Шестнадцатое ноября... Под Алсу* (три километра от переднего края немцев) поймали корректировщика минометных батарей с портативной рацией. Сегодня же обнаружили, что в табачный сарай противник подвез шесть машин боеприпасов. Через несколько минут радист Иванов сообщил об этом по радио нашим артиллеристам в Севастополь. Потребовалось восемнадцать выстрелов. Все немецкие снаряды взорвались.
_______________
* Ныне д. Морозовка.
Восемнадцатое ноября... Засекли крупный штаб. Дали своим сигнал. Буквально через несколько минут два наших бомбардировщика с пикирования накрыли штаб. Пленных переправили через линию фронта".
Мы читали эти записи и радовались, что наши партизаны так активно помогают Севастополю.
- Цэ шэ нэ всэ, - заторопился дед Кравец. - Ось послухайте.
И он нам рассказал, что двадцать пятого ноября, когда два Севастопольских партизанских отряда и наш Ак-Мечетский сосредоточились в районе Чайного домика, на них напали два вражеских батальона. Они думали взять партизан в плен. Был сильный бой. Один Якунин, секретарь Корабельного райкома партии, на поляне из ручного пулемета до пятидесяти фашистов уложил.
Озлобленное гитлеровское командование подтянуло для расправы с партизанами до двух полков пехоты. Начальник пятого района Красников и командир Ак-Мечетского отряда Калашников, понимая всю серьезность предстоящих боев, направились с партизанами ближе... к немецким гарнизонам, чтобы переждать опасность под самым носом у гитлеровцев - им такое решение вопроса, разумеется, не могло придти в голову. Для видимости у Чайного домика остался Якунин с семнадцатью хорошо вооруженными партизанами.
Утром двадцать восьмого ноября, окружив весь участок леса в районе Чайного домика, гитлеровцы начали наступление. Якунинцы встретили карателей пулеметным огнем. До полудня шел бой, потом разведчики доложили: "На Арымтюре горит". Это враги подожгли дом деда Матвея.
...В нашем районе неспокойно. Со всех концов летяг в штаб тревожные вести. Бортников ходит по лагерю темнее тучи. Его настроение передается и мне. Хочется что-то делать, кого-то тормошить, как-то найти себя в этой сложной обстановке.
Пришли связные из Бахчисарайского отряда, и снова в штаб пришла тревога. Они сообщили, что отряд принял тяжелый бой с карателями, обстановка усложнилась.
- Может, мне пойти к бахчисарайцам? - осторожно предложил я Бортникову.
- Да, да, иди, - поспешно согласился он.
...Быстрая речка Кача, пробиваясь между двумя грядами высот, и огибая с северо-востока гору Басман, стремительно падает вниз и, прорезая заросли орешника, чистой серебряной лентой расстилается в расширяющейся Качинской долине, уже спокойно неся усталые воды.
Первое село, которое Кача делит на две половины, - Коуш*.
_______________
* Ныне с. Шелковичное.
О коушанских полицаях шла недобрая слава.
Невдалеке от Коуша был лагерь Ак-Шеихского партизанского отряда, которым командовал Харченко. Коушанские полицаи выследили продовольственные базы партизан и указали их врагу. Через день эти же предатели повели карателей на Бахчисарайский отряд. Но бахчисарайские партизаны встретили их в штыки и навязали врагу трудный бой.
Бахчисарайский отряд как-то сразу выделился. Отряд состоял из жителей Бахчисарайского района. Партизаны хорошо знали друг друга, отряд был дружный, крепко спаян. Сказалось здесь, конечно, влияние командира отряда Константина Сизова, человека храброго, энергичного, а также комиссара Василия Черного, который родился, вырос, учился в Бахчисарае и, будучи секретарем райкома партии, знал каждого бойца.
Были в отряде и толковые командиры взводов. Среди них выделялся Михаил Андреевич Македонский. До войны он работал в Бахчисарае главным бухгалтером на строительстве узкоколейной железной дороги, но своей плотной, осанистой фигурой и могучими плечами никак не походил на конторского служащего. Еще в дни организации партизанского движения один из бахчисарайцев говорил о Македонском:
- Вот увидите, он фамилию Македонский оправдает! Покажет себя в бою.
В серое холодное утро разведчики доложили Сизову о приближающихся врагах.
- Много их? - спросил командир.
- Три колонны, идут с проводниками.
- Комиссар! - крикнул Сизов. - Отводи тыл, а я ударю по гитлеровцам.
- Может, без боя отойдем? - осторожно предложил Черный.
- Смеешься, комиссар, - присвистнул Сизов и повел партизан в атаку.
Начался бой. Три дня был в отряде боевой угар, но с каждым часом все больше и больше карателей появлялось в лесу. Они оттеснили партизан от продовольственных баз и стали их грабить. Сизов хотел отбить базы, но вражеские пулеметчики дали такой огонь, что пробиться сквозь свинцовую завесу не было никакой возможности.
После тяжелого боя Сизов собрал вокруг себя бывалых партизан: здесь были Черный, Македонский, отрядный разведчик Василий Васильевич, начальник разведки Михаил Самойленко, командир взвода Бережной и другие. Сизов, наконец, откровенно признался:
- Напрасно я не послушал комиссара. Людям требуется отдых.
- Предлагаю ударить на лесную сторожку Славич и вывести отряд из боя, - сказал Македонский.
- На Славич, говоришь, - ответил Сизов. - А ты хитер, брат. И верно, гитлеровцы этого не ждут. Я с твоим взводом пойду.
Когда в воздухе взвились зеленые ракеты, отвлекающая группа партизан открыла огонь и начала наступать в сторону, противоположную Славич. Так предложил Македонский.
Ответив сильным огнем, немцы перешли в контратаку. В это время Сизов со взводом Македонского пробирался через кусты на Славич. За взводом шел комиссар Черный, вел раненых и больных. Он зорко следил за обстановкой, чтобы не упустить удобного момента и вывести их в тыл, как только Македонский будет иметь успех. Комиссар верил, что спокойный, уравновешенный Македонский не подведет и поможет горячему Сизову выйти из тяжелого положения.
Скоро у Славич послышалось "ура!", частая трескотня автоматов, винтовочные выстрелы, крики, брань - все смешалось. Гитлеровцы, напуганные неожиданным броском партизан, поспешно выпустили ракету в сторону горы Мулга, оттуда ударили фашистские пулеметы.
Отряд поспешно выходил из окружения.
Командир Сизов, удачно отбросив карателей от сторожки Славич, засел в зарослях, поджидая комиссара Черного с ранеными. На узенькой лесной тропе он увидел бегущих гитлеровских солдат. Навстречу им на тропу неожиданно вылетела группа конных партизан. Впереди галопом неслась раскрасневшаяся разведчица Дуся.
Несколько фашистов, стреляя, бросились в кизильник, Сизов дал по ним очередь из автомата. Один из немцев ответил выстрелом, и его пуля попала в сердце командира отряда.
Черный рассказал подробности гибели Константина Сизова.
- Веду раненых и слышу страшный крик Дуси. Не пойму, что же случилось. Вижу, бегут партизаны, кричат: "Командира убили!" Неужели Костя убит?.. Побежал в кизильник... Сизов лежал на руках Македонского... Открыл глаза, сказал:
- С умом воюйте, товарищи. А ты, Миша, командуй, - и умер.
К вечеру отряд далеко ушел от места боя. Гибель командира тяжело переживалась в отряде. Дуся, высокая, полногрудая, краснощекая партизанка, навзрыд плакала. Трудно перечесть все проклятия, которые она сыпала на головы предателей и фашистов.
На поляне вырыли могилу. Кроме охраны, все бойцы собрались у тела командира. Молча хоронили. На могиле появились венки из дубовых ветвей.
Уже стемнело, далекие зарницы стояли над Севастополем, над горами лениво мерцали звезды, ветер гулял над лесом, шумел. Комиссар Черный подошел к Македонскому, молча положил руку на его плечо.
- Принимаю отряд, - сказал Македонский и негромко скомандовал: товарищи, приготовиться к движению.
Так Македонский начал командовать отрядом. Первым делом он хорошо организовал разведку, установил строгий порядок в отряде, требовал дисциплину. Все у него получалось не навязчиво, просто, на подчиненных он не кричал, с чутким вниманием относился к запросам людей, но настойчиво вел свою командирскую линию.
Пришла первая разведка. Македонский подробно выслушал доклад старшего.
Вот стоит перед ним Василий Васильевич, захлебываясь, докладывает о виденном. Речь у него несвязная, он сильно приукрашивает события.
- Не ври, говори толком: где был, что видел? - требует командир. И разведчик уже более обдуманно начинает докладывать о своем походе.
Данные Василия Васильевича интересны. Оказывается, в деревню Шуры*, Бахчисарайского района, наехало много гитлеровцев. Они заняли школьное помещение, скотный колхозный двор и табачные сараи. Учительница школы сообщила точные данные Василию.
_______________
* Теперь с. Кудрино.
Македонский отослал разведчика, задумался... Он более часа просидел над картой, что-то писал в блокноте.
- А что если мы ударим по гитлеровцам? - спросил он меня.
- А не рискованно? - сказал комиссар.
- В данном случае нет, - Македонский изложил план операции.
Он учел все обстоятельства: и то, что немцы за два дня не успели еще освоиться с местностью, а многие партизаны знают каждый кустик вокруг деревни Шуры; и то, что река Кача, протекающая параллельно с немецкими стоянками, после дождей и снегопадов в горах оглушительно шумит; и то, что враг не ждет никакого нападения.
Я слушал Македонского и чувствовал к нему большое уважение. Именно о таком командире я мечтал, все, что он говорит, хотя и смутно, но зрело и в моей душе.
- Операция получится! - горячо поддержал я командира отряда и стал помогать в разработке деталей предстоящей операции.
Черный еще подумал и тоже согласился.
Стремительно вел Македонский отряд. Без шума, с хорошей разведкой, партизаны благополучно добрались до условного места и после короткой передышки бросились на ничего не подозревавших гитлеровцев. Полчаса шел ночной бой. Фашисты ошалело метались по улицам, так и не сумев ответить партизанам дружным огнем. Потом над лесом взвилась ракета - сигнал отхода. Потеряв двух человек убитыми и унося двух раненых, никем не преследуемый отряд утром был на своих базах.
Результат боя - двенадцать уничтоженных машин, двадцать восемь убитых фашистов.
- Ну, и бьет Михаил Андреевич фашистов! - хвастался разведчик отряда Василий Васильевич, который в мирное время работал в одном хозяйстве с Македонским.
Я уходил из отряда и уносил первые радости удачного партизанского боя.
- А продукты у коушанцев надо отобрать, - провожая меня, сказал Македонский.
- Правильно, надо отобрать, - согласился я.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
После удачной операции бахчисарайцев мы разработали план нападения на Коуш. Предполагалось выйти с тремя отрядами, ударить по немецкому гарнизону, отобрать партизанские продукты и захватить удравшего от Бортникова проводника, бывшего председателя коушанского колхоза.
Вечером, взяв с собой группу партизан, я пошел в Ак-Шеихский отряд, которым командовал Федосий Степанович Харченко.
Ак-шеихцы, на первый взгляд казалось, - отряд тяжелодумов. Все здесь делается медленно, но верно. Народ не суетится, не бегает между землянками, а ходит вразвалку, неторопливо, степенно. В каждой землянке живут дружно, по-семейному. На всем сказывается характер самого командира, старого партизана со скадовщины, воевавшего еще под Херсоном.
Харченко - украинец. Седая борода, черные с хитроватым огоньком глаза. Был, по-видимому, красивым чернявым парубком: следы былой красоты видны и сейчас, несмотря на его пятьдесят пять лет. Одет в теплый черный полушубок и в серую каракулевую папаху с заломленной верхушкой. Поверх сапог - постолы из сыромятной кожи. Улыбается он редко, на слова скуп, вид у него довольно строгий.
Принял меня Харченко суховато.
Я познакомился с делами отряда, рассказал командиру о предварительном решении штаба района о налете на Коуш.
- Как по-вашему, Федосий Степанович, выйдет из этого что-нибудь? спросил я у старика.
- А багато народу будэ?
- Человек пятьсот. Пойдем лесом.
- Чего же, может и выйти.
Я попросил командира послать разведчиков в Коуш.
- Ладно, сейчас.
Харченко вызывает четырех партизан.
- Слушай, Картовец, ты скилькы разив був в Коуши?
- Та разив пять, - отвечает среднего роста, с рыжей бородкой партизан.
- Иди туды, узнай, скильки там нимцив, та швыдче.
- Колы доложить?
Федосий Степанович смотрит на часы, долго что-то соображает, потом смотрит в мою сторону, как бы желая увериться в моем согласии, и, наконец, говорит:
- Да так годын через пять, мабуть, хватэ?
Осмотрев каждого, он отпускает их. Я хотел подробнее изложить разведчикам задание.
- На шо? Хиба воны диты? - укоризненно сказал Харченко. - Ци балачкы тилькы головы забывають.
Федосий Степанович замолчал. Я вынул лист бумаги и карту, чтобы набросать план предстоящей операции. Хотелось есть, но хозяин не приглашал, да как будто и сам не собирался.
- Федосий Степанович, не найдется ли у вас чего перекусить? набрался я смелости.
- А вы исты хочете? Слухай, Дунька, принеси гостю перекусить.
Пожилая женщина положила передо мной две очень тонкие лепешки и луковицу.
Через несколько часов пришли Македонский, Черный и с ними десять бахчисарайцев.
В отличие от медлительных ак-шеихцев бахчисарайцы - народ в большинстве быстрый, говорит громко.
Все это не понравилось Федосию Степановичу, а когда в землянку ввалилась шумная группа военных из Красноармейского отряда, Харченко совсем замолчал. А разговоры у нас не смолкали долго: было о чем поговорить.
Лишь поздней ночью легли мы спать. Воздух в тесной землянке был тяжелый, спертый, и кто-то неистово, на все лады храпел. Ночную тишину прорезали автоматные очереди гитлеровцев, перекликающихся в прилесных селах. Слышны были отдельные артиллерийские выстрелы под Севастополем. Сквозь неплотно прилегающую дверь заглядывало в землянку звездное морозное небо. Снег поскрипывал под ногами часового, - вероятно, мороз крепчал. Весь лагерь крепко спал перед предстоящей операцией.
К рассвету в лагере уже царило оживление:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37