Будто сквозь толстый слой земли слышал людские голоса.
- Смотри, на гимнастерке орден Красного Знамени.
- Видать, боевой летчик.
- По-пластунски до нас добирался.
- Перевязать его надо. Где аптечка?
- Кровь идет... Перетянем пока шпагатом.
- Что с ним будем делать?
- Как что? Отправим в санитарную роту.
- Как бы концы не отдал до санроты.
- Дотянет. Смотри, глаза начал открывать.
- Верно. Похоже, оттаял!
Солдаты замолчали. Удивленно смотрели на воскресшего к жизни летчика. Он силился что-то сказать. Наконец собрался с силами. Чуть слышно выдавил:
- Свои, братцы?
Слово "братцы" сорвалось с губ летчика совершенно непроизвольно. Он хотел сказать "товарищи", а сказал почему-то "братцы". Солдаты восприняли это как должное. Слово "братцы" - слово милосердия, и бойцы поняли это душой. Один из них склонился над раненым и тихо сказал:
- Не волнуйтесь. Вы у своих.
Через полчаса Носов более или менее пришел в себя. Рассказал пехотинцам о том, что с ним случилось в воздушном бою. Попросил их сходить к самолету, забрать бортовой паек, а машину взорвать. Все равно летать она уже не могла, а для противника представляла большой интерес.
- Сделаем, товарищ лейтенант, - заверили его пехотинцы и отправились в путь.
Носов остался в доме один. Смотрел на люто промороженные стекла окон. Любил он это делать и в детстве. И сейчас, несмотря на адские боли, улыбнулся ребячьему воспоминанию...
В зимние каникулы, когда Носовы еще жили в Перерве, он по утрам валялся в постели до тех пор, пока его оттуда не выдворяла мать. Каникулы. Только пользуясь ими, можно было позволить себе, лежа в постели, наблюдать, как с наступлением дня менялся морозный рисунок на стекле. Он то бледнел, то розовел, то приобретал какие-то фантастические контуры...
Прошло несколько минут, и Носов забыл о морозных рисунках на стеклах окон. Все больше и больше беспокоился о том, удалось ли солдатам добраться до самолета и выполнить все, что нужно. Тяжело вздохнул. Пошевелил пальцами раненой руки. И перед ним вдруг возник образ погибшего товарища. Балабанов проявил высокое самообладание. Выполнил воинский долг. И Носов вспомнил слова "Землянки", которую они пели вечером, накануне боевого вылета:
"Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега. "
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти - четыре шага".
Георгий Балабанов уже сделал "четыре шага", Александра Носова от них отделил безвестный хутор на реке Поле.
В сенях стукнула входная дверь. "Вернулись, очевидно, пехотинцы", подумал Носов, а сам все-таки взялся за пистолет. Так и есть - пехотинцы. Они доложили лейтенанту, что машину взорвали, а парашют и бортовой паек принесли с собой. Две банки сгущенного молока, галеты, колбаса, хлеб, сухари, концентраты, шоколадные плитки стали общим достоянием летчика и его спасителей. Такому набору бортпайка солдаты радовались больше, чем его владелец.
Подкрепившись, пехотинцы не мешкая доставили раненого летчика в санитарную роту. Оттуда Носова переправили в медсанбат. Здесь ему сделали операцию. Извлекли из бедра шесть осколков. Зашили порезы на лице. Привели в порядок пальцы правой руки. Промыли многочисленные легкие раны на шее, плече и голове.
Едва врачи успели "укутать" Носова в бинты, как началась бомбежка расположения медсанбата. Тяжелораненых бойцов и командиров погрузили в автомашины и отправили на Вины. Носов, узнав об этом, обрадовался. Случай, каких немало было на войне, помог ему попасть в родной 288-й штурмовой авиаполк. Каково же было удивление полкового врача, капитана медицинской службы Анатолия Зиновьевича Котенко, когда из подъехавшей к санчасти машины раздался чей-то голос:
- Принимайте вашего летчика!
Котенко, осмотрев Носова, сразу понял, что ранения у летчика серьезные. Надолго вышел из строя. В полку оставлять его нельзя. Он нуждался в длительном стационарном лечении. Вслух этих мыслей не высказал, но без колебаний обо всем доложил майору Дельнову.
Носова навестили друзья и товарищи. Он рассказал им о героической гибели Георгия Балабанова и о перипетиях своей одиссеи.
- Не горюй, Саша, - шутили летчики. - Были бы кости целыми, а мясо нарастет.
Носов смотрел на товарищей. У него было такое чувство, словно он видел их впервые. Мужественные и отважные, близкие сердцу. Одни из них скупо говорили ему: "Поправляйся". Другие молча кивали головой и одобряли улыбкой. Третьи пытались сунуть под подушку плитку шоколада. Четвертые молча смотрели на него и радовались, что видят Сашу Носова живым.
Под вечер лейтенанта Носова, отдохнувшего и воспрянувшего духом, однополчане тепло проводили на стационарное лечение в армейский госпиталь. Самолет У-2 сделал над аэродромом прощальный круг и взял курс на Валдай.
...В начале мая 1942 года Александр Носов возвращался из Москвы на Северо-Западный фронт. До Крестцов добирался на попутке. Сидел в кабине, глядел по сторонам дороги, вслушиваясь в ровное гудение мотора, вспоминал минувшее. Последний его боевой вылет на задание был шестьдесят девятым. С тех пор он ни разу не поднимался в воздух. Всю вторую половину февраля, март и апрель лежал в госпитале. Ранения оказались настолько серьезными, что врачи начали сомневаться в дальнейшей его пригодности к летной работе. После госпиталя пришлось побывать в подмосковном санатории. Это было уже в мае месяце. На одной из прогулок у реки Судак встретил северозападника летчика-истребителя 580-го авиаполка Алексея Петровича Маресьева. В марте 1942 года в воздушном бою в районе Демянского плацдарма его самолет был подбит. Тяжело раненный, он посадил поврежденный истребитель в тылу и 18 суток пробирался к фронту. После ампутации обеих голеней встал на протезы. Приехал в санаторий, чтобы здесь окончательно их освоить и вернуться в строй.
Носов, узнав обо всем этом из рассказа Маресьева, искренне восхищался мужеством друга. Сам он добирался до своих несколько часов, а Маресьев - 18 суток! Изведал лиха. Прошел, что называется, сквозь огонь и воду. И остался жив всем смертям назло. Встреча с таким человеком для Носова оказалась дорогим подарком судьбы. Летчик-истребитель и летчик-штурмовик пришлись друг другу по душе и навсегда подружились. Ориентиром в этой большой дружбе стало неукротимое желание - летать! А то ведь Носов было загрустил под натиском неумолимых врачей. Ему настойчиво предлагали из штурмовой перейти в транспортную авиацию. И он начал было уже соглашаться. При мысли, что это могло произойти, его бросало в жар. Высовывался из кабины и подставлял лицо свежему ветру.
Едва Носов вернулся из санатория в авиаполк, как его вызвали в штаб воздушной армии, направили самолетом в Москву получать в Кремле орден Ленина. Он получил его из рук М. И. Калинина.
Пока Носов был в столице, его авиаполк оказался в городе Дмитрове на переформировании. Пополнившись людьми и новой техникой, он снова перелетел на фронтовой аэродром в Макарове. Здесь старшему лейтенанту Носову командир полка поручил переучивание молодых летчиков. Многие из новичков до прихода в штурмовой авиаполк летали на У-2, Р-5, И-16, СБ, а надо было в кратчайшие сроки овладеть самолетом Ил-2. И не просто научиться пилотировать машину, но и мастерски применять ее в бою.
Летчики, которых переучивал Носов, быстро освоили штурмовик и пополнили личный состав эскадрилий полка. Они стали летать на боевые задания, а Носов полетел в Москву за получением своего Ил-2, который находился в ремонте на одном из подмосковных авиационных заводов. Здесь его и застала весть о присвоении ему звания Героя Советского Союза. В то памятное утро 22 июля 1942 года он находился дома, в Люблино у родителей. Мать хлопотала на кухне, отец сидел у стола, читал газету "Правда". Вдруг оторвался от газетной страницы, недоуменно посмотрел на жену и сына:
- Саша, в газете написано, что лейтенанту Александру Андреевичу Носову присвоено звание Героя Советского Союза. О тебе речь идет или о каком-то другом Носове?
- Прочитай, папа, кто кроме Носова еще упоминается в указе, - попросил Александр.
- Марютин и Романенко, - ответил Андрей Михайлович,
- Это летчики нашего полка.
Андрей Михайлович крепко обнял сына и, обратившись к Пелагее Яковлевне, с гордостью сказал:
- Знай наших! На всю страну прославил Александр фамилию Носовых.
Отец впервые назвал сына Александром, а не Сашей, не Сашком.
Золотая Звезда! За номером 600! Саше почему-то очень по душе пришелся этот порядковый номер. Он обозначал не 601-го, не 602-го, а именно 600-го Героя Советского Союза и первого Героя - летчика штурмовой авиации Северо-Западного фронта.
В родном полку героя ждали, у самолета встретили его майор Васильев, ставший командиром 288-го штурмового авиаполка, батальонный комиссар Калугин и командир 1-й эскадрильи капитан Марютин, которому звание Героя Советского Союза было присвоено тем же указом, что и Носову, - 21 июля 1942 года.
- Как Москва? - спросил Марютин.
- Москва выстояла! - ответил Носов.
Под вечер в авиаполк прилетел подполковник Дельнов. За время, пока Носов лежал в госпитале, он стал командиром 243-й штурмовой авиационной дивизии, куда входил и полк, которым он командовал прежде.
Новатор по духу, по натуре, Дельнов в первые же месяцы войны разработал и внедрил эффективный противоистребительный маневр - хорошо известную всем в штурмовой авиации "змейку". Ему принадлежала инициатива в оборудовании "илов" второй кабиной для воздушного стрелка.
Носов, узнав об этом новшестве из уст Дельнова, горячо его поддержал. Сама практика воздушных боев толкала творческую мысль летчиков-штурмовиков на создание оборонительного вооружения для отражения атак вражеских истребителей в задней полусфере.
Дельнов показал Носову один из самолетов с оборудованной второй кабиной. В ней на специальном шкворне вращался пулемет конструкции Шпитального, калибра 7,62 мм. В штатном расписании авиаторов еще не было воздушных стрелков, и Носов спросил:
- Кто же будет летать во второй кабине?
- Любой из наших оружейников, - ответил Дельнов. - Лучшие из них станут воздушными стрелками.
В некоторых авиаполках по совету Дельнова для второй кабины стали приспосабливать турельную установку со скоростного бомбардировщика СБ. Турель позволяла устанавливать на ней крупнокалиберный пулемет 12,7 мм. Это намного повышало боевые возможности воздушного стрелка, его уверенность в единоборстве с фашистскими истребителями.
К концу 1942 года Ил-2 стал выпускаться двухместным. Появление воздушного стрелка во второй кабине резко снизило потери штурмовиков. Ил-2 стал в полном смысле летающим танком и в то же время простым в эксплуатации и управлении. В результате модернизации машины она стала иметь скорость истребителя и еще большую огневую мощь. Летчики стали уверенно вступать в бой с истребителями противника. Если раньше "мессершмитт" подходил к штурмовику на 50 - 100 метров, то теперь он был вынужден увеличить дистанцию открытия огня до 600 - 800 метров. Вероятность поражения самолета уменьшилась в 8 - 10 раз. Самолетов, подобных Ил-2, не было ни в одной из армий воюющих стран.
Высокие летно-тактические и огневые качества Ил-2 помогли большому числу наших летчиков проявить свое боевое мастерство, отвагу и мужество. Каждый третий летчик, удостоенный звания Героя Советского Союза в годы войны, - штурмовик! Из 65. летчиков, дважды получивших за период войны звание Героя Советского Союза, более трети штурмовиков.
"Рамушевский коридор"
В августе 1942 года войска Северо-Западного фронта развернули бои по ликвидации "Рамушевского коридора". Он все чаще и чаще стал упоминаться в сводках Совинформбюро.
Как образовался "Рамушевский коридор"? Противник был окружен под Демянском. В кольце оказалась большая часть сил 16-й фашистской армии - до семи дивизий, насчитывающих 70 тысяч солдат и офицеров. Это было первое в истории Великой Отечественной войны окружение крупных сил противника.
Гитлеровское командование предприняло все меры для деблокирования окруженных войск. Противопоставить врагу хотя бы равные силы Северо-Западный фронт не смог. Фашисты господствовали в воздухе. Войска же фронта имели всего 142 боевых самолета, из них 32 истребителя. Недоставало артиллерии, танков, боеприпасов, продовольствия и фуража. С наступлением весны фронт захлестнуло бездорожье. Крупные силы гитлеровцев при мощной поддержке авиации перешли в наступление в направлении Рамушево. Им удалось пробить брешь в обороне и оказать помощь окруженной группировке. Образовался так называемый "Рамушевский коридор". Был он шириною от 5 до 8 километров. Гитлеровцы стремились удержать его всеми силами. Несли огромные потери и называли "Рамушевский коридор" - "коридором смерти".
Огромную помощь сухопутным войскам в ликвидации "Рамушевского коридора" оказала 243-я штурмовая авиадивизия подполковника И. В. Дельнова. Особо отличился в дивизии 288-й авиаполк майора С. М. Васильева. Летчики этой прославленной части, как правило, летали на выполнение боевых заданий в любую погоду. Уничтожали противника огнем из пушек и пулеметов, бомбили, обстреливали реактивными снарядами, поливали зажигательной смесью КС. Атаки штурмовиков были внезапными и причиняли гитлеровцам большие потери. С целью длительного воздействия на объекты врага штурмовики меняли тактику и наносили удары с высот 900 - 1200 метров. Становились в круг, прикрывая друг друга от истребителей противника.
Александр Носов и Петр Марютин были командирами эскадрилий. Носов командовал второй, Марютин - первой. Крепко дружили. Они знали друг друга еще со времени службы в 217-м бомбардировочном полку. Вместе переучивались в Воронеже на Ил-2. Вместе прибыли на Северо-Западный фронт.
Вспоминая о своей фронтовой молодости, Герой Советского Союза гвардии полковник в отставке П. М. Марютин сказал:
- Среди боевых друзей в полку я прежде всего вспоминаю Александра Носова. Мы часто летали вместе, и, он всегда был надежным в бою...
Надежный в бою... Высокая оценка в устах фронтового друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15