они живут прежними привычками, когда эти кадры в несколько недель переваривали приходящие к ним укомплектования и своими боевыми и моральными качествами руководили и вели за собой остальной молодой состав части.
Теперь все это отошло в область прошлого и с этим надо считаться, особенно же если вы желаете предъявить к войскам (ныне уже специфически милиционного характера, да еще с прибавкой насильственных мобилизаций) требование длительного и напряженного наступления. Ведь, последнее требует опытного командования, знающих и втянутых в войну кадров, обученного состава, прочности морального состояния, удовлетворительного, хотя бы, снабжения и сносной подготовки войскового и армейского тыла.
Ничего этого у нас нет, а мы пыжимся начинать решительное наступление, базируемся на числе "штыков", а их то у нас, в настоящем боевом значении слова, - и нет.
Ставка гонит сюда все, что только можно собрать в тылу по части пополнений; несколько таких эшелонов стояло здесь на станции и я их обошел; народе все здоровый и по внешнему облику довольно симпатичный; одеты в новое обмундирование, но не имеют снабжения, необходимого для похода (его нет и в частях); срок обучения в тыловых частях колеблется между 2 и 11 днями, причем занятия сводились, главным образом, к словесности, отданию чести, гимнастике и маршировке; многие не видели еще винтовки, а стреляли только одиночные люди из застрявших почему-либо в частях на более долгие сроки.
Судя по внешнему виду, из этих укомплектовали можно сделать хороших солдат, но для этого надо несколько недель усердной работы опытных и добросовестных руководителей; пример этому можно видеть в Омске по результатам работы нашего владивостокца Волкова и его офицеров.
Адмирал опять полон наступательными тенденциями и приказывает всячески торопить снабжение; доложил, что все, что было, отдано на фронт или захвачено Ивановым-Риновым, но что того, что выслано и сдано войсковым приемщикам, достаточно для снабжения наших армий; надо только расшевелить армейские снабжения, так как из доклада коменданта станции я знаю что вещевые эшелоны стоят по неделям без разгрузки.
Из беседы с командирами частей убедился, что, несмотря на многочисленные штабы и бесчисленные осведомления, войска сидят в полной темноте по части всего, что делается в тылу, в стране, в Правительстве и т. п. (Только от меня узнали, например о новых окладах пенсий). Настроение к союзникам довольно недружелюбное так как изверились в их реальную помощь, болезненно желательную, потому что все истомились, истрепались, сознают всю трудность положения и жаждут облегчения и помощи.
Петропавловск и станции к востоку от него загромождены хвостами Челябинской эвакуации; преобладают штабные и тыловые команды и учреждения; особенно много разных специальных команд, обильно расплодившихся у нас на немецком фронте, и очень усердно восстанавливаемых нашими штабами по мере их распухания.
Ставка не сумела ввести это во время в организационные рамки и сдержать появление этих команд явочным порядком; в результате то, что полагалось только в армейских организациях, появилось в дивизиях и даже ниже; для войск это было очень удобно, так как прибавило им независимость техническую и снабжательную; это и объясняло, почему у нас были в Сибирской армии штабы дивизий, в которых числилось 120-125 офицеров и чиновников (т. е. десятерной штат против нормального).
В обгоняемых эшелонах мало воинского, но много обывательского, из вагонов выглядывают коровы; под вагонами особые приспособления для домашней птицы; всюду обилие женского пола и детей.
Вот, куда надо прислать весьма энергичную комиссию, которая немедленно бы отправила в глубокий тыл все небоевое и ликвидировала все экзотические тыловые команды, обратив их на укомплектование специальных фронтовых команд.
26 Августа.
Вернулись в Омск; настроение скверное, ибо узнал и увидел, что предполагаемое и известное из рассказов и донесений оказалось реальным и угрожающим; исчезла последняя иллюзия, что я до сих пор ошибался в своих мрачных мыслях и что общее положение еще не так плохо, как мне казалось из моего Омского далека.
Вечером в Совете Министров состоялся очередной доклад генерала Андогского р положении фронта; опять самые розовые краски, утверждение в полном "оздоровлении" армий (наши академики всегда любят муслить и всюду налеплять какое-нибудь модное выражение) и обещания скорого наступления.
После доклада Пепеляев спросил мое впечатление от поездки на фронт; ответил, что диаметрально противоположное взглядам генерала Андогского.
Был вызван к Адмиралу, где застал Дитерихса и только что прибывшего из Франции генерала Головина. Адмирал предложил мне вступить в исполнение обязанностей наштаверxa и Военного Министра до тех пор, пока Головин не ознакомится с положением дел и сможет принять эти должности.
Предложение было очень неожиданное; ответил, что по моему убеждению нет такого человека, который мог бы одновременно нести такие разнородные по сущности и колоссальные по объему работы и ее значению должности; поэтому, прежде всего, надо их разъединить и восстановить нормальную и здоровую систему высшего военного управления.
Головин меня поддержал, напомнив Адмиралу, что таков же был и его доклад по этому вопросу. Затем, я доложил Адмиралу, что мои взгляды на положение фронта и ведение операций настолько расходятся с существующими, твердо установившимися и проводимыми в жизнь всеми старшими начальниками (понимая его, Сахарова, Иванова-Ринова и, по-видимому, Дитерихса), что я не считаю себя в праве принять исполнение обязанностей наштаверха, бессильного все это изменить. Если же моя работа нужна, то прошу оставить меня при Управлении Военным Министерством при условии непосредственного подчинения Адмиралу, как Верховному Правителю, и предоставления мне самостоятельности в проведении программы, которую я ему представлю.
Порывистый Адмирал выразил глубокое сожаление по поводу недавней реформы Ставки и Министерства и приказал все вернуть в прежнее положение. Доложил ему, что при данной обстановке новая и спешная ломка внесет новый развал в наше Управление и что при его одобрении я и генерал Головин сделаем это постепенно, по мере надобности.
В конце концов, Адмирал решил, что, до вступления Головина в должность Наштаверха, эти обязанности останутся на Дитерихсе, а я буду назначен Военным Министром с правом постепенного восстановления всего нарушенного Лебедевской реформой.
Был у Андогского, который является теперь оперативным руководителем Ставки и сообщил ему свои печальные впечатления, вывезенные из поездки на фронт; высказал ему, что, как старый офицер генерального штаба и достаточно опытный организационный и боевой начальник, считаю обязанным заявить ему, как руководителю военных операций, что армия к наступательным операциям не готова; нуждается в коренной реорганизации, и годных для боя пополнениях; сейчас, единственный исход - это укрепление линии Ишима (если уже не поздно) и даже Иртыша, отвод туда всего кроме арьергардов и конницы и выигрыш драгоценного для нас времени всеми способами.
Надо смотреть на идею наступления глазами опытных военных специалистов, а не тех юнцов, для которых все кажется таким простым и возможным; мы не можем не понимать, что при настоящем положении армии, тыла и снабжений никакое наступление- в его разумном, оперативном смысле - невозможно; это должно быть понятно уже всякому молодому офицеру генерального штаба, познавшему что такое подготовка, план и исполнение всякой военной операции и выполнившему свою третью академическую тему. Для нас же, имеющих за плечами много лет практики, это является непреложной истиной.
Рассказал ему свой разговор с Адмиралом, обрисовал влияние Сахарова и просил разобраться в этом деле, ибо других способов у меня уже нет; просил отбросить предубеждение против приписываемого мне пессимизма и обратить внимание на мои слова и мое беспокойство.
Андогский слушал меня внимательно, как будто забеспокоился и обещал разобраться во всем ему сообщенном.
Временами я совершенно изнемогаю в этой борьбе; иду на эти разговоры и убеждения, как какой-то проситель или в чем-нибудь виноватый, ибо чувствую, что многие смотрят на меня как на маниака или брюзгу, наслаждающегося в разведении мрачных красок. Никто не понимает, до чего мне хочется ошибаться в моих выводах или же иметь право быть полным радостных надежд и уверенности. Не мой пессимизм, а весь ужас того, что кругом делается, приводит к тому, что "нет песен у меня веселых".
Я не претендую на непогрешимость и прошу только не отмахиваться от моих слов, а внимательно в них разобраться. То, что я говорю о подготовке наступательной операции, о качестве пополнений, об отсутствии уменья управлять боем и маневрировать, о бедности снабжений, о неготовности обоза и тыла и вообще об отсутствии материальных и моральных качеств и запасов, необходимых для серьезной, длительной и последней (ибо при неуспехе - смерть) нашей операции, - все это подлежит подсчету, учету, рассмотрению и оценке.
Я только и хочу, чтобы те, в руках которых находятся судьбы России и нас грешных, - заглянули за ту черту, на которую я указываю.
Неприятно смотреть на висящую в моем кабинете огромную карту, на которой заведывающий сводками офицер наносит красными точками пункты и районы восстаний в нашем тылу; эта сыпь делается все гуще и гуще, а вместе с тем все слабее становится надежда справиться с этой болезнью.
Говорил на эту тему с Пепеляевым; он очень озабочен затруднениями по части организации отрядов особого назначения и не скрывает, что нравственный уровень их личного состава очень невысокий; все лучшее забрано фронтом и центральными управлениями.
Пепеляев составил себе очень хороший, но очень запоздалый план объезда наиболее важных областей Сибири для того, чтобы на месте, путем непосредственного общения с населением, выяснить причины недовольства и восстаний и меры, необходимые для успокоения края; по его сведениям главными заправилами всех восстаний являются новоселы, преимущественно Столыпинские аграрники, плохо устроившиеся в Сибири и мечтающие о том, как бы пограбить богатое старожильческое население Сибири, достаток которого разжигает их большевистские аппетиты.
Вкладывать персты в раны дело хорошее, но надо было заняться этим еще зимой. Теперь заниматься диагнозом столь очевидной болезни уже поздно.
Наконец-то Совет Министров рассмотрел возмутительное дело Омского Военно-Промышленного Комитета, которое, наравне с делом Зефирова, бросило много грязи на репутацию Омского Правительства.
Про Зефирова говорят, что виноват не он, а его докладчики и его неопытность; но тогда надо это выяснить и покарать виновных; пока же этого не сделано, над властью висит приукрашенное сплетнями и провокациею густое обывательское обвинение Правительства в том, что его бывший министр приобрел огромную партию чая по четверной цене, нанеся казне убытки в несколько десятков миллионов рублей,- и что Правительство все это покрывает.
Заседание Совета Министров было очень жаркое, было произнесено не мало речей против назначения Сенатской ревизии всей деятельности военно-промышленного комитета, как того требовало заключение докладчика А. М. Окорокова, весьма рельефно обрисовавшего все злоупотребления и служебный преступления, допущенные в этом.
Защищать всю эту мерзость по существу было невозможно; поэтому базировались преимущественно на том, что Комитет привлек первую следственную комиссию профессора Лебедева к ответственности за клевету и надо подождать разбора этого дела в суде; кое где проскальзывали скверные нотки на тему о желательности поменьше раздувать это дело, так как сие может отразиться на репутации правительственных кругов.
Поставленный на голосование вопрос о назначении Сенаторской ревизии принят подавляющим большинством; после этого защитники комитета пытались внести поправку, что ревизия назначается по просьбе самого комитета, но эта поправка Советом отвергнута.
Идя домой удивлялся столь страусовой политике, каковой придерживалась до сих пор та кучка людей, которая помыкала и Правительством, и Верховной властью; неужели же судьба монархии и все последующее ничему не научила (даже по части сохранения собственного положения и благополучия)!
27 Августа.
Состоялось мое назначение на должность Военного Министра с подчинением прямо Верховному Правителю; просил Адмирала смотреть на меня, как на временного заместителя, так как здоровье мое совсем плохо и я могу скоро совсем свалиться.
Фронт продолжает ползти назад; настроение в Омске, несмотря на все казачьи завывания за последние дни сильно сдало; дутый подъем начала Августа начинает сменяться растерянностью и пессимизмом; тяга на восток делается все сильнее, так как "служебные и коммерческие дела" того требуют; много охотников получать разные командировки в восточном направлении для разрешения накопивших вопросов.
Отбыли на Дальний Восток и далее к Деникину недавно приехавшие оттуда генералы Лебедев 2-й и Нагаев; первый - набирать служащих, а второй - для еще более анекдотического поручения.- провести сюда через Закаспий и Туркестан дивизию из уроженцев Сибири, которую он собирается сформировать у Деникина.
Для последней цели экстренно ассигновано около 80 миллионов рублей романовскими и керенками.
Кредит этот проведен через Совет Министров уже постфактум; впервые я не выдержал и, отбросив все приличия, высказал Совету свой взгляд на такие командировки; высказал свое негодование по адресу Ставки и авторов этого нелепого и невыполнимого проекта, ибо они, как офицеры Генерального Штаба, не могут не знать истории наших Туркестанских походов и всех исключительных условий движения и военных действий в тех краях;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52