Наконец обед кончился. Все с трудом вылезли из-за стола. Оператор посматривал на небо, его помощник устанавливал линзу. Режиссер передал из дома, что у него разболелась голова и чтобы мы работали без него. Он придет, только когда зайдет солнце. Это сообщение никого не удивило, наоборот, казалось, Лулу только этого и ждал. Громким голосом он стал отдавать распоряжения. Хлопал в ладоши, кричал: - Встали! Притащите сюда этого дикого кабана! Живо! Живо! Затем он подозвал меня. - Слушай внимательно, - сказал Лулу. - Бутылку сунь кабану, повернись ко мне, я буду стоять здесь, улыбнись и говори стихотворение! Где твои зеленые орехи? Я сказал, что выбросил их перед обедом. - Зеленые орехи! - крикнул Лулу реквизитору. Женщина-реквизитор принесла банку с вареньем. Я вытащил из нее два ореха и положил их за щеки. Лулу посмотрел на меня. - Все в порядке! Можем начинать! Улыбающийся мужчина, словно собачка-пули, которая пасет овец, пригнал Йоцо к ореховому дереву. - Где нам встать? - спросил он. Лулу объяснил ему роль и попросил отойти немного назад. - Начинаем! Начинаем! - крикнул он. Реквизитор сунула мне в руку открытую бутылку с малиновым напитком, Лулу встал рядом с Йоцо и слегка подтолкнул его. - Улыбайся, - шепнул он мне. - Дай ему попить! Мотор! Не могу сказать, что улыбка далась мне легко. Поначалу у меня даже зубы стучали. Но Йоцо так кротко смотрел на меня глазами-пуговками и так потешно вытягивал нос-трубу, что ко мне вернулась храбрость и я вновь осмелел. - Пей, Йоцо! - шепнул я, прижал бутылку к его носу и слегка приподнял ее, чтобы полился малиновый напиток. Йоцо пил малиновый напиток, как младенец молоко. Тогда я повернул голову, поискал глазами Лулу и с улыбкой прочитал стихотворение. Пьет с удовольствием каждая кроха Напиток малиновый - это непло-о-о-хо! - Готово! - крикнул оператор. Я хотел забрать у Йоцо бутылку, но он вцепился в нее и не отпускал. Так и стоял, зажав бутылку в зубах, как сигару. Он ее тряс, сосал, чуть ли не выжимал. Я ничего не мог поделать и отпустил бутылку. Лулу попросил улыбающегося человека увести Йоцо, потому что нужно было снимать еще одну сцену. Тот отвел сосущего бутылку Йоцо к кусту, почесал его, похлопал. Лулу объяснил мне, что здесь я тоже играю главную роль. - Все очень просто! Ты стоишь, подходит Реже на костылях, ты даешь ему глоток малинового напитка. Реже сразу же отбрасывает костыли и пускается в пляс, а ты говоришь свой стих! Ясно? Конечно, ясно.
- Мотор! - крикнул Лулу. Реже, прихрамывая, подошел к дереву, я протянул ему бутылку с малиновым напитком. И тут случилось непредвиденное. Йоцо сорвался с места и помчался к нам. Он отпихнул ничего не подозревающего Реже и схватил бутылку. Реже полетел вверх тормашками, а я, совершенно растерявшись, посмотрел на Лулу, улыбнулся и прочитал стихотворение: Пьет с удовольствием каждая кроха Напиток малиновый - это непло-о-о-хо! Оператор так и подпрыгнул вместе с камерой. - Колоссально! Великолепно! Не останавливайтесь, продолжайте! Мы смотрели на него и растерянно улыбались: Йоцо по-прежнему крепко держал в зубах бутылку, а Реже лежал на земле. Совсем как на школьном групповом снимке! Оператор быстро снял и эту сцену, причмокивая, будто ел торт. Йоцо это наскучило раньше всех. Он тряхнул головой и, не выпуская бутылки, лениво поплелся к улыбающемуся человеку. - Готово! - крикнул Лулу. - Вы просто молодцы! - И Йоцо молодец! - сказал улыбающийся мужчина. - Да, - подтвердил Лулу. - В союзе кинематографистов рот откроют от удивления, когда увидят это. Эта сцена заслуживает премии Белы Балажа! Спасибо, ребята! - повернулся он к работникам студии. - На сегодня все! Он подошел к нам, помог Реже подняться, потрепал меня по плечу. - Могу я рассчитывать на тебя в будущем? - спросил он. - Конечно, - сказал я. - А рекламный плакат этого фильма делается? - Да, да, конечно, - ответил Лулу. - А почему тебя это интересует? - Неплохо было бы расклеить парочку на нашей улице Надрагуя. - Верно, верно, - одобрил он. - Идемте со мной, машина отвезет вас домой. Деньги за работу вам перешлют по почте. Тут Лулу перехватил взгляд, который я бросил на банки с вареньем. А так как он был умный человек, то сказал: - Сейчас упакуем ореховое варенье. Это тебе премия за отлично сыгранную роль! - Спасибо, - поблагодарил я. - Если будет еще какая-нибудь главная роль, пожалуйста, вызывайте меня. Можно телеграммой! Мы распрощались, и машина помчала нас домой на улицу Надрагуя. Наше возвращение напоминало сцену из кинофильма. Я махал рукой из окна машины, Реже приветливо кивал головой. От удивления глаза у моего брата сделались большими, как яблоки. Шофер выгрузил ящик с вареньем и уехал. Реже пожал мне руку и медленно, очень медленно пошел по улице Надрагуя в своем зеленом гипсовом сапоге. - Что это у него с ногой? - удивленно спросил брат. - Так очень сценично! - сказал я с чувством превосходства. - Что? - раздраженно переспросил он. - Тебе все равно этого не понять! - осадил я его. - Это профессиональное выражение. Так обычно говорим мы, киношники. Брат свирепо рванулся к дому, а я еще задержался и несколько раз обошел вокруг ящика с вареньем: пусть все смотрят! Ведь на улице Надрагуя еще не видели живого киноактера! Я торчал там до тех пор, пока меня не позвала бабушка: - Ну иди же сюда, Питике! Слышишь? Я вошел, поставил ящик с вареньем на стол и, медленно отчеканивая слова, сказал: - Будь добра, не называй меня больше Питике! - А как же мне тогда тебя называть, Питике? - Иштван Гайзаго из второго "А", киноактер! - сказал я свое полное имя. - Пожалуй, нужно на воротах прибить табличку с именем. Прямо над почтовым ящиком. И почтальону будет легче искать, когда принесет телеграмму! А про себя я подумал: не повредит, если все каждый день будут читать на воротах, что я стал киноактером!
* * *
Csukas Istvan HOGYAN LETTEM FILMSZlNESZ? "Mora", 1981.

1 2 3