувствует это в моем голосе.Он подошел к телефону и набрал номер, с головой погрузившись в будущее, которое он чуть было не перечеркнул, и совершенно позабыв о том, что я все еще был рядом.— Привет, дорогая, — сказал он. — Ты, конечно, можешь бросить трубку, но я хотел тебе сказать, что кое-что понял.Он вслушивался в ответ, а в мыслях был за сотни миль отсюда, там, где кончался этот телефонный провод.— Нет. Я позвонил сказать тебе, что ты права, — заявил он. — Виноват во всем я. Я был эгоистичен и несправедлив с тобой. Очень хочу, чтобы ты меня простила. Меняться надо мне, и я уже изменился!— Милая моя, я так тебя люблю! — сказал он, выслушав ее ответ. — И еще больше сейчас, когда понял, что тебе пришлось из-за меня испытать. Чесное слово, ты об этом не пожалеешь!Он опять прислушался, и на его губах мелькнула улыбка.— Спасибо. В таком случае, может у тебя найдется немножко времени… для одного свидания со своим мужем перед тем, как ты покинешь его навсегда? XI. Пока он говорил по телефону, я выскользнул на балкон к моей Лесли и нежно ее поцеловал. Мы обнялись. Как здорово, что мы вместе, что мы— это мы!— Не разойдутся ли они снова? — спросил я. — Может ли человек разом так сильно перемениться?— Я надеюсь, — сказала Лесли. — Я верю в него, он не искал оправданий, а хотел стать другим!— Мне всегда казалось, что люди, рожденные друг для друга, любят, не ставя своим возлюбленным никаких условий, и ничто на свете не может их разлучить.— Не ставя условий? — переспросила Лесли. — А если я без всякой причины вдруг стану жестокой и нетерпимой, если начну измываться над тобой, ты будешь меня все так же страстно любить? Если я начну с тобой драться, исчезать на недели, если буду спать со всеми подряд, напиваться и проиграю в карты все наши деньги, ты все так же будешь передо мной благоговеть?— Если так, то моя любовь может довольно быстро испариться, — ответил я. «Чем больше нам угрожают, — пришло мне на ум, — тем меньше мы любим». — Интересно получается: любить не ставя условий, все равно, что отвернуться от того, кто с тобой рядом, и не смотреть , что он делает! Выходит, такая слепая любовь — это безразличие.Она кивнула.— Я тоже так думаю.— В таком случае, пожайлуста, поставь мне побольше условий, — попросил я, — и люби только тогда, когда я лучше всех на свете, а если я забываю о тебе или становлюсь занудой, то тут же начинай ко мне остывать.Она рассмеялась.— Ладно. Ты — тоже.Мы на прощание заглянули в комнату. Другой Ричард все еще болтал по телефону.— Почему бы в этот раз тебе не попробовать самому поднять Ворчуна в воздух? — спросила Лесли. — До того, как мы вернемся домой, ты должен почувствовать, что это у тебя получается.Я все себе ясно представил — вот ручка газа нашего невидимого гидросамолета, вот я берусь за нее и тяну…Ничего. Окружающий мир остался совершенно неподвижен.— Ну, Ричард, — воскликнула она, — это очень просто. Сосредоточься!Но не успел я последовать ее совету, как все вокруг привычно задрожало она взялась за дело сама.— Постой, дай мне еще раз попробовать, — попросил я.— Конечно, любимый, —сказала Лесли. — Давай еще разок. Запомни, главное надо хорошенько сосредоточиться…В эту секунду мы поднялись в воздух, и под нами зашумело море. Тут Лесли сбросила газ, мотор захлебнулся, снова взревел, но было уже слишком поздно.Наш Ворчун на мгновение замер в воздухе и камнем рухнул вниз.Я успел подумать, что посадка выйдет не из легких, а затем мы врезались в воду, и в кабине словно взорвалась бомба.Ремень безопасности лопнул, как паутинка, — чудовищная сила выбросила меня наружу через лобовое стекло. Когда я, задыхаясь, добрался до поверхности, наш гидросамолет погрузился уже метров на пятнадцать.Нет! Закричало все во мне. Нет! НЕТ! Я нырнул в гирлянду пузырей пара, рожденную раскаленным двигателем, туда, где смутно белел наш красавец Ворчун. Глубина сдавила уши, стонал умирающий самолет. Я оторвал искареженную дверцу кабины, отстегнул безвольное тело Лесли, ее золотистые волосы и белоснежная блузка колыхались, как в замедленном кино, и начал подниматься с ней к поверхности, туманно мерцавшей высоко над нами. Она мертва. Нет, нет, нет. Я хочу умереть, утонуть, остаться здесь навсегда!В душе боролись отчаяние и самообман: а вдруг она еще жива? Вдруг ее еще можно спасти?Она мертва.Я должен попытаться ее спасти!Один шанс из тысячи. Я снова наверху, но сил уже не осталось.— Дорогая, все в порядке, — задыхаясь, бормочу я. — Сейчас все будет хорошо…Мимо, едва не зацепив, на полной скорости проносится катер и накрывает нас пенистой волной. С него, обвязавшись веревкой, прыгает спасатель…Это был вовсе не сон. Гранит леденил мне щеку. Здесь я был уже не призраком и не безучастным зрителем, а единственным актером в этой драме.На этом склоне множество цветов, посаженных ее рукой. Я лежу на ее могиле, и слезы льются из моих глаз на надгробье. А на нем начертано только одно слово: Лесли.Дует осенний ветер, я его не чувствую. Я снова дома в своем родном времени, но мне на это наплевать. Вот уже три месяца, как я остался совершенно один в этом мире, не в силах выйти из оцепенения. Казалось, на меня обрушился огромный театральный занавес, придавил своей тяжестью, и я задыхаюсь от горечи невосполнимой утраты. Мне раньше и в голову не приходило, сколько надо мужества, чтобы, схоронив свою жену, остаться жить на этом свете. Моего мужества на это не хватило. И существую я только потому, что обещал это Лесли.Сколоко раз мы строили планы: мы умрем вместе, что бы ни случилось, мы умрем вместе. «Но если все же», — сказала она, — я умру первой, ты должен жить! Обещай мне!"— Хорошо, если ты тоже пообещаешь…— Нет! Если умрешь ты, мне незачем жить. Я хочу быть с тобой.— Лесли, это не честно! Я дам тебе такое обещание. Может быть, это случиться, чтобы мы смогли силой своей любви победить смерть и доказать, что на этом жизнь наша не кончается. Но ты должна мне обещать то же самое.— Нет, Ричард, если ты умрешь…Мы долго спорили, не желая даже мысленно смириться с возможностью разлуки, но в конце концов, обессилев, дали друг другу клятву, что самоубийства не будет.Теперь я об этом сильно пожалел. В душе я чувствовал, что умру первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16