У него распухли ступни и лодыжки, так что он был
вынужден перебинтовать их, как старый англичанин, страдающий подагрой.
Сегодня он в неважной форме, так что мне лучше самому спланировать свое
время; хотя он жаждет поговорить со мной. Я найду его в кабинете, что слева
от центрального входа, - там, где опущены шторы. Когда он болен, то
предпочитает обходиться без солнечного света, потому что глаза его слишком
чувствительны.
Когда Нойес попрощался со мной и укатил в своей машине на север, я
медленно пошел по направлению к дому. Дверь осталась приоткрытой; но прежде,
чем подойти к ней и войти в дом, я окинул взглядом весь дом, пытаясь понять,
что мне показалось странным. Амбары и сараи выглядели весьма прозаично, и я
заметил потрепанный "Форд" Эйкели в его объемистом неохраняемом убежище. И
тут секрет странности открылся мне. Ее создавала полнейшая тишина. Обычно
ферму хоть частично оживляют звуки, издаваемые различной живностью. Но здесь
всякие признаки жизни отсутствовали, и вот это отсутствие, несомненно,
казалось странным.
Я не стал долго задерживаться на дорожке, а решительно открыл дверь и
вошел, захлопнув ее за собой. Не скрою, это потребовало от меня
определенного усилия, и теперь, оказав шись внутри, я испытал сильнейшее
стремление убежать отсюда. Не то, чтобы внешний вид здания был зловещим;
напротив, я решил, что созданный в позднем колониальном стиле, он выглядел
очень законченным и изысканным и восхищал явным чувством вкуса человека,
который его строил. То, что побуждало меня к бегству, было очень тонким,
почти неопределенным. Вероятно, это был странный запах, который я
почувствовал, хотя для меня был привычным запах затхлости, присущий даже
лучшим старинным домам.
VII
Отбросив эти смутные колебания, я, следуя указаниям Нойеса, толкнул
окантованную медью белую дверь слева. Комната была затемнена, о чем я был
предупрежден; войдя в нее, я почувствовал тот же странный запах, который
здесь был явно сильнее. Помимо этого, чувствовалась слабая, почти неощутимая
вибрация в воздухе. На мгновение опущенные шторы сделали меня почти слепым,
но тут извиняющееся покашливание или шепот привлекли мое внимание к креслу в
дальнем, темном углу комнаты. В окружении этой темноты я разглядел белые
пятна лица и рук; я пересек комнату, чтобы поприветствовать человека,
пытавшегося заговорить. Как ни приглушено было освещение, я тем не менее
догадался, что это действительно мой хозяин. Я много раз рассматривал
фотографии, и, без сомнения, передо мной было это строгое, обветренное лицо
с аккуратно подстриженной седой бородкой.
Но, вглядываясь, я почувствовал, как радость узнавания смешивается с
печалью и тревогой; ибо передо мной было, несомненно, лицо человека очень
больного. Мне показалось, что нечто более серьезное, чем астма, скрывалось
за зтим напряженным, неподвижным лицом, немигающими стеклянными глазами;
только тут я понял, как тяжело повлияло на него пережитое. Случившегося было
достаточно, чтобы сломать любого человека, и разве любой, даже молодой и
крепкий, смог бы выдержать подобную встречу с запретным? Неожиданное и
странное облегчение, догадался я, пришло к нему слишком поздно, чтобы спасти
от серьезного срыва. Зрелище бледных, вялых рук, безжизненно лежащих на
коленях, вызвало у меня укол сострадания. На нем был просторный домашний
халат, а шея была высоко обмотана ярким желтым шарфом.
Тут я заметил, что он пытается говорить тем же сухим шепотом, каким
приветствовал меня. Поначалу было трудно уловить этот шепот, поскольку серые
усы скрывали движения губ, и что-то в его тембре сильно меня беспокоило; но,
сосредоточившись, я вскоре смог хорошо разбирать его слова. Произношение
явно не было местным, а язык отличался даже большей изысканностью, чем можно
было предположить по письмам. - Мистер Уилмерт, если не ошибаюсь? Извините,
что я не встаю поприветствовать вас. Видимо, мистер Нойес сказал, что я
неважно себя чувствую; но я не мог не принять вас сегодня. Вам известно
содержание моего последнего письма - но у меня есть еще многое, что я хотел
бы сообщить вам завтра, когда буду получше себя чувствовать. Не могу
выразить, как приятно мне лично познакомиться с вами после нашей переписки.
Надеюсь, вы захватили с собой письма? А также звукозаписи и фотографии?
Ноейс оставил ваш саквояж в прихожей - вы, наверно, заметили. К сожалению,
нам придется отложить разговор, так что сегодня вы можете располагать своим
временем. Ваша комната наверху - прямо над этой, а ванная возле лестницы.
Обед для вас оставлен в столовой - через дверь направо - можете
воспользоваться им в любое время. Завтра я смогу проявить большее
гостеприимство, а сейчас, прошу извинить, чувствую себя слишком слабым.
Будьте, как дома, - можете оставить письма, запись фонографа и фотографии
здесь, на столе, прежде чем подниметесь к себе наверх. Мы с вами обсудим все
это здесь - видите, в углу находится фонограф.
Благодарю вас, но ваша помощь не потребуется. Эти приступы уже давно
мучают меня, так что я привык к ним. Загляните ко мне ненадолго перед сном.
Я ночую здесь; я часто так делаю. Утром мне наверняка будет лучше, так что
мы сможем с вами заняться нашими делами. Вы, конечно, понимаете, что мы
столкнулись с проблемой колоссальной важности. Нам, единственным на земле,
открылись бездны пространства, времени и знания, превосходящие все, что до
сих пор было доступно науке и философии человечества.
Знаете ли вы, что Эйнштейн был неправ и что существуют объекты,
способные перемещаться со скоростью, превышающей скорость света? Существуют
также способы перемещения вперед и назад во времени, так что можно увидеть и
ощутить прошлое и будущее. Вы и представить себе не можете, до какой степени
ушли вперед эти существа в области научных знаний. Для них нет буквально
ничего невозможного в области манипуляции с сознанием и телом живого
существа. Я надеюсь совершить путешествие на другие планеты и даже на другие
звезды и в другие галактики. Первым будет посещение планеты Йюггот,
ближайшего из миров, на селенного этими существами. Это странная темная
сфера на самом краю солнечной системы, до сих пор неизвестная нашим
астрономам. Но я писал вам об этом. Настанет день, когда оттуда будет
направлен на нас управляемый поток сознания, и планета в результате будет
открыта людьми - или же один из их союзников здесь даст намек ученым.
Там, на Йюгготе, имеются огромные города -гигантские многоярусные
сооружения из черного камня, подобного тому образцу, который я пытался вам
послать. Он попал сюда с Йюгтота. Солнце на этой планете светит не ярче
звезд, но тамошние обитатели не нуждаются в свете. Они обладают иными, более
тонким органами чувств и не делают окон в своих гигантских домах и башнях.
Наоборот, свет приносит им вред и мешает им, поскольку его нет в черных
глубинах космоса по ту сторону пространства времени, где они обитают и
откуда они явились. Посещение Йюггота свело бы с ума любого слабого человека
- и тем не менее я туда отправлюсь. Черные смоляные реки, текущие под
загадочными циклопическими мостами, - построенными еще более древней расой,
изгнанной и забытой прежде, чем нынешние создания пришли на Йюггот из пучин
бесконечности, - превратили бы любого человека в нового Данте или По, если
только он сохранил рассудок, чтобы описать увиденное.
Но поверьте - тамошний темный мир грибных садов и городов без единого
окна не столь ужасен, как может показаться. Только наше восприятие способно
увидеть его кошмаром. Возможно, и для этих созданий тот мир представлялся
ужасным, когда они прибыли туда в незапамятные времена. Они были здесь
задолго до окончания сказочной эпохи Цтулху и помнят скрывшийся под водами
Р'льех, когда он еще возвышался над океаном. Они были и внутри этой земли -
есть такие отверстия в земной коре, о которых людям ничего не известно, - в
том числе и здесь, в холмах Вермонта, - а в них великие неизведанные миры
непознанной жизни; залитый голубым светом К'н - ян, залитый красным светом
Йотх, и черный, лишенный света Н'кай. Именно из Н'кая явился ужасающий
Тсатхоггуа - это, знаете ли, бесформенное, жабоподобное божье создание,
упоминающееся в "Некрономиконе" и цикле легенд "Комморион", сохраненным для
нас первосвященником Атлантиды по имени Кларкаш-Тон.
Но об этом мы с вами поговорим позже. Сейчас уже, наверное, четыре или
уже пять часов. Давайте-ка принесите все, что вы привезли, потом сходите
перекусить и возвращайтесь для обстоятельной беседы.
Я медленно повернулся и повиновался хозяину; принес свой саквояж,
открыл его и выложил на стол привезенные материалы, а потом поднялся в
комнату, отведенную для меня. В сочетании со следами когтей, увиденными мною
на дороге, слова, которые прошептал мне Эйкели, оказали на меня причудливое
воздействие, а отзвуки знакомства с неизвестным миром грибовидных -
запретным Йюгготом - вызвали у меня на теле мурашки, чего я, признаться, не
ожидал. Я очень сожалел о болезни Эйкели, но должен признаться, что его
хриплый шепот вызывал не только сочувствие и жалость, но и ненависть. Если
бы он не так торжествовал по поводу Йюггота и его темных секретов!
Отведенная мне комната оказалась очень уютной и хорошо меблированной,
лишенной как неприятного затхлого запаха, так и раздражающей вибрации
воздуха; оставив там саквояж, я спустился вниз, поблагодарил Эйкели и
отправился в столовую, чтобы съесть оставленный для меня ланч. Столовая
находилась по ту сторону от кабинета, и я увидел, что кухонная пристройка
расположена в том же направлении. На обеденном столе находилось несколько
сандвичей, кекс, сыр, а рядом с чашкой и блюдцем меня ждал термос с горячим
кофе. Плотно закусив, я налил себе большую чашку, но обнаружил, что здесь
качество не соответствовало кулинарным стандартам. Первая же ложечка
оказалась со слабым привкусом кислоты, так что я больше не стал пить. Во
время всего ланча меня не покидала мысль об Эйкели, сидевшем в темноте
соседней комнаты, в глубоком кресле. Я даже заглянул туда, предложив ему
тоже съесть что-нибудь, но он прошептал, что еще не может есть. Позднее,
сказал он, перед сном я выпью молока с солодом - и это будет все на сегодня.
После ланча я вымыл посуду в раковине на кухне - вылив туда кофе,
которому я не смог отдать должное. Вернувшись после этого в темную комнату,
я придвинул кресло к своему хозяину и приготовился выслушать все, что он
сочтет нужным мне сообщить. Письма, фотографии и запись все еще лежали на
большом столе в центре комнаты, но пока что мы к ним не обращались. Вскоре я
перестал обращать внимание даже на непривычный запах и странное ощущение
вибрации.
Я сказал уже, что в некоторых письмах Эйкели - особенно во втором
письме, наиболее обширном, - были таки вещи, которые я не решаюсь повторить
или даже записать на бумаге. Это в еще большей степени относится к тому
шепоту, который я выслушал тем вечером в темной комнате в доме, стоявшем
близ одиноких холмов. Я не могу даже намекнуть на безграничность
космического ужаса, открытую мне этим хриплым голосом. Он и ранее знал много
чудовищного, но то, что он узнал теперь, заключив мир с Существами Извне,
было чрезмерным бременем для нормальной психики. Даже и теперь я полностью
отказываюсь поверить в то, что он говорил о формировании первичной
бесконечности, о наложении измерений, об угрожаемом положении наших
космических пространства и времени в бесконечной цепи связанных
космосов-атомов, которые образуют ближайший супер-космос кривых, углов, а
также материальной и полуматериальной электронной структуры.
Никогда еще психически нормальный человек не оказывался в такой
близости к тайне бытия - никогда еще органический мозг не был ближе к
аннигиляции в хаосе, который полностью переступает все пределы формы,
энергии и симметрии. Я узнал, откуда впервые пришел Цтулху и почему с тех
пор засияла половина великих звезд истории. Я догадался - по намекам,
которые даже мой хозяин делал с паузами, - о тайнах Магеллановых Облаков и
шаровидных туманностей, черной истине, скрытой за древней аллегорией Тао.
Была полностью раскрыта тайна Доэлей, и мне стала известна сущность (хотя и
не источник происхождения) Псов Тиндалоса. Легенда о Йиге, Отце Змей, уже
перестала быть метафорической, и я стал испытывать отвращение, узнав о
чудовищном ядерном хаосе по ту сторону искривленного пространства, которое в
"Некрономиконе" было скрыто под именем Азатхотха. Было шокирующим
переживанием присутствовать при снятии покровов тайны с кошмаров древних
мифов, которые, будучи изложены в конкретных понятиях, своей ненавистностью
превзошли самые дерзкие предсказания античных и средневековых мистиков. С
неизбежностью я был подведен к мысли, что первые, кто прошептал эти страшные
сказки, должно быть, имели контакты с Существами Извне и, вероятно, посетили
космические сферы, которые теперь предложено посетить Эйкели.
Мне было сообщено о Черном камне и о том, что он обозначает, после чего
я искренне порадовался, что камень ко мне не попал. Мои догадки относительно
иероглифов на камне оказались правильными. Несмотря на все это, Эйкели
заключил мир с дьявольской силой; мало того - жаждал заглянуть еще глубже в
ее чудовищные пучины. Я поинтересовался, с кем из потусторонних существ
беседовал он после его последнего письма ко мне, и много ли среди них было
столь же близких к человеческому роду, как тот первый посланец, которого он
упомянул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12