еще раз вскрикнув, она с жутким воем помчалась прочь от надвигающейся смертельной опасности.
* * *
Снег — вот первое, что Джинджер реально ощутила.
Крупные пушистые снежинки плавно, словно парашютики одуванчика, опускались мимо ее лица на землю. Она подняла голову и увидела между громадами старых зданий прямоугольник низкого мглистого неба. Волосы и брови ее тотчас же побелели, снежинки таяли на ресницах и растерянном лице, уже и без того мокром от слез, и она поняла, что тихо плачет.
Джинджер поежилась: несмотря на безветрие, было довольно холодно, мороз пощипывал щеки и подбородок, а руки уже почти заиндевели. Холод проник под ее зеленый больничный халатик, и ее всю просто трясло.
Тут она огляделась кругом и обнаружила, что сидит на леденящем бетоне, прижавшись спиной к холодной как лед кирпичной стене, обхватив колени руками, — в типичном положении запуганного насмерть беззащитного существа. С каждой секундой ей становилось все холоднее, но у нее напрочь пропали сила и воля, чтобы встать.
Затем Джинджер вспомнила испугавший ее умывальник с жутким сточным отверстием, охвативший ее панический страх, свое нечаянное столкновение с Агатой Тэнди и удивленное выражение лица Джорджа Ханнаби, обернувшегося на ее крик, и ее охватило отчаяние. После этого она уже ничего вспомнить не смогла, но нетрудно было предположить, что она убегала, как сумасшедшая, спасаясь от мнимой опасности, на виду у своих оторопевших коллег и знаменуя этим неминуемый крах своей карьеры.
Девушка сильнее прижалась спиной к кирпичной стене, всем сердцем желая поскорее умереть от холода, не сходя с места.
Она сидела в конце широкого проезда, упирающегося в корпуса больничного комплекса. Слева от нее была железная дверь котельной, а за ней — выход с пожарной лестницы.
Ей невольно вспомнился мрачный тупик, куда затащил ее незадачливый громила в Нью-Йорке, когда она возвращалась домой после работы в Колумбийском пресвитерианском госпитале. Но в тот раз она была собранна и смогла дать отпор насильнику. Теперь же она уже была не на коне, затравленная неудачница. Какая странная ирония судьбы — оба происшествия случились с ней в довольно схожих местах.
Все ее труды, все долгие годы упорного овладения тайнами и искусством Эскулапа, все надежды и мечты в один миг рухнули. В последнюю, решающую минуту она подвела Джорджа, возлагавшего на нее как на хирурга большие надежды, подвела своих родителей и себя самое. Отрицать очевидное было уже нельзя: с ней что-то случилось, произошло нечто страшное, полностью исключающее дальнейшую врачебную карьеру. Что же это, психоз? Опухоль мозга? Склероз?
Дверь пожарной лестницы внезапно распахнулась, резко скрипя и скрежеща несмазанными петлями, и, тяжело дыша, на улицу вывалился Джордж Ханнаби. Не обращая внимания на снег, покрывший скользкую мостовую тонким обманчивым слоем, он сделал несколько шагов по проулку и замер, потрясенный видом сидевшей на корточках Джинджер с открытым от изумления ртом. Ей подумалось, что он уже сожалеет о затраченном на нее времени и дополнительном внимании: ведь он считал ее талантливой ученицей, достойной этого, а она не оправдала его надежд. Джордж был так добр к ней, так верил в нее, а она предала его, пусть и невольно, но ведь предала! От этой мысли Джинджер еще горше расплакалась.
— Джинджер? — с дрожью в голосе окликнул ее он. — Джинджер, что стряслось?
В ответ она разрыдалась. Лучше бы он ушел, думала она, глядя на расплывающиеся контуры растерявшегося Джорджа, лучше бы он оставил ее наедине с ее позором. Разве доктор Ханнаби не понимает, как ей тяжело осознавать, что он видит ее в таком состоянии?
Снег между тем повалил еще гуще. В дверном проеме пожарной лестницы возникли еще какие-то человеческие фигуры, но Джинджер не могла их разглядеть из-за слез.
— Джинджер, пожалуйста, не молчи, — подойдя ближе, сказал Джордж. — Что случилось? Скажи мне. Объясни, чем я могу помочь.
Она прикусила губу, пытаясь подавить слезы, но вместо этого зарыдала пуще прежнего.
— Со мной что-то происходит, — наконец выдавила она из себя тоненьким голоском, лишний раз подтверждающим ее слабость.
— Но что? — склонившись над ней, переспросил Ханнаби. — Ты можешь объяснить?
— Я не знаю.
Она всегда контролировала себя и обходилась без посторонней помощи. Потому что она была Джинджер Вайс, не такой, как другие. Она была золотой девочкой. И она не знала, как просить о помощи в подобной ситуации.
— Как бы то ни было, — продолжал Джордж, все еще склоняясь над ней, — мы можем это исправить. Я понимаю, что ты необыкновенная гордячка, ты слышишь меня, детка? Я всегда берег твои чувства и не навязывал своего мнения или помощи, потому что щадил твою гордость. Ты все привыкла делать самостоятельно. Но на этот раз ты не справишься одна, и тебе не нужно этого делать. Я с тобой, и, ради бога, обопрись на мое плечо, нравится тебе это или нет. Ты слышишь меня?
— Я... я все испортила. Я вас разочаровала, — простонала Джинджер.
Джордж слегка улыбнулся.
— Ни в коей мере, дорогая моя, ни в коей мере. У нас с Ритой были одни сыновья, но, если бы родилась дочь, мы бы хотели видеть ее именно такой, как ты. Ты не обычная женщина, Джинджер, ты доктор Вайс, очень дорогой для меня человек. Ты думаешь, что разочаровала меня? Это невозможно. Я сочту за честь, если ты обопрешься сейчас на меня, как если бы ты была мне родной дочерью. Так что позволь уж мне помочь тебе, как родному отцу, которого ты так рано потеряла. — И он протянул ей свою руку.
Она с радостью ухватилась за нее и, опершись, встала.
Было 2 декабря, понедельник.
Пройдет еще много недель, прежде чем она узнает, что другие люди в других местах — все незнакомые ей — пережили в этот день нечто подобное кошмару, случившемуся с ней.
2
Трентон, Нью-Джерси
За несколько минут до полуночи Джек Твист открыл дверь, вышел из пакгауза в дождь и слякоть и увидел, как кто-то вылезает из серого грузового «Форда» возле ближайшего к нему пандуса. Фургон подъехал аккурат в момент, когда мимо грохотал товарняк. Вокруг было темно, хоть глаз выколи, если не считать блеклого света грязных лампочек сигнализации. Как назло, одна из них горела прямо над дверью, из которой вышел Джек, и незваному гостю его было хорошо видно.
У спрыгнувшего из кабины грузовика парня лицо было — ни дать ни взять — как у персонажа детективного фильма: тяжелый подбородок, рот щелочкой, перебитый нос и поросячьи глазки. Это был один из исполнительных безжалостных садистов, которым в бандах отводилась роль боевиков; при других обстоятельствах этот тип мог бы служить насильником и грабителем в орде Чингисхана, ухмыляющимся головорезом у нацистов, мастером заплечных дел в сталинских лагерях, короче говоря, он весьма походил на морлока — зловещего пришельца из будущего, изображенного Гербертом Уэллсом в «Машине времени». Встреча с ним не предвещала Джеку ничего хорошего.
Они уставились друг на друга, и Джек совершил промах: промедлил и не всадил в этого ублюдка пулю из своего пистолета 38-го калибра.
— Ты кто такой? — спросил «морлок», но, увидев в левой руке Джека мешок, а в правой — пистолет, крикнул, вскинув от удивления брови: — Макс!
Макс был, вероятно, водителем грузовика, но Джек не стал дожидаться, пока ему этого типа представят: повернувшись на сто восемьдесят градусов, он шмыгнул в пакгауз и захлопнул за собой дверь, тотчас отойдя в сторону — на случай, если кому-то из гостей вздумалось бы использовать ее в качестве мишени.
Помещение склада освещалось лишь светом из конторы, располагавшейся в дальнем конце здания, да редкими лампочками в жестяных колпаках, тускло горевшими всю ночь на потолке. Но Джеку и не требовалось специального освещения, чтобы рассмотреть выражение физиономий своих компаньонов — Морта Герша и Томми Санга: они не выглядели уже столь же счастливыми, как всего пару минут назад.
А были они в прекрасном расположении духа потому, что им удалось нанести удачный удар по главному перевалочному пункту на маршруте по перевозке денег, а именно — месту, куда стекались доллары от сбыта наркотиков более чем с половины штата Нью-Джерси. По воскресеньям и понедельникам курьеры доставляли сюда в чемоданах, сумках и коробках наличные деньги, а по вторникам бухгалтеры-мафиози в костюмах от Пьера Кардена приезжали подсчитывать выручку за неделю. Каждую среду чемоданчики, набитые пачками банкнотов, отправлялись в Майами, Лас-Вегас, Лос-Анджелес, Нью-Йорк и в другие центры большого бизнеса, чтобы эксперты по капиталовложению с дипломами Гарварда — доверенные лица мафии, или братства, — вложили их в выгодное дело. Джек, Морт и Томми просто-напросто встряли между бухгалтерией и советниками по капиталовложению и умыкнули четыре тяжелых мешка наличных.
— Считайте, что мы одно из звеньев цепи посредников, — сказал Джек троим разъяренным охранникам, которые все еще лежали связанными в конторе склада. Морт и Томми при этих словах рассмеялись.
Но сейчас Морту было не до смеха. В свои пятьдесят лет он уже облысел, обзавелся брюшком и ссутулился. На нем был темный костюм, серое пальто и шляпа с загнутыми полями — он всегда носил этот костюм и шляпу, даже когда и не надевал пальто. Во всяком случае, в другом наряде Джек его никогда не видел. Сегодня Джек и Том были в джинсах и стеганых виниловых куртках, и Морт по сравнению с ними выглядел довольно забавно, как персонаж массовки из старого фильма Эдуарда Робинсона. Поля его шляпы заметно пообвисли и помялись, как и сам Морт, а костюмчик пообтерся.
— Кто это там снаружи? — хрипло и резко спросил он, когда Джек влетел назад и захлопнул за собой дверь.
— По меньшей мере двое парней на фордовском фургоне, — ответил Джек.
— Братва?
— Я видел только одного из них, — сказал Джек. — Но вид у него, как у одного из неудавшихся страшилищ доктора Франкенштейна.
— По крайней мере все двери заперты.
— У них наверняка есть ключи.
Все трое быстренько отошли от выхода подальше в тень, в проход между штабелями деревянных клетей и картонных ящиков, установленных на поддонах. За грузами можно было укрыться, как за стеной в двадцать футов высотой, склад был огромный, набитый сотнями телевизоров, микроволновых печей, смесителей, тостеров, ящиков запасных частей и деталей, и все это надежно хранилось в чистом помещении под хорошей охраной, но, как и в любом другом промышленном здании, ночью, когда работы не велись, здесь было жутковато. Странные приглушенные звуки блуждали между штабелями товаров, а все усиливающаяся дробь дождя по крыше и завывание ветра лишь усугубляли жутковатое ощущение, будто множество неизвестных созданий просачивается между стропилами и балками внутрь.
— Я ведь говорил, что не нужно связываться с братвой, — сказал Томми Санг — американец китайского происхождения лет тридцати, на семь лет моложе Джека. — Ювелирные магазины, бронированные автомобили, даже банки — пусть, но только не мафия, упаси бог. Это ведь тупо — связываться с братвой, это все равно что заявиться в бар, полный морских пехотинцев, и плюнуть на флаг.
— Однако ты здесь, — огрызнулся Джек.
— Ну допустим, — согласился Томми. — Я не всегда хорошо соображаю.
— Если фургон объявляется в такой час, — обреченным голосом произнес Морт, — это означает одно: они возят какое-то дерьмо, возможно, кокаин или травку. А что из этого следует? Да то, что это не только водитель и горилла, которую ты видел. С ними наверняка еще двое ребятишек с автоматами «узи», а то и с чем-нибудь похлеще.
— Тогда почему они до сих пор не стреляют? — спросил Томми.
— Они думают, что нас здесь не меньше десятка и у нас базуки. Так что они будут действовать осторожно, — пояснил Джек.
— Если они перевозят наркоту, у них должна быть рация. Они уже вызвали подмогу, это уж точно, — сказал Морт.
— Ты хочешь сказать, что у мафии целый парк радиофицированных фургонов, как у телефонной компании? — поинтересовался Томми.
— Теперь у них все есть, как в любой порядочной фирме, — буркнул Морт.
Они прислушались, надеясь уловить шум какой-то беготни вокруг склада, но ничего, кроме звуков дождя со снегом, не услышали.
Пистолет в руке Джека показался ему детской игрушкой. У Морта был 9-миллиметровый «смит-вессон» модели М-39, а у Томми «смит-вессон» модели 19, «комбат-магнум», который он засунул под куртку после того, как люди в конторе были надежно связаны и уже казалось, что опасная часть работы позади. Они хорошо вооружились, но не настолько, чтобы противостоять «узи». Джеку вспомнились старые документальные фильмы о вторжении русских танков в Венгрию, когда несчастные венгры пытались сражаться с ними палками и камнями. У Джека Твиста вообще проявлялась склонность к мелодраматичности, стоило ему попасть в переплет, и всякий раз, как бы ни складывалась ситуация, он воображал себя благородным беззащитным существом, бросающим вызов силам зла. Он знал за собой эту слабость, но полагал ее одним из своих положительных качеств. Сейчас же, тем не менее, они висели на волоске, и мелодраматизировать свое положение уже не было смысла.
Видимо, Морт подумал так же, потому что сказал:
— Нечего и пытаться прорваться через черный ход, они уже наверняка разделились и пасут нас у обеих дверей.
Выходов и в самом деле было только два — обычный и для погрузочно-разгрузочных работ. А кроме них, не было ни окон, ни вентиляционных отверстий, ни боковых дверей, ни подвала и, следовательно, выхода через него, ни чердачного люка. Готовясь к ограблению, они хорошо изучили подробный план здания и теперь знали, что попали в ловушку.
— Что будем делать? — спросил Томми.
Вопрос был адресован не Морту, а Джеку Твисту, потому что именно он всегда был организатором. И, если требовалось принимать какое-то решение по ходу ограбления, от него же и должны были поступать гениальные идеи.
— Эй, — оживился Томми, вдруг решив взять эту роль на себя, — а почему бы нам не выбраться отсюда так же, как, мы сюда и вошли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15