Расчеты показывали, что Наполеон придет в город на следующий день, поэтому он приказал немедленно разрушить мосты и собрал у себя командующих полками. По-видимому, офицеры готовы были ему подчиняться, хотя по большей части только из чувства долга; они были непоколебимы во мнении, что войска готовы поднять мятеж на стороне Наполеона. На следующее утро, 10 марта, маршал так и не дождался милостей от погоды во время смотра войск на площади Белькур. Церемония прошла под проливным дождем, было слишком сыро и холодно, чтобы солдаты прониклись его предостережениями. Он сказал, что если позволить Наполеону вернуться, против них ополчится вся Европа, которая сейчас сильнее, собраннее и злее, чем когда-либо. Он говорил с чувством и в завершение поднял свой меч и прокричал: "Да здравствует король!" Никто не откликнулся. Даже когда прибыл граф д'Артуа и солдатам было приказано приветствовать его, они молчали. Было слышно только, как дождь отбивает дробь по булыжной мостовой. Теперь принцам уже ничего не оставалось, кроме как отступить, оставив маршала проводить время в ожидании и импровизациях. Мосты не были разрушены или забаррикадированы, поскольку городские жители этого бы не допустили. Маршал Макдональд лично приказал перекрыть мосты и вырыть канавы. Новость о приближении Наполеона ободрила солдат. Во время обхода траншейных работ один из солдат крикнул маршалу: "Маршал, вы же храбрый человек, вы провели свою жизнь с нами, а не с этими emigres. Ведите нас лучше к нашему императору, он скоро будет здесь и примет вас с распростертыми объятиями!" Невозможно было наказывать за подобную фамильярность, ибо таково было общее настроение, и маршал Макдональд промолчал.
Наполеон прибыл в пригород Лиона к вечеру. Он путешествовал налегке, в открытой коляске, которая ближе к городу стала двигаться медленнее сквозь толпы деревенских жителей, собравшихся вдоль главной дороги, чтобы его поприветствовать. Отовсюду слышались возгласы "Да здравствует император!" и "Долой дворян! Долой священников!" В каждой деревне ему приходилось останавливаться, дабы выслушать речь мэра с комплиментами и упрощенной версией последних событий. Впереди него ехала охрана, навстречу которой Макдональд выслал отряд драгун из Лиона. Противники встретились в пригороде Гийотира, но, вместо того чтобы открыть огонь, драгуны приветствовали прибывшее войско возгласами: "Да здравствует император!" Смешавшись, солдаты обеих сторон торжественно шли по пригороду, поздравляя друг друга, и их воодушевление передавалось горожанам, которые вместе с ними радовались все сильнее и вели их к мосту, который в это время как раз блокировали под присмотром маршала Макдональда.
Маршал заметил их приближение и приказал двум батальонам следовать за ним к мосту, но неистовая радость приближавшихся войск с непреодолимой силой захватила его спутников, и его солдаты, даже не взглянув на своих мчавшихся вперед с саблями наголо офицеров, принялись разбирать баррикады и расчищать путь для своего героя - Наполеона. Больше всего им хотелось, чтобы маршал объединил с ними усилия, они даже попытались схватить его и отвести к Наполеону силой. Ему пришлось развернуться и вместе с адъютантами скакать галопом через Лион, едва уходя от преследования.
В то время, как Макдональд возвращался в Париж, Наполеон вступил в Лион. Он пришел как хозяин, возвращающий себе законную собственность. Поселившись во дворце архиепископа, он принял у себя представителей гражданской и судебной власти города, которые поспешили его поздравить. Здесь он вел себя в гораздо более императорской манере, чем в Гренобле, где он объявил себя вассалом своего сына, прокладывающим дорогу к его либеральному правлению и исправляющим ошибки правительства. Теперь ему принадлежал крупный город Лион, солдаты отдавали ему почести императора, и он принимал это как должное.
На следующий день он устроил смотр своему войску, которое увеличилось до 12 000 человек, затем вернулся во дворец, чтобы издать множество различных декретов и официальных заявлений. Они были написаны, мягко говоря, высокопарно, и каждый из них начинался со слов: "Наполеон, Божией милостью и согласно Конституции Империи, Французский Император". Был издан декрет, которым он повелевал все изменения в гражданском и военном законодательстве, произведенные за время его отсутствия, считать недействительными. Королю отказано в управлении войсками; имущество семьи Бурбонов конфискуется; дворянство и феодальные титулы упраздняются; эмигранты, прибывшие во Францию вместе с королем, изгоняются из страны, а палаты пэров и депутатов распущены. Его собственное правление основывается на конституции, формируемой с согласия народа, и он приказывает выборной коллегии империи собраться в Париже в мае с целью отметить новые порядки фестивалем Майское поле (Champ de Mai)34, который состоится на Марсовом поле (Champ de Mars). После фестиваля состоится коронация императрицы Марии Луизы и короля Рима.
Пока Наполеон таким образом планировал свое будущее, Людовику XVIII пришлось предать гласности новости за невозможностью их далее утаивать. В течение дня в палату пэров был передан доклад, в котором описывалось все, что было известно о продвижении Наполеона начиная с момента высадки.
Доклад заканчивался словами: "Таково, господа, истинное положение, в котором оказалась Франция. Бонапарт, высадившись с 1100 человек, быстро продвигается вперед. Мы точно не знаем, насколько далеко зашел его отряд, но нет сомнений, что он зашел далеко; Гренобль взят и второй по величине город в стране готов сдаться и, вероятно, уже в руках врага. Многочисленные шпионы Бонапарта подбираются к нашим полкам, некоторые из них уже в наших рядах. Есть опасения, что многие дезориентированные люди поддадутся на их провокации, и сами эти опасения ослабляют нашу защиту".
В течение дня король отправил в отставку своего военного министра, маршала Сульта, заменив его генералом Кларком, герцогом Фельтрским. Хотя Сульт и не имел никакого отношения к возвращению Наполеона, многие роялисты не доверяли ему, подозревая в измене. Они оказали такое давление на короля, что он был вынужден удалить его от дел.
К 12 марта в Париже стало известно о сдаче Лиона. Герцог Беррийский был назначен командующим Армией Парижа в 40 000 человек, а маршал Макдональд - начальником штаба. Все надежды роялистов были теперь на маршала Нея в Безансоне. Только он мог остановить продвижение Наполеона и, к счастью, был удачно расположен для фланговой атаки. На тот момент он шел по направлению к Лон-ле-Сонье, и в столице с нетерпением ожидали новостей о битве. По парижским улицам шествовали молодые роялисты, размахивая флагами и стараясь привлечь новобранцев. "К оружию! - кричали они. - Восстанем против узурпатора и тирана, который вновь принесет нам войну и деспотизм".
2.
Отношения Наполеона и Марии Луизы;
поражение маршала Нея;
падение Людовика XVIII
Новость о возвращении Наполеона стала известна в Лондоне позже, чем в Париже и Вене. Газета "Таймс", имевшая привычку освещать континентальную политику как своего рода третьесортную мелодраму, сообщила об этом в субботу 11 марта:
"Вчера рано утром мы получили экспресс-почтой из Дувра важное, хотя и прискорбное сообщение о гражданской войне, которая вновь развязана во Франции мерзким Наполеоном, чью жизнь так непредусмотрительно сохранили союзники. Теперь похоже, что лицемерный негодяй, который во времена своего трусливого отречения разыгрывал отвращение к кровопролитию, проводил время на острове Эльба в предательских секретных интригах с помощью своих подручных во Франции..."
Возобновление войны было крайне неприятно для Англии; но правительство лорда Ливерпуля сочло его неизбежным в случае, если Наполеон попытается захватить власть. 12 марта Каслри написал Веллингтону, предоставляя ему полномочия действовать по своему усмотрению. "Принц-Регент, - говорилось в письме, - целиком полагается на рвение и рассудительность Вашей Милости и, не давая дальнейших указаний, оставляет на Ваше усмотрение - быть ли Вам в Вене или встать во главе армии Фландрии".
Либеральная оппозиция готова была потребовать рассмотреть возможности сохранения мира с Наполеоном: если бы они только знали, что жребий брошен и все их усилия обречены... Что можно было сделать, если могучий Меттерних, который годами терпеливо добивался своего нынешнего влияния на королей и императоров, решился на войну? Если Талейран, предпринявший столь энергичные усилия для того, чтобы Франция снова была на равных среди других монархий в Европе, увидел угрозу для своей работы? Если Александр, оскорбленный тем, что его великодушные условия не были приняты с благодарностью, не мог не преподать Наполеону урок? Если император Франц хотел избавиться от своего зятя, который пролез в их семью во дни своего дерзкого успеха? Если король Пруссии, Харденберг и Блюхер не могли вынести новой встречи с императором, который так часто оскорблял их и унижал? Вена дрожала, когда очертания войны начали вырисовываться ввиду польского вопроса35, но никто в Вене не желал попустительствовать Наполеону. В такой атмосфере Веллингтон не мог рассчитывать на мир с восстановленной империей. Более того, Каслри пытался создать в Европе баланс сил, могущий противостоять наполеоновской системе, и нетрудно было предположить, что реставрация империи рано или поздно может привести к краху Британии, даже если последняя будет поддерживать мир. Правда заключалась в том, что никто из активных участников вен-ских переговоров не был готов к возвращению Наполеона к власти. Как сказал Меттерних, война была начата в течение часа, и английские оппозиционеры, как бы ни были разумны и человеколюбивы их намерения, не имели шансов убедить власти в своей правоте.
Кроме того, в сознание рядовых англичан за долгие годы войны вселился суеверный страх перед Бони, корсиканским чудовищем36. Невозможно было даже представить, чтобы страна так упорно боролась за низложение тирана и стольким пожертвовала только для того, чтобы в итоге терпеть его.
Новость о сдаче Гренобля достигла Вены 12 марта. За несколько дней до того в городе было относительно спокойно, первое потрясение сменилось надеждой на то, что Наполеону скоро будет оказано сопротивление. Теперь уже не было сомнений в возможности его успеха. Срочно были собраны основные члены Конгресса, и Талейран за день подготовил официальное заявление. Талейрана переполнял праведный гнев; его дипломатия не удавалась, он опасался, что может остаться без работы. Документ отражал его неудовольствие. Он был написан в интересах Людовика XVIII и должен был так напугать французов, чтобы они не осмелились отказаться от сопротивления Наполеону, чтобы у них не осталось сомнений, что возрождение империи приведет к войне.
В заявлении говорилось: нарушив соглашение о своем пребывании на острове Эльба, Наполеон потерял право на существование. Вторгшись во Францию с намерением внести смуту и беспорядок, он поставил себя вне закона и продемонстрировал всему миру, что с ним не может быть ни мира, ни перемирия. "В соответствии с этим мировые державы заявляют, что Наполеон Бонапарт вышел за рамки цивилизованных общественных отношений и, как враг и возмутитель спокойствия в мире, подвергается всеобщему осуждению". Продолжая в том же духе, декларация разъясняла, что монархам необходимо объединить усилия и использовать все средства для его уничтожения, если французский народ позволит ему вернуться к власти.
Монархи и их представители, по крайней мере, некоторые из них, пребывали в сомнении относительно подписания документа, столь оскорбительного для Наполеона и, возможно, неприятного для его жены, Марии Луизы, дочери человека, который принимает их у себя37. Меттерних предвидел такую возможность и, в то время как Талейран готовил свою декларацию, попытался через посредничество графа Нейпперга уговорить Марию Луизу написать письмо, которое успокоило бы всех на этот счет. Он же сам его и написал. Это было официальное заявление о том, что Мария Луиза не имела представления о планах своего мужа покинуть Эльбу и что она отдает себя под защиту союзников. Это давало понять, что она не разделяет нынешних целей своего супруга. Теперь монархи и представители восьми держав могли свободно подписать документ Талейрана. Если бы Мария Луиза приняла сторону Наполеона, признав намерение воссоединиться с ним и выказав убеждение в том, что он захочет поддерживать мир, государственным мужам было бы труднее объявить его врагом общества, изгоем, которого нужно казнить немедленно, как только он будет схвачен.
Надежды Наполеона на возвращение с Эльбы нельзя оценить по достоинству, не принимая во внимание его отношений с Марией Луизой. Их переписка в период его первого отречения и ссылки на Эльбу показывает, насколько предана была ему вторая жена во время его падения в 1814 году, насколько справедливо он рассчитывал на ее помощь, когда решил попытаться вернуться к власти.
Нет ничего любопытнее истории второго брака Наполеона, заключенного в 1810 году. Побежденная и беспомощная Австрия столкнулась с ультиматумом из Франции, требующим руки восемнадцатилетней Великой Герцогини Марии Луизы. Отец принес ее в жертву ради обретения мира для своей страны. Мария Луиза выросла в страхе перед Францией, где ее двоюродная бабушка Мария Антуанетта оставила голову на плахе38, и в ужасе перед Наполеоном, врагом ее страны. Для нее было тяжким испытанием покинуть дом и друзей, чтобы выйти замуж за сорокалетнего мужчину, которого она раньше никогда не видела, но была приучена думать о нем как о враге. Однако случилось неожиданное - Наполеон ей понравился. Он делал все, что было в его силах, чтобы ей было хорошо, и брак оказался удачным. С облегчением и благодарностью обнаружив, что все очень предупредительны по отношению к ней, и заинтересовавшись могущественным правителем, который был к ней столь снисходителен и которого так боялись все остальные, Мария Луиза его полюбила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35