Громыхая откидными си-
деньями, люди покидали кресла перед эстрадой, Вскоре оркестр играл уже
перед пустыми креслами.
- Что случилось? - тщетно спрашивал Женя, отчаянно орудуя руками. -
Если несчастный случай, так я могу отсюда по телефону позвонить... У ме-
ня здесь дядя-старший администратор... В чем дело?..
Но никто толком не знал, в чем дело. И так как почти никому ничего не
было видно и все интересовались, что же там такое происходит, внутри
тесного человеческого кольца, и все друг друга расспрашивали и обижа-
лись, не получая вразумительного ответа, то толпа вскоре так разгалде-
лась, что даже стала заглушать звук оркестра, хотя все музыканты стара-
лись по этому случаю играть как можно громче.
Тогда на шум прибежал Женин дядя, взгромоздился на стул и крикнул:
- Пожалуйста, разойдитесь, граждане!.. Что вы, бородатого ребенка не
видели, что ли?
Лишь только эти слова донеслись до буфета, все бросили пить чай и
прохладительные напитки и кинулись смотреть на бородатого ребенка.
- Волька! - заорал на все фойе Женя, отчаявшись пробиться внутрь за-
ветного кольца. - Я ничего не вижу!.. А ты видишь?.. Он здорово борода-
тый?..
- Ой, батюшки! - чуть не взвыл от тоски злополучный Волька. - Только
и не хватало, чтобы он...
- Несчастный мальчик! - сочувственно завздыхали окружающие его любо-
пытные. - Такое уродство!.. Неужели медицина бессильна помочь?..
Сначала Хоттабыч неправильно расценивал внимание, которое уделяли его
юному другу. Ему поначалу показалось, что люди сгрудились, чтобы выра-
зить свое уважение Вольке. Потом это его начало сердить.
- Разойдитесь, почтеннейшие! - рявкнул он, перекрывая и гул толпы и
звуки оркестра. - Разойдитесь, или я сотворю с вами нечто страшное!..
Какая-то школьница с перепугу ударилась в слезы. Но взрослых Хоттабыч
только рассмешил. Ну, в самом деле, чего страшного можно было ожидать от
этого забавного старичка в нелепых розовых туфлях? Стоит только ткнуть
его покрепче пальцем, и он рассыплется.
Нет, никто не принял всерьез угрозу Хоттабыча. А старик привык, чтобы
его слова приводили людей в трепет. Сейчас он уже был оскорблен и за
Вольку и за себя и все больше и больше наливался яростью. Неизвестно,
чем бы все кончилось, если бы в эту самую минуту не прозвенел звонок.
Распахнулись двери зрительного зала, и все пошли занимать свои места.
Женя хотел было воспользоваться этим и хоть одним глазком глянуть на не-
бывалое чудо. Но та же самая толпа, которая раньше мешала ему пробиться,
сейчас стиснула его со всех сторон и, помимо его воли, потащила с собой
зрительный зал.
Едва он успел добежать до первого ряда и усесться, как свет погас.
- Фу! - облегченно вздохнул Женя. - Чуть не опоздал. А бородатого
мальчика я еще перехвачу, когда кончится сеанс...
Тем не менее он все же взволнованно ерзал на стуле, пытаясь разгля-
деть где-то позади себя это поразительное чудо природы.
- Мальчик, брось елозить!.. Мешаешь! - рассердился его сосед справа.
- Сиди спокойно!
Но, к великому его удивлению, беспокойного мальчика уже рядом с ним
не оказалось.
- "Пересел! - с завистью подумал недавний Женин сосед. - Конечно, ма-
ло радости сидеть в первом ряду. Одна порча глаз... Мальчишке что? Пере-
сел на чужое место. В крайнем случае, прогонят, так мальчику не стыд-
но..."
Последними, когда в зрительном зале было уже темно, покинули фойе
Вольку с Хоттабычем.
По правде говоря, Волька сначала так расстроился, что решил уйти из
кино, не посмотрев картины. Но тут взмолился Хоттабыч.
- Если тебе столь неугодна борода, которой я тебя украсил в твоих же
интересах, то я тебя освобожу от нее, лишь только мы усядемся на наши
места. Это мне ничего не стоит. Пойдем же туда, куда пошли все ос-
тальные, ибо мне не терпится узнать, что такое кино. Сколь прекрасно оно
должно быть, если даже умудренные опытом мужи посещают его в столь изну-
рительный летний зной!
И действительно, только они уселись на свободные места в шестом ряду,
как Хоттабыч щелкнул пальцами левой руки.
Но вопреки его обещаниям, ничего с Волькиной бородой не произошло.
- Что же ты мешкаешь? - спросил Волька. - А еще хвастал!
- Я не хвастал, о прекраснейший из учащихся шестого класса "Б". Я, к
счастью, вовремя передумал. Если у тебя не станет бороды, тебя выгонят
из любезного твоему сердцу кино.
Как вскоре выяснилось, старик слукавил.
Но Волька этого еще не знал. Он сказал:
- Ничего, отсюда уже не выгонят.
Хоттабыч сделал вид, будто не слышал этих слов.
Волька повторил, и Хоттабыч снова прикинулся глухим.
Тогда Волька повысил голос:
- Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб!
- Слушаю, о юный мой повелитель, - покорно ответствовал старик.
- Нельзя ли потише? - сказал кто-то из соседей.
Волька продолжал шепотом, нагнувшись к самому уху печально поникшего
Хоттабыча:
- Сделай так, чтобы немедленно не стало у меня этой глупой бороды.
- Нисколько она не глупая! - прошептал в ответ старик. - Это в высшей
степени почтенная и благообразная борода.
- Сию же секунду! Слышишь, сию же секунду!
- Слушаю и повинуюсь, - снова промолвил Хоттабыч и что-то зашептал,
сосредоточенно прищелкивая пальцами.
Растительность на Волькином лице оставалась без изменения.
- Ну? - сказал Волька нетерпеливо.
- Еще один миг, о благословеннейший Волька ибн Алеша... - отозвался
старик, продолжая нервно шептать и щелкать.
Но борода и не думала исчезать с Волькиного лица.
- Посмотри, посмотри, кто там сидит в девятом ряду! - прошептал вдруг
Волька, забыв на время о своей беде. В девятом ряду сидели два человека,
ничем, по мнению Хоттабыча, не примечательные.
- Это совершенно чудесные актеры! - с жаром объяснил Волька и назвал
две фамилии, известные любому нашему читателю. Хоттабычу они, конечно,
ничего не говорили,
- Ты хочешь сказать, что оки лицедеи? - снисходительно улыбнулся ста-
рик. - Они пляшут на канате?
- Они играют в кино! Это известнейшие киноактеры, вот кто они!
- Так почему же они не играют? Почему они сидят сложа руки? - с осуж-
дением осведомился Хоттабыч. - Это, видно, очень нерадивые лицедеи, и
мне больно, что ты их столь необдуманно хвалишь, о кино моего сердца.
- Что ты! - рассмеялся Волька. - Киноактеры никогда не играют в кино-
театрах. Киноактеры играют в киностудиях.
- Значит, мы сейчас будем лицезреть игру не киноактеров, а каких-ни-
будь других лицедеев?
- Нет, именно киноактеров. Понимаешь, они играют в киностудиях, а мы
смотрим их игру в кинотеатрах. По-моему, это понятно любому младенцу.
- Ты болтаешь, прости меня. что-то несуразное, - с осуждением сказал
Хоттабыч. - Но я не сержусь на тебя, ибо не усматриваю в твоих словах
преднамеренного. желания подшутить над твоим покорнейшим слугой. Это на
тебя, видимо, влияет жара, царящая в этом помещении. Увы, я не вижу ни
одного окна, которое можно было бы растворить, чтобы освежить воздух.
Волька понял, что за те несколько минут, которые остались до начала
сеанса, ему никак не растолковать старику, в чем сущность работы киноак-
теров, и решил отложить объяснения на потом. Тем более, что он вспомнил
об обрушившейся на него напасти.
- Хоттабыч, миленький, ну что тебе стоит, ну постарайся поскорее!
Старик тяжело вздохнул, вырвал из своей бороды один волос, другой,
третий, затем в сердцах выдернул из нее сразу целый клок и стал с ожес-
точением рвать их на мелкие части, что-то сосредоточенно приговаривая и
не спуская глаз с Вольки. Растительность на пышущей здоровьем физиономии
его юного друга не только не исчезла - она даже не шелохнулась. Тогда
Хоттабыч принялся щелкать пальцами в самых различных сочетаниях: то от-
дельными пальцами, то всей пятерней правой руки, то левой, то сразу
пальцами обеих рук, то раз пальцами правой руки и два раза левой, то на-
оборот. Но все было напрасно. И тогда Хоттабыч вдруг принялся с треском
раздирать свои одежды.
- Ты что, с ума сошел? - испугался Волька. - Что это ты делаешь?
- О горе мне! - прошептал в ответ Хоттабыч и стал царапать себе лицо.
- О горе мне!.. Тысячелетия, проведенные в проклятом сосуде, увы, дали
себя знать! Отсутствие практики губительно отразилось па моей специ-
альности... Прости меня, о юный мой спаситель, но я ничего не могу поде-
лать с твоей бородой!.. О горе, горе мне, бедному джинну Гассану Аодур-
рахману ибн Хоттабу!..
- Что ты там такое шепчешь? - спросил Волька. - Шепчи отчетливей. Я
ничего не могу разобрать.
И Хоттабыч отвечал ему, тщательно раздирая на себе одежды:
- О драгоценнейший из отроков, о приятнейшчй из приятных, не обруши-
вай на меня свой справедливый гнев!.. Я не могу избавить тебя от боро-
ды!.. Я позабыл, как это делается!..
- Имейте совесть, граждане! - зашипели на них соседи. - Успеете наго-
вориться дома. Ведь вы мешаете!.. Неужели обращаться к билетеру?
- Позор на мою старую голову! - еле слышно заскулил теперь Хоттабыч.
- Забыть такое простое волшебство! И кто забыл? Я, Гассан Абдуррахман
ибн Хоттаб, могущественный из джиннов, я, тот самый Гассан Абдуррахман
ибн Хоттаб, с которым двадцать лет ничего не мог поделать сам Сулейман
ибн Дауд, мир с ними обоими!..
- Не хнычь! - прошептал Волька, не скрывая своего презрения. - Скажи
по-человечески, надолго ты меня наградил этой бородой?
- О нет, успокойся, мой добрый повелитель! - отвечал старик. - К
счастью, я околдовал тебя малым колдовством. Завтра к этому времени лицо
у тебя снова станет гладким, как у новорожденного... А может быть, мне
еще раньше удастся припомнить, как расколдовывается малое колдовство...
Как раз к этому времени на экране кончились многочисленные надписи,
которыми обычно начинается всякая картина, потом на нем появились, зад-
вигались и заговорили люди. Хоттабыч самодовольно шепнул Вольке:
- Ну, это я все понимаю. Это очень просто. Все эти люди пришли сюда
сквозь стену. Это я тоже умею.
- Ничего ты не понимаешь! - улыбнулся Волька невежеству старика. -
Кино, если хочешь знать, построено по принципу...
Из передних и задних рядов зашикали, и Волькины объяснения прервались
на полуслове.
С минуту Хоттабыч сидел как зачарованный. Потом он стал возбужденно
ерзать, то и дело оборачиваясь назад, где в девятом ряду, как помнят на-
ши читатели, сидели два киноактера, и он проделал это несколько раз, по-
ка окончательно не убедился, что они одновременно сидят позади него,
чинно сложив руки на груди, и несутся верхом на быстрых лошадях там,
впереди, на единственной освещенной стене этого загадочного помещения.
Побледневший, с испуганно приподнятыми бровями, старик щепнул Вольке:
- Посмотри назад, о бесстрашный Волька ибн Алеша!
- Ну да, - сказал Волька, - это киноактеры. Они играют в этой картине
главные роли и пришли посмотреть, нравится ли нам, зрителям, их игра.
- Мне не нравится! - быстро сообщил Хоттабыч. Мне не нравится, когда
люди раздваиваются. Даже я не умею в одно и то же время сидеть сложа ру-
ки на стуле и скакать на стремительной, ветру подобной лошади. Это даже
Сулейман ибн Дауд - мир с ними обоими! - не умел делать. И мне поэтому
страшно.
- Все в порядке, - покровительственно усмехнулся Волька. - Посмотри
на остальных зрителей. Видишь, никто не боится. Потом я тебе объясню, в
чем дело.
Вдруг могучий паровозный гудок прорезал тишину. Хоттабыч схватил
Вольку за руку.
- О царственный Волька! - прошептал он, обливаясь холодным потом. - Я
узнаю этот голос. Это голос царя джиннов Джирджиса!.. Бежим, пока не
поздно!
- Ну что за чушь! Сиди спокойно!.. Ничто нам не угрожает.
- Слушаю и повинуюсь, - покорно пролепетал Хоттабыч, продолжая дро-
жать.
Но ровно через секунду, когда на экране помчался прямо на зрителей
громко гудящий паровоз, пронзительный крик ужаса раздался в зрительном
зале.
- Бежим!.. Бежим!.. - вопил не своим голосом Хоттабыч, улепетывая из
зала.
Уже у самого выхода он вспомнил о Вольке, в несколько прыжков вернул-
ся за ним, схватил за локоть и потащил к дверям:
- Бежим, о Волька ибн Алеша! Бежим, пока не поздно!..
- Граждане... - начал билетер, преграждая им дорогу.
Но сразу вслед за этим он вдруг совершил в воздухе красивую, очень
длинную дугу и очутился на эстраде, перед самым экраном...
- Чего ты кричал? Чего ты развел эту дикую панику? - сердито спросил
уже на улице Волька у Хоттабыча.
И тот ответил:
- Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из
возможных опасностей! Прямо на нас несся, изрыгая огонь и смерть, вели-
кий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тетки Икриша!
- Какой там Джирджис! Какая тетка? Самый обычный паровоз!
- Не собирается ли мой юный повелитель учить старого джина Гассан Аб-
дуррахмана ибн Хоттаба, что такое шайтан? - язвительно осведомился Хот-
табыч.
И Волька понял: объяснять ему, что такое кино и что такое паровоз, -
дело не пяти минут и даже не часа.
Отдышавшись, Хоттабыч смиренно спросил:
- Чего бы тебе хотелось сейчас, о драгоценнейший зрачок моего глаза?
- Будто не знаешь? Избавиться от бороды!
- Увы, - сокрушенно ответствовал старик, - я еще бессилен выполнить
это твое желание. Но нет ли у тебя какого-нибудь желания? Скажи, и я его
в тот же миг исполню.
- Побриться!.. И как можно скорее!
Спустя несколько минут они были в парикмахерской.
Еще минут через десять усталый мастер высунулся из распахнутых дверей
мужского зала и крикнул:
- Очередь!
Тогда из укромного уголка подле самой вешалки вышел и торопливо усел-
ся в кресле мальчик с лицом, закутанным в драгоценную шелковую ткань.
- Прикажете постричь? - спросил парикмахер, имея в виду прическу
мальчика.
- Побрейте меня! - ответил ему сдавленным голосом мальчик и снял
шаль, закрывавшую его лицо по самые глаза.


VII. БЕСПОКОЙНЫЙ ВЕЧЕР

Хорошо, что Волька не был брюнетом.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5