У каждого была пластинка „The Miracles“, записи Баррета Стронга и тому подобное. Полагаю, именно это помогло нам сыграться как музыкантам и сплотиться группе».
Пол : «Все мы увлекались американской музыкой, она интересовала нас гораздо больше, чем английская. Ринго появился в группе, уже зная блюз. Живя в Дингле у реки, он был знаком со множеством матросов торгового флота (таким образом ливерпульские парни выбирались в Новый Орлеан и Нью-Йорк), которые привозили на родину множество блюзовых записей. Ринго познакомил нас со старым кантри-энд-вестерном, Джимми Роджерсом и тому подобными исполнителями. Таких записей у Ринго была целая коллекция. Но что касается Элвиса и ему подобной музыки, то здесь наши вкусы во многом совпадали, хотя пристрастия немного и отличались, но от этого только становилось еще интереснее».
Джордж : «Второй альбом получился чуть лучше первого, поскольку мы потратили на его запись больше времени и записали больше собственных песен. Для этого альбома мы записали «Money» («Деньги») и другие кавер-версий хитов: «Please Mr Postman» («Пожалуйста, мистер почтальон»), «You Really Got A Hold On Me» («Я в твоей власти») и «Devil In Her Heart» («Дьявол у нее в сердце» — малоизвестная песня американской группы «The Donays»).
Поскольку записывающих компаний в Америке было множество, пластинки в основном расходились там, где их выпустили. Распространение было региональным, некоторым артистам удавалось прославиться на всю страну, а другим — нет. Но многие мелкие компании сотрудничали с крупными, распространяющими пластинки в Великобритании, поэтому некоторые малоизвестные американские записи прекрасно продавались в Великобритании, оставаясь неизвестными в Америке. Существуют бесподобные американские записи в стиле ритм-энд-блюз, о которых большинство американцев даже не слышали.
В «NEMS» Брайан завел правило покупать по крайней мере по одному экземпляру каждой выпущенной пластинки. Если его удавалось продать, он заказывал еще один или сразу пять. Следовательно, у него были записи, не ставшие хитами ни в Великобритании, ни даже в Америке. Перед концертами мы собирались в магазине после его закрытия и лихорадочно рылись в пластинках, разыскивая новые. Так мы нашли записи Артура Александера и Ритчи Баррета («Some Other Guy» — «Другой парень» — отличная песня) и пластинки вроде «If You Gotta Make A Fool Of Somebody» («Если тебе надо кого-нибудь одурачить») Джеймса Рейса. В начале своей карьеры мы исполняли эти песни в клубах, а позднее многие английские группы стали записывать их. Например, «Devil In Her Heart» и «Money» Баррета Стронга мы нашли в магазине, прослушали и сочли интересными.
Для альбома «С «Битлз» я спел «Roll Over Beethoven» («Катись, Бетховен!») — эта песня мне нравилась. У меня была пластинка Чака Берри, я часто пел эту вещь в клубах. А еще я написал для этого альбома свою первую песню — «Don't Bother Me».
Джордж Мартин : «В те времена перед записью обычно проводили репетиции. Так делали и мы. Я встречался с ними, прослушивал материал и говорил: „Ладно, какую из них запишем следующей?“ Мы репетировали песню и записывали ее. Все это напоминало мастерскую».
Джон : «Мы всегда записывали песни в том виде, в котором могли сыграть их вживую. Даже если потом мы как-то обрабатывали запись, пели мы всегда вживую. Во время записи мы пели и играли одновременно, поэтому, если мы не могли исполнить песню, мы не брались за нее (64). Первым из эффектов звукозаписи стал дабл-трек (сведение двух фонограмм) для второго альбома. Мы узнали об этом, или кто-то объяснил нам: «И вы так сможете», — с этого все и началось. При записи этого альбома мы применили дабл-трек.
Первый [альбом] мы записали, как группа: мы вошли, сыграли, нас записали на пленку, и мы ушли. Затем с пленки сделали пересведенную фонограмму или что там еще требовалось» (70).
Джордж : «Конверт альбома «С «Битлз» породил больше всего подражаний в этом десятилетии. Фотографию сделал Роберт Фримен. Мы показали ему снимки, сделанные Астрид и Юргеном в Гамбурге, и спросили: «А вы так можете?» Сеанс проходил в студии, нас снимали на черном фоне.
С этого конверта началось наше активное участие в работе над оформлением своих пластинок. Конверт для «Please Please Me» — дрянь, но в то время это не имело значения. Мы даже не думали о том, что он выглядит паршиво, — вероятно, потому, что радовались самой пластинке. При записи альбома «С «Битлз» мы впервые подумали: «Давайте-ка сделаем его профессионально».
Нил Аспиналл : «Когда Джон переехал в Лондон, он поселился по соседству с Робертом Фрименом — он жил всего этажом выше. Роберт как раз закончил школу искусств, и Джон заказал ему конверт для альбома. Ребята объясняли Роберту, чего они хотят, и он сразу все понял. С тех пор „Битлз“ активно участвовали в оформлении альбомов».
Ринго : «В 1963 году отношение моих родных ко мне изменилось. Ко мне стали относиться как к человеку, не похожему на них.
Мне абсолютно отчетливо запомнилось то, что случилось в доме моей тети, где до этого я бывал тысячу раз. Однажды вечером мы пили чай, кто-то толкнул журнальный столик, и мой чай пролился на блюдце. Общая реакция была такой: «Так не годится, надо привести его тарелку в порядок». Такого прежде никогда не случалось. Я подумал: «Вот это перемена!» И это крепко засело у меня и мозгу.
Внезапно я стал «одним из них» даже для моих родных, и к этому было очень трудно привыкнуть. Я вырос и повзрослел среди этих людей, а теперь словно стал человеком из другого мира».
Джордж : «Мои родные тоже изменились, но в лучшую сторону. Происходящее потрясло их, как потрясло бы всякого. Всем нравится успех, но, когда успех столь велик, доходит просто до смешного. Они были в восторге.
Моя мама — замечательный, но наивный человек, какими были все ливерпульцы в те времена. Она писала всем, кто присылал нам письма, отвечала на письма поклонникам. Она отвечала на письма, в которых просили: «Уважаемая миссис Харрисон, не могли бы вы прислать нам один из ногтей Пола Маккартни?» До сих пор люди приходят ко мне, показывая письма, которые когда-то посылала им моя мать. Даже когда я был еще ребенком, у нее были друзья по переписке, люди из Нортумберленда, Новой Зеландии и еще откуда-то. Она никогда не встречалась с ними, они просто писали друг другу и обменивались фотографиями».
Ринго : «Дом и семья — то, чего мне не хотелось менять, потому что вокруг меня все изменилось, мы уже не знали, кто наши друзья — кроме тех, которых знали прежде, еще до прихода славы. Ребятам и девушкам, с которыми я общался раньше, я мог доверять. Но как только мы стали важными и знаменитыми, мы поняли: люди вертятся вокруг нас, чтобы тоже прославиться за счет «Битлз». А когда такое случается в семье, это удар. Я не знал, как быть, я не мог просто сказать: «Относитесь ко мне, как раньше», потому что при этом сам признал бы, что я важная персона.
Когда становишься знаменитым, случается и другое: люди начинают думать, будто ты знаешь что-то такое, чего не знают они. Все хотят знать, что ты думаешь по тому и другому поводу, а я в свои двадцать два — двадцать три года нес чепуху, как будто и вправду что-то знал. Я мог рассуждать о чем угодно. Я точно знал, как надо управлять страной, почему и как должно произойти то или иное событие, я вдруг превратился в зануду, в того, кто всегда готов нести чепуху: «Да, да, слушаю вас. Что бы вы хотели узнать?» Это было так нелепо! Помню бесконечные разговоры, которые продолжались по нескольку дней и даже суток, мы обсуждали, что происходит в мире, обсуждали музыку. Внезапно все стали полагаться на наше мнение! А мы ничуть не изменились, просто выпустили пару синглов, занявших первые места, и понравились миллионам слушателей.
До прихода в «Битлз» я не учился, как не учился и после того, как присоединился к ним. Жизнь — отличная школа».
Пол : «Нам постоянно задавали разные и очень сложные вопросы. Но нам недоставало глубины. Люди спрашивали: «Что вы думаете о водородной бомбе, о религии, о фанах?» Но мы ни о чем таком не думали, пока не раздавались эти вопросы. И даже потом нам не хватало времени обдумать их. Что я думаю о водородной бомбе? Есть такой ответ от сдавшего пять экзаменов по программе средней школы с хорошей оценкой и один — с плохой: «Я не одобряю ее». (64).
Джордж : «Повеселимся сегодня вовсю, ведь завтра мы можем умереть», — какая чушь! Есть зажравшаяся публика, готовая взорвать мир. А мне интересно узнать, что будет потом» (66).
Нил Аспиналл : «Все мы постепенно переселились в Лондон. До переезда они часто бывали дома и по-прежнему доигрывали остатки концертов в „Кэверн“ и других клубах, но вскоре стало ясно, что гораздо практичнее жить в Лондоне, а не в Ливерпуле. Все родные безумно гордились их известностью, но после переезда, по-моему, все они почувствовали, что потеряли ребят. Кажется, мы с Мэлом Эвансом последними нашли квартиру, потому что мы долго не могли себе это позволить. В конце концов нам подыскали квартиру, потому что жить в отелях, как делали мы, было гораздо накладнее».
Джон : «Когда я вместе с группой покинул Ливерпуль, многие ливерпульцы обиделись и заявили: „Ты бросил нас“. Так же было и с Англией. Уехав из Англии в Америку, я потерял много поклонников. Они, как и ливерпульцы, считали, что мы принадлежим им, и продолжали считать, пока я не решил уехать. Уехав в Лондон, мы перестали нравиться многим, но, конечно, у нас появились новые поклонники, совсем другая публика» (71).
Ринго : «К концу 1963 года возвращаться домой стало невозможно. При том бизнесе, которым мы занимались, полагалось жить в Лондоне. Здесь находились студии звукозаписи, все достопримечательности и места, где происходили заметные события, поэтому переезд стал естественным явлением.
Поначалу мы с Джорджем занимали квартиру на Грин-стрит, Парк-Лейн. В неделю мы платили за нее сорок пять фунтов — целое состояние! Джон жил с Синтией. (Именно тогда они наконец объяснили мне, что женаты, а до тех пор хранили тайну, опасаясь, что я кому-нибудь проболтаюсь. Можете себе представить — они мне не доверяли. Это я так шучу.)
Нас кормили Гарри и Кэрол Файнголды, которые жили этажом ниже. Мы не умели обслуживать себя: мы привыкли жить с родителями, они стряпали, у них всегда был готов чай. А теперь мы вдруг оказались в собственной квартире в Лондоне. Мы заглядывали в клуб «Saddle Room», членом которого был принц Филипп. Возле клуба держали карету с лошадью, поэтому двух пьяных молодых битлов часто видели подъезжающими в этой карете к дому на Парк-Лейн. Цок-цок. Для двух паршивцев из Ливерпуля это был далекий путь. «Давай поедем в карете!»
Мы познакомились с уймой народа. Я обрадовался знакомству с Филом Спектором. Диджей Тони Холл тоже жил на Грин-стрит, и, когда Фил и группа «Рокетс» останавливались у него, мы с Джорджем ходили к нему в гости».
Джордж : «Мы так долго жили в лондонских отелях, что наконец решили, что нам нужна своя квартира. Джон нашел жилье первым, потому что он был женат; мы с Ринго сначала останавливались в отеле «Президент» на Расселл-сквер, а потом переехали в квартиру. Это было целое событие: все мы выросли в маленьких двухэтажных ливерпульских домах, а теперь у нас появилась шикарная квартира в Мэйфейре, с двумя ванными, и это было здорово.
В 1963–1966 годах начался интеллектуальный этап в карьере Джона и Пола. Джон всегда интересовался поэзией и кино, но, когда мы переехали в Лондон, между ним и Полом началось соперничество, каждый из них старался побольше узнать обо всем. Пол начал бывать в клубе «Истеблишмент» и встречаться с Джейн Эшер. Было время, когда они ходили в театр и постоянно спрашивали: «А эту пьесу вы видели? А эту? А это вы читали?»
Пол : «Вот истинная причина, по которой мы покинули Ливерпуль: Лондон — крупный столичный город, где происходят самые важные события. Если уж идешь в театр, то в Национальный, где играют потрясающие актеры. Увидев Колин Блейкли в «Юноне и жиголо», мы словно прозрели. В то время я встречался с актрисой Джейн Эшер, поэтому часто бывал в театре.
Я сам начал снимать маленькие фильмы. Мы снимали домашнее кино, и, поскольку я недолюбливал камеры, записывающие звук (в то время их было не так уж много), я делал немые ленты, а потом в порядке эксперимента накладывал на изображение музыку. Помню фильм об уличном регулировщике. Я снял его, затем снова зарядил в камеру пленку и снял поток транспорта, поэтому, когда регулировщик пытался остановить машины, они продолжали мчаться сквозь него. Эту пленку я совместил с записью потрясающего джазового саксофониста, который явно фальшивил, играя «Марсельезу», — вероятно, так и родилась идея вступления к песне «All You Need Is Love». Это выглядело довольно забавно.
У меня всегда складывались прочные и длительные взаимоотношения с людьми. С Джейн Эшер я познакомился, когда из газеты «Радио Таймс» ее прислали на наш концерт в Королевском Альберт-холле. Мы снялись вместе с ней для журнала, и все увлеклись ею. Мы думали, что она блондинка, потому что видели ее только по черно-белому телевизору в программе «Juke Box Jury», а оказалось, что у нее рыжие волосы. Это было так: «Ого, да ты рыжая!» Я начал ухаживать за ней, и успешно, и мы долго были парой.
Я всегда стараюсь пореже упоминать про Джейн, рассказывая историю «Битлз». Она тоже никогда не рассказывала журналистам о наших отношениях, множество людей в такой ситуации с готовностью бы продались журналистам. Поэтому мне неловко чувствовать себя болтуном.
Наши отношения складывались удачно. Несмотря на гастрольные поездки, у нас была возможность поддерживать их. Сказать по правде, в то время женщины отошли для нас на второй план. Теперь за такие взгляды нас назвали бы шовинистами. А тогда это выглядело так: «Мы — четыре рудокопа, спустившиеся в шахту. А зачем в шахте женщины? Женщины там не нужны». В целом мы, «Битлз», держались особняком. Людям было трудно проникнуть сквозь стену, которой мы себя окружили, — это было трудно даже Синтии, жене Джона. Нашим барьером безопасности были понятные только нам шутки, условные знаки, музыкальные сравнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107