Мы постояли так какое-то время. Ронан сжимал меня так крепко, что я еле дышала, это странным образом успокаивало меня. Наверное, если мне попадется действительно сильный мужчина, я смогу стать среднестатистической послушной женой.– Прости меня, я просто не могу смотреть тебе в глаза.– Почему? – удивилась я.Тут Ронан отстранился и посмотрел мне в лицо; я действительно не понимала, почему ему стыдно.– Ты выполнила приказ, который я не смог, и …– Ронан, ты знаешь о решении нашего отца?Он совсем сник.– Да.– И что ты об этом думаешь?– Я думаю, что не справился и подвел всех, отца и тебя в первую очередь.– Дело не только в тебе, у меня изменились эгофайлы, я «охранник», и я слишком активна для роли домашней жены.– Но какой из тебя дипломат?– Никакой. Я военный летчик, – о своей второй миссии я решила пока промолчать, вдруг помещение прослушивается.– Но мы – семья послов…– Вот ты и будешь сохранять и продолжать профессию семьи, а я обеспечивать ее рост и силу.– Как?– Отец придумает, – сказала я с легким сарказмом.– Да уж…– Ронан, – я собиралась задать очень важный вопрос, – ты готов принять меня в качестве старшей, в качестве некста?Ронан задумался. Что ж, по крайней мере, я получу взвешенный ответ.– Я всегда знал, что ты сильнее, но ты иногда вела себя так легкомысленно… Ты любишь выставлять напоказ свое мастерство гейши, это сбивает с толку.Я лукаво улыбнулась.– Вот-вот, я об этом и говорю; ты подчеркиваешь свою слабость, даже не пытаешься выглядеть умной и сильной. Невозможно понять, какова ты на самом деле. Похоже, что ты даже меня провела своей игрой.Я удивленно подняла бровь.– Я был уверен, что ты будешь в истерике от решения отца.– Братец, разве я когда-нибудь была в истерике? – спросила я с укором.Он улыбнулся.– Нет, не была, но, тем не менее, я думал, что тебя это по-настоящему расстроит, а ты отнеслась к этому легко.– И все же, Ронан, каково твое отношение к этому? – мне не нравилось, что брат уводит разговор в сторону.– Я… расстроен.– Чем именно?– Чем? – он разозлился. – Ара-Лин, тебе так хочется это услышать? Да, я никчемный слюнтяй, не способный вгрызаться в жизнь зубами. Я слабак, ослушавшийся отца. Ты не представляешь, как он на меня посмотрел после той дуэли, я их измолол, но не убил… Я сын гейши, а не Синоби, и им и останусь.Последняя фраза была явно лишняя – ненавижу, когда сравнивают наших матерей.– Вот значит как, Ронан? Умываешь руки? Или как там говорили предки? Ты же совсем недавно готовился стать некстом, а теперь всего лишь сын гейши? Сын гейши, а не Второй Викен? Да? – я разозлилась.– Да не об этом речь! Я умер для него, понимаешь? – он кричал, в его голосе слышались слезы. – Он мне больше не доверит ни-че-го!– Ронан, о чем ты говоришь? – сказала я мягко как ребенку, теперь я поняла почему отец так срочно отправил меня к брату, положение надо спасать. Я взяла брата за руку, он был слегка шокирован такой сменой эмоций. – Отец волнуется о тебе. Да, он был расстроен, возможно, взбешен, когда ты его ослушался, но он уже успокоился, ведь ты его естественнорожденный сын, он никогда не откажется от тебя, – я говорила мягко, поглаживая его по руке.– И это говоришь мне ты, чью жизнь он подверг опасности, вспомни, ведь он заставил тебя убить. Неужели ты простила его?– Ронан, мы мало общались с отцом, мы с тобой всегда воспринимали его несколько схематично, как умного, но жесткого руководителя. Но ведь он еще и наш отец, и как бы то ни было, у него есть отцовские чувства, хоть он и не выставляет их на показ.Брат был безмерно удивлен моей речью, но чаша весов колебалась, нужен еще один камешек.– Он просил прощения за свой приказ, – тихо сказала я. Брови Ронана поползли вверх. Я повторила: – Да, он просил прощения и направил меня к тебе, дав охрану. Первым он к тебе не обратится, потому что виноват ты, а ты отгородился от него стеной. Пойми же, он простил тебя.– Это все твои измышления, – сказал брат неуверенно.– Ронан, – я взяла его за обе руки и заглянула в глаза, – ты умный и добрый. Ты самый близкий и родной мне человек, ты мне очень нужен. Если ты считаешь, что будешь лучшим некстом, чем я, то я отрекусь.Братец грустно усмехнулся.– Нет, я не хочу быть некстом, я хочу быть послом на какой-нибудь тихушной планете типа Ласковой и копаться в своей любимой дополетной истории. А ты? Чего ты хочешь? Быть танцовщицей? Или военным летчиком и по совместительству шпионом?Пришел мой черед грустно усмехаться.– Я очень надеюсь, брат, что если мы все сделаем правильно, то ты будешь обычным послом, а я легкомысленной женщиной.Он удивился, я приложила пальцы к его губам, не давая задать вопрос.– Отец закрутил головоломную многоходовку, – я говорила одними губами, не было слышно ни звука. – Насколько я понимаю, он хочет подгрести Дезерт под себя и потом быть посредником в контрактах между Синто и Дезерт. – Я почти касалась брата носом, даже если в комнате есть видеожук, вряд ли он сможет снять достаточно для расшифровки.Ронан покачал головой, обдумывая мои слова. Я не была полностью уверена в том, что говорила, но это мог быть один из вариантов, подобное посредничество принесло бы огромные деньги, за это стоит побороться.– Что ж, сестричка, если ты не расстроена своим будущим статусом некста, я рад за тебя, – и он поцеловал меня в уголок рта, как обычно. – Мы одна семья.С меня как будто сняли тяжесть, я тут же села на колени к брату и обняла его, уткнувшись носом в шею.– Вот об этом я и говорил, сестренка, ты ведешь себя, ну точь-в-точь как глава рода, – смеясь, сказал Ронан.Я тоже улыбнулась, мне так часто приходится изображать стального бойца, что с братом я чересчур расслабляюсь.Мы еще какое-то время поболтали, как в старые добрые времена. Жизнь у Ронана была неплоха; к моему стыду, у меня вызвали зависть его трехкомнатные апартаменты. Штайне, как и Вольф, был единомышленником Соденберга и всячески его поддерживал. Братец быстро нашел общий язык с министром, и теперь они прекрасно справлялись. Программу действий разрабатывал Ронан, а Штайне ее подписывал и озвучивал. Министр был весьма неглуп, но ему не хватало специальных знаний, и о том, насколько большую роль играет Ронан, никто не распространялся.Дело в том, что при прежнем правительстве на Дезерте делали упор на производстве, если можно так выразиться, десантников и прочих «скороспелых» солдат, то есть стремились зарабатывать не от качества, а от количества произведенного. Но десантники нужны, когда есть войны, в мирное время корабли и станции на абордаж не берут, и несколько выпусков осталось без работы. Это позволило Соденбергу в результате мягкого путча, который здесь зовется выборами, захватить власть. Программа Соденберга заключалась в том, чтобы уменьшить производство «пушечного мяса» и увеличить долю солдат-инженеров: нетрудоустроенных переучили и нашли им работу, что дало новому президенту еще большую поддержку. И что интересно, в первые четыре года ему особо не мешали, и программы по подготовке летчиков, навигаторов и ремонтников были запущены. Но в последний год часть верхушки воспротивилась закрытию программ обучения десантников. Вопрос: почему? В безработице никто не заинтересован, значит, этим ретроградам пообещали, что десантники будут куплены. Вывод – в ближайшее время планируется хорошая заварушка. Где? И кто ее организует? Впрочем, для нас, синто, это неважно, даже если не мы будем объектом агрессии, нам все равно не выгодны войны, пусть даже и локальные. Значит, наша задача – поддержать Соденберга и не дать потенциальным агрессорам возможности обзавестись дешевым «пушечным мясом». Но если десантник готов к шестнадцати годам, то летчик – к девятнадцати, а навигатор – к двадцати. И если для того, чтобы подготовить десантника, нужны лишь тренировочный зал и спецбассейн, то для подготовки тех же летчиков нужны дорогие имитаторы. У государства возрастают расходы, вот Ронан и вывихивает мозги, пытаясь сделать что-то с «Тришкиным кафтаном». Я долго смеялась, когда он объяснил, что это такое, хотя, по большому счету, смешного мало.Нашу беседу прервало официальное объявление обо мне, включающее запись дуэли. Ронан был слегка шокирован моей скоростью, я, как ни странно, тоже – не так уж часто я смотрела записи своих боев. Потом выступил Соденберг и сказал, что мне присвоен какой-то там статус, со мной должны всячески сотрудничать, и у меня есть право «на защиту своей чести и достоинства». Как объяснил Ронан, это право на защиту, по сути, – право на убийство. От нашего легкого настроения не осталось и следа, я засобиралась. Перед прощанием я сообразила попросить у братца какой-нибудь еды, чтобы не есть лишний раз синтетику. У него нашелся сухой паек, я была очень рада, что смогу спокойно пропустить обед.Когда мы вернулись в учебку Вольфа, то отца уже не застали, вместо него нас ждал видеоприказ для Каса и Пола о том, что они поступают в мое полное распоряжение. Ребята никак своего отношения к этому не выразили, а Вольф уже нашел, куда их расселить. Остаток дня до ужина я потратила, изучая информацию по поставленным задачам, вроде бы все казалось не так уж страшно. Но после разговора с Вольфом я схватилась за голову. Он посвятил меня в тонкости политической жизни, и в связи с этим дал кучу уточняющей информации по четырнадцати учебкам Дезерта.Оказывается, руководитель каждой учебки был в ней царь и бог, сам назначал преподавателей и сам утверждал учебный план. С таким положением Соденберг боролся изо всех сил. В четырех учебках не был введен курс «о женщинах», и там до сих пор растили пацанов, принесших дурную славу Дезерту. При прежних правительствах считалось, что солдат, считающий женщину низшим и презренным существом, лучше, поскольку у него не возникнет проблем эту самую женщину убить. Но зато у них возникала куча других проблем, если вдруг женщины оказывались солдатами их армии, да еще и выше чином. Шесть руководителей учебок были за Соденберга, но пять из четырнадцати – резко против, остальные трое выжидали. И оказывается, никто не будет возражать, если я во время посещений этих враждебных учебок попутно прибью их руководителей. Естественно, Вольф выразился намеками, но мне и этого хватило, чтобы взбеситься. Я назвала вещи своими именами, чем удивила ректора, и у нас вышел весьма жесткий разговор, в результате которого мы расставили все точки – я не штатный палач господина президента, но, скорее всего, сама захочу прибить мятежных ректоров, пообщавшись с ними хоть пять минут. Перспектива «радужная» во всех отношениях. Между прочим Гауфман, который открыто не возражал против политики президента, но и не особо ей способствовал, сейчас находится в тяжелом состоянии: он потерял много крови из-за ранения, и его поместили в регенератор, в котором случился сбой, и пациент получил не те лекарства. Я взяла себе на заметку, что Соденберг совсем не такой милашка, каким кажется, и что лучше не мешать его планам. А чтобы совсем меня добить и сразу сообщить все плохое, как выразился Вольф, он объяснил, почему меня назвали «отбросом». Отбросами на Дезерте называют женщин, не способных родить полноценных детей; эти женщины являются, как правило, чернорабочими, недоедают, очень худы и лишены женских прелестей. А теперь, как говорится, посмотрим в зеркало и увидим кого-то невысокого росточка, худенького; о том, что это девушка, нам сообщает длинная коса. По сути, волосы – это мой главный половой признак, потому что грудь почти не прорисовывается под жестким армкамзолом. Нет, в тонкой рубашке или футболке она заметна, но не более. Интенсивные тренировки на протяжении многих лет сжигали любую жировую ткань в моем организме, делая тело «пересушенным» и не давая мне расти. Единственное, что я могла себе позволить, это сформировать красивую форму ног и попы, но они на ощупь были просто железными. Я всегда выставляла ноги напоказ и прятала плечи и руки за широкими рубахами, потому что их вид повергал меня в уныние: не должно быть у женщины столь сухих и рельефных плеч и рук. Предполагалась, что примерно в восемнадцать лет я снижу интенсивность нагрузки, давая возможность организму стать более женственным. Но, учитывая мое положение на Дезерте, похоже, я буду тренироваться еще интенсивнее.Вольф, видя, что я впала в прострацию от его сообщений, попытался меня взбодрить, потащив на ужин в офицерскую столовую.Я взбодрилась. Когда на тебя направлено внимание десяти мужчин, трудно остаться вялой. Преподавателей, как и следовало ожидать, оказалось немного, при использовании учебных кресел в них почти нет нужды, и они являются, по сути, руководителями инструкторов, которых было несколько десятков и которые отвечали за воспитание солдат. Хорзан, хоть и звался просто инструктором, оказался старшим инструктором по боевой подготовке, то есть все-таки входил в высший преподсостав. Мужчины не стесняясь поведали мне личную информацию о себе. Из десяти двое оказались женатыми, что меня несказанно порадовало, приятно встретить хоть что-то нормальное на этой сумасшедшей планете. Еще двое были почти женаты, то есть посещали только одну женщину в борделе; еще трое были активными любителями женщин, причем один из них счел, что я вполне в его вкусе. Пришлось прикинуться слепой, не замечая плотоядных взглядов, пока Вольф, спасибо ему огромное, не дал понять этому озабоченному, что его внимание нежелательно. Хвала Судьбе, никто не считал, что меня надо презирать, все десятеро оказались вполне нормальными, если считать нормальным женоподобного Дина Таксона. Один здоровенный дядька лет сорока пожалел меня, такую худышку, и выразил надежду, что я отъемся. Я поспешила его уверить, что он вряд ли когда-нибудь увидит меня отъевшейся. В принципе, атмосферу можно было назвать дружеской, но чувствовалась некоторая натянутость. Ко мне обращались только «леди Викен-Синоби», не делая даже попыток фамильярничать – похоже, Вольф основательно промыл им мозги. Авторитет ректора был непререкаем, одного взгляда хватало, чтобы его понимали и слушались.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13