Не хочу показаться нескромным, но успех был колоссальный! Лулу ликовал, Реже довольно ухмылялся. Режиссер открыл глаза и слабым, жалобным голосом сказал: - Хорошо. Кто в таком возрасте умеет врать, у того есть фантазия! Кофе! Кофе! Когда принесли кофе, он посмотрел на Реже. - А это кто? Лулу гордо крякнул. - Артист с протезом! Очень сценично! Я подумал, что он пройдет позади сцены, может быть, на костылях. Знаешь, я подумал... Но режиссер безжалостно перебил Лулу: - Здесь думаю я! Только я! Иначе зачем же я пью столько кофе? А? Ради чего разрушаю свой организм? А? Мое сердце уже как испорченный насос! А печень такая же, как сердце! Моя селезенка напоминает выброшенную на берег рыбу! Мои легкие как лопнувший футбольный мяч! Видно было, что он с большим удовольствием перечисляет свои внутренние органы. Одновременно он пожимал бок, будто хотел показать, где что у него находится. Мы смотрели как завороженные. Мне это очень нравилось, хотя я и подозревал, что он показывает неправильно. Потому что когда он, например, называл легкие, то показывал на живот. Но это неважно, о таких мелочах не стоит спорить. Лишь Лулу так пожимал плечами, будто слышал все это сто раз. - Ясно? - спросил в заключение режиссер. Затем посмотрел на Лулу. - Так о чем ты говорил? Лулу повторил бесцветным голосом: - Очень сценично. Он проковыляет сзади. Нужен бы костыль, точнее, два. - Костыли! - бросил режиссер кому-то сзади. И опять там началась большая суматоха. Кто-то выскочил из комнаты, быстро прикрыв за собой дверь. Какое-то время никто ничего не говорил, и в комнате стояла тишина. Все ждали, что скажет режиссер, но он только сонно моргал. Все были уверены, что он думает. Но я-то видел, он тянется во внутренний карман. Он было отдернул руку, но затем, тяжело вздохнув, все же вытащил расческу и пригладил два своих волосика. - Оператор! Оператор здесь? - спросил он, причесываясь. - Нет, - ответил кто-то. - Он снаружи, замеряет свет. - Почему не здесь? Почему? - бушевал режиссер. - Почему? Почему? Почему? - Он явно вошел во вкус, потому что уже вопил: - Вышвырну с кинофабрики! Вышвырну из Венгрии! Вышвырну из Европы! Но все довольно равнодушно слушали его вопли. Я с любопытством ждал, откуда еще можно вышвырнуть оператора, но режиссер остановился и вяло махнул рукой: - Позовите его сюда. Кто-то опять вышел за дверь, и вскоре пришел оператор с большим фотоаппаратом в руке, который, как я узнал потом, называется кинокамерой. - Звал? - спросил он. - Да, звал. Будь добр, взгляни на исполнителей, - сказал режиссер совсем не сердитым, скорее, наоборот - приветливым тоном. - Здесь я не могу их рассмотреть! Выйдите! - сказал оператор коротко и вытолкнул нас за дверь. Дверь он оставил открытой настежь, чтобы хоть так в комнату попадал свет. Я прислушался и услышал стонущий голос режиссера: - Дверь! Но оператор не обратил на это никакого внимания. Он поставил нас на свет у стены и посмотрел через аппарат. Затем подошел помощник оператора и тоже заглянул в аппарат. - Очень слепит! - прохмыкал он. Мы с Реже, щурясь от солнца, стояли у стены и ничего не понимали. Я вопросительно посмотрел на Реже, но он лишь пожал плечами. - Нужно покрасить в зеленый цвет! - заявил оператор. И уже шел человек с ведром, в котором была зеленая краска и кисть. Человек присел на корточки перед Реже и стал красить его гипсовую ногу. Я с любопытством посмотрел на Реже: что он на это скажет, но он лишь ухмылялся.
- По крайней мере, не будет так быстро пачкаться! - сказал он и посмотрел на свою гипсовую ногу. Я был менее спокоен, решив в душе, что не позволю выкрасить себя в зеленый цвет! Но до меня очередь не дошла. Докрасив гипсовую ногу, человек взял ведро и побрел в тень. Оператор с помощником вновь посмотрели на нас и остались довольны: - Теперь все в порядке. Мы таки сделаем этот фильм! Они сели под деревом и, сдвинув головы, возились с аппаратом. Вышел из комнаты и Лулу, взглянул на нас и приветливо сказал Реже: - Сейчас у нас есть немного времени, потренируйся с костылями. Мы с Реже кивнули, но чувствовали, что он что-то недоговаривает. Так оно и было на самом деле. Лулу сказал: - Здесь любая хорошая идея принадлежит мне! За исключением зеленых орехов. Но так как именно я привел тебя сюда, то и эта идея моя! А чья фамилия будет указана в титрах? Чья, я вас спрашиваю? Мы молчали, потому что не знали. - Там будет указана фамилия так называемого режиссера! пренебрежительно сказал он и с видом страдальца грустно махнул рукой. Так на чем мы остановились? - Что у нас сейчас будет немного свободного времени, - подсказал я ему. - Вот, вот, - сказал он. - Давайте немного поупражняемся. Реже озабоченно посмотрел на свою гипсовую ногу, выкрашенную в зеленый цвет. - Нельзя ли в тени? А то жарковато! - Конечно! Конечно! Пойдемте в тень! - сразу же согласился Лулу, и мы пошли под большое дерево. Я с любопытством поглядывал на изгородь, за которой ворчали, хрюкали, клекотали животные и птицы кинофабрики. Очень хотелось взглянуть на них, но мешал забор. Видно было лишь птиц, которые сидели на вершине дерева. Я так таращил глаза, что это наконец заметил и Лулу. - Потом посмотрите, - сказал он. - А сейчас немного порепетируем. Мы с Реже согласно кивнули. - Стихи знаешь? - спросил Лулу. Еще с детского сада моя голова была битком набита стихами, поэтому я опять кивнул, а Реже лишь нахмурил лоб. - Послушаем! - одобрил меня Лулу. - Только громко читай! Я набрал побольше воздуха и выпалил весь свой запас стихотворений:
На улице Кусачей Есть магазин собачий. Ворчала Мышка: - Нет свежей коврижки! - Нет свежей коврижки, - Ворчала Мышка. Козлиные рифмы - это те, Что кончаются на "ме"! Я слышал это когда-то от старшего брата, запомнил, а теперь выдал. - Давай дальше! - подбодрил меня Лулу. Дальше так дальше, у меня в голове было еще кое-что. Можете верить, а можете нет, В нашей деревне живет один грек! Что такое? Птичий гомон... Курица, ты здесь как дома! Перед домом лавка, На ней сидит пиявка! Лошадь белая сынка Жеребенком назвала!
- Хватит? - спросил я у Лулу. - Хватит, - сказал Лулу. - А теперь слушай меня. Тебе нужно будет прочитать вот это стихотворение: Пьет с удовольствием каждая кроха Напиток малиновый - это непло-о-о-хо! - Ясно? Особенно потяни "о-о-о". Я все понял. Лулу прочитал стихотворение вместе со мной, потом горячо похвалил: - Очень хорошо! Правильно! Только не забудь. А теперь можете посмотреть животных. В заборе была маленькая дверца. Реже перегнулся и открыл ее изнутри. Мы вошли в широкий двор. Кругом стояли клетки и огороженные домики. На первой клетке висела табличка с надписью: "Лис Адорьян". Мы заглянули внутрь, но лис Адорьян не показывался. Мы пошли дальше и на стволе большого каштана увидели другую табличку: "Ястреб-мышелов Шаму". Посмотрел-и вверх и увидели Шаму-мышелова: он спал на верхушке дерева. Мы шипели, свистели, но он и ухом не повел. Но мы не огорчились: зверей еще было много. За проволочной изгородью визжали полосатые поросята. Заметив нас, они сразу же подошли к изгороди и просунули в отверстия свои носы, похожие на штепсельные розетки. Они так усердно шевелили носами, что мне захотелось воткнуть в них вилки, жаль только, с собой их не было. Чуть подальше большая дикая свинья прохлаждалась в луже, хрюкая от удовольствия. Подошел к изгороди и дикий кабан с носом-трубой. Он был огромный, с желтыми клыками. Мы даже слегка отодвинулись от изгороди, но дикий кабан был удивительно кроток. Он только смотрел на нас и дул в свой нос-трубу. Сзади кто-то сказал: - Правда, Йоцо совсем ручной? Мы обернулись. Рядом с нами стоял улыбающийся человек и шарил у себя в кармане. Наконец он достал пригоршню сахара и прижал его к носу Йоцо. - Видите? Ест из ладони, - похвалился незнакомец. - Вы со съемок? - Да. Я снимаюсь в главной роли. Тут человек разволновался. - Нельзя ли и Йоцо взять в фильм? Вы же видели, какой он ручной. Видели собственными глазами! - Хорошо, - сказал я. - Мы поговорим с Лулу. Улыб-ающийся человек пожал мне руку: - Спасибо! И от имени Йоцо спасибо! - Затем полез в карман и сунул мне в руку сахар: - Дай ему! Я не торопился, потому что никогда в жизни мне не приходилось кормить сахаром дикого кабана. Но улыбающийся человек сказал, что бояться нечего и я могу спокойно дать Йоцо сахар. Реже тоже кивнул, что ничего плохого быть не может. Я осторожно прижал сахар к носу-трубе Йоцо, но в любую секунду готов был быстро отдернуть руку. Йоцо очень нежно слизнул сахар с моей ладони. - Вот видишь! - сказал улыбающийся человек. - Смотри не забудь о Йоцо! Я пообещал. Еще мы посмотрели косуль. Они прыгали как сумасшедшие. Потом взглянули на лисиц. Они были серые, взлохмаченные и носились по клетке взад-вперед, как будто потеряли билет в кино. У кормушки стояла лошадь. Мы с Реже поспорили: дикая она или ручная. Но в это время у изгороди появился Лулу и помахал нам, показывая, что пора возвращаться. Лошадь тихонько заржала нам вслед. И все же она вполне могла быть дикой! В этом странном зоопарке все возможно! Когда мы вышли за дверцу, я дернул Лулу за руку, показывая, что хочу ему кое-что сказать. Лулу вопросительно поднял брови. - Возьмем в фильм Йоцо! - Какого Йоцо? Твоего друга? - Дикого кабана Йоцо. Мы с ним сейчас познакомились. Он совсем ручной. Ел сахар у меня с ладони. Лулу задумался. - Очень сценично! - заверил я его. - Отлично! - воскликнул Лулу. - В этой компании только у нас двоих есть какие-то идеи! Так-то! Ха-ха! Лишь у меня да у тебя! Я обрадовался его похвале. - Так ты говоришь, вы с ним подружились? - Да. Он даже ел с моей ладони! - И ты его не боишься? - Не боюсь! - храбро ответил я. - Только бы у меня было что-нибудь сладкое для него! - Будет, будет! - воодушевился Лулу. Мы подошли к огромному ореховому дереву. Оператор колдовал над камерой, установленной на треноге. Режиссер стоял под огромным черным зонтом, который держал над ним какой-то человек. Зонт был точно такой же, как старый зонт моей бабушки. На носу у режиссера восседали темные очки. Он совсем спрятался под зонтом и отдавал из-под него распоряжения жалобным голосом: - Ну давайте же работать! Начинаем! Реквизитор! Реквизитором оказалась женщина с короткой стрижкой. Она притащила под ореховое дерево ящик с малиновым напитком. Здесь уже стояли четыре банки варенья из зеленых грецких орехов. Лулу подошел к режиссеру и нырнул под зонт. - Я тебя спрашиваю, что еще случилось? Что случилось, я спрашиваю? слышалось из-под зонта, и казалось, что разговаривает зонт. - Введем в сцену х дикого кабана! Фантастика! Кабан, пьющий малиновый напиток! - вошел в азарт Лулу. Из-под зонта послышался тяжелый стон. - Я сойду с ума! Здесь все посходили с ума! Какой еще дикий кабан? Я не вижу в сценарии никакого дикого кабана! Здесь есть только ребенок, и все! С ума можно сойти! Лулу обиженно вынырнул из-под зонтика и пренебрежительно махнул рукой. Мне было жаль, что наша идея с диким кабаном провалилась, ведь я обещал улыбающемуся человеку помочь. Но что тут сделаешь?! - Ребенок знает стихотворение? - прохныкал зонт. - Знает, - не слишком приветливо ответил Лулу. - Ну так давайте же! Начинаем! Лулу поставил меня перед деревом, дал два зеленых ореха, сунул в руку бутылку с малиновым напитком. Оператор нацелил камеру. Не буду отрицать, я немного волновался. Еще бы! Ведь я был главным героем картины, если не считать бутылки с малиновым напитком. - Мотор! - крикнул зонтик. Я глубоко вздохнул, набрав полные легкие воздуха. - Стоп! - крикнул оператор из-за камеры. Я выдохнул воздух из легких. - Что случилось? Что там опять? - прохныкал зонт. - Облако! - показал оператор на небо. Все посмотрели вверх, только режиссер не высунул носа из-под зонта. Большое пухлое облако наползало на солнце. - Пока повтори стих, - шепнул мне Лулу. - Хорошо, - ответил я и повторил стихотворение даже дважды, чтобы как-то занять время. Облако на небе вело себя очень спокойно. Оно не спешило: удобно устроилось на солнышке и, казалось, не собиралось двигаться дальше. Оператор не сводил с него глаз, как будто гипнотизировал. Но облако даже не вздрогнуло, правда, оно было довольно далеко. Наконец оно шевельнулось и медленно, очень медленно поползло по небу. - Мотор! - крикнул Лулу вместо зонта. В это время зазвонил колокол. Это был полуденный колокольный звон видимо, в доме включили радио. Колокол издавал красивый мелодичный звук бим-бом, бим-бом! - Стоп! - крикнул оператор. - Перерыв на обед! Зонтик глухо застонал и направился к дому. - С ума можно сойти! Я доложу об этом-! Так невозможно работать! Всё! С меня довольно! Жалобы режиссера слышны были даже из дома. Оператор пожал плечами. - Трудящимся положен обеденный перерыв! Лулу махнул нам, чтобы мы тоже шли обедать. За домом был накрыт большой стол. На обед дали суп гуляш. Мы с Реже уселись в конце стола и стали медленно есть, потому что суп был очень горячий. Режиссер обедал в доме - ему туда отнесли еду на подносе. Я разволновался из-за съемок и совсем не хотел есть. Проглотив две-три ложки, я отставил тарелку и стал наблюдать за остальными обедающими. Они совсем не волновались, ели с аппетитом, разговаривали, смеялись, как будто все шло наилучшим образом. Даже Лулу хихикал, протирая свои затуманившиеся от пара очки для слепых, и рассказывал что-то смешное сидящей рядом с ним женщине-реквизитору. Реже попросил добавки и немедленно получил еще тарелку супа. Я не мог понять этого спокойствия и веселья. Раньше я представлял себе киносъемки как что-то необыкновенное, волшебное. Потому что в фильмах, которые мы смотрим в кино, особенно в детских, полно всяких чудес и волшебства. А здесь? Пожалуй, единственные представители этого волшебного мира - дикий кабан Йоцо да лис Адорьян, но они не снимаются в фильме. И вообще, какой это фильм? Длинный или короткий? И как он называется? Я громко спросил у Лулу: - Как будет называться фильм? Лулу так посмотрел на меня, будто увидел впервые. - Как будет называться? "Прохладительный малиновый напиток". Я не понял, почему сидящие за столом рассмеялись. В названии фильма не было ничего смешного. Я посмотрел на Реже, но он был занят новой порцией супа.
1 2 3