Только ноги быстро и непрерывно двигались: казалось, они работают независимо от всего тела.
Машина шла хорошо, без малейшего качания. Заднее и переднее колесо двигались точно по одной прямой. В этом секрет скорости.
Неистовый шум охватил толпу уже на старте. Мужчины и женщины, пожалуй, даже особенно женщины, кричали, свистели, размахивали руками, шляпами, платками.
Чуть не у самого носа Вессада вдруг что-то мелькнуло, и в небо взмыл, возбужденно гулькая, рассекая крыльями воздух, белый трепетный голубок.
На третьем километре и до того шумная толпа внезапно дико взвыла. Вессад почувствовал: сзади что-то происходит. Что-то тревожное, угрожающее.
Так взрывается в едином выкрике стадион, когда форвард, ловко обойдя защитников, вдруг выходит один на один с вратарем. Так вскрикивают трибуны, когда боксер падает на брезент и судья открывает счет...
Солнце было в этот момент сзади. Справа от себя Анри Вессад увидел черную тень. Она медленно и грозно наползала из-за спины, упрямо выдвигаясь все дальше и дальше. Уже было хорошо слышно глухое шуршанье чужих шин.
Еще через несколько секунд мимо Вессада промчался Лерок. Привстав с седла, он всей тяжестью тела неистово рвал педали.
Казалось, вся цепочка велосипедистов стоит на месте, вхолостую вращая колеса, и только один Лерок мчится по асфальту.
- Анри! Достань его, Анри! - заорал кто-то.
"Шалишь! Не уйдешь!" - с непонятной радостью подумал Вессад.
В нем уже вспыхнул острый, хмельной азарт. Увеличив скорость, он без особого напряжения стал медленно, упрямо приближаться к Лероку.
Но тот, подпустив его почти вплотную, вдруг снова приподнялся над седлом и стремительно рванулся вперед. Он мчался все быстрее и уже обошел не только Вессада, но и Лансье.
- Анри! - снова взревели болельщики.
- Нажми!
- Работай, парень!
Крики зрителей словно подхлестнули Вессада. Он стиснул зубы и стал еще сильнее вращать педали. Очень хотелось приподняться с седла и мощным рывком достать Лерока. Но Анри сдержал себя.
"И так достану!"
Машина шла быстро и накатисто.
"Достану! И так достану!"
И все-таки, незаметно для себя, Анри увеличивал и увеличивал скорость.
Но догнать Лерока не удалось: тот снова сделал сильный рывок и теперь оказался лидером гонки.
"Как в пятнашки! - мелькнуло у Анри. - Да, пятнашки. Или кошки-мышки!"
Анри уже злился. Он чувствовал - теряет равновесие. Горячая волна крови хлестнула в голову, на миг ослепив его.
У Вессада, как и у большинства гонщиков, не было секундомера на руле. Но и без секундомера он видел - идет быстрее намеченного. Гораздо быстрее.
А Лерок еще усилил темп...
Ах, так!
Вессад резко нажал на педали.
"Врешь! Достану!"
Лерок мчался стремительно. Он стал словно бы невесомым. Будто парил над шоссе. Но Анри чувствовал: он все-таки приближается к сопернику.
Первая тоненькая медленная струйка пота затекла ему в глаз, соленый вкус появился на губах.
"Сумасшедший! - в ярости подумал Анри. - Ведь не пять километров идешь. Пятьдесят! Надо сбавить... Сбавить..."
Но ноги Вессада, сухие мускулистые ноги гонщика, нервы и сердце, каждая клеточка его сильного тренированного тела не желали слушаться, сами рвались вперед, стремясь достать соперника.
- Нажми! - вопили болельщики.
- Анри!
Теперь он шел четвертым. Перед ним маячила широкая спина Лансье, обтянутая голубой рубашкой. Спокойно и методично, хорошо используя накат, Вессад обошел соперника.
Мелькнули трибуны. Кончился первый круг.
На седьмом километре Вессад обогнал и другого противника, первым взявшего старт.
Но впереди была еще одна спина - узкая, с резко торчащими острыми лопатками, голубая спина Лерока. Вессаду казалось: она закрывает ему путь, он ничего не видит из-за нее.
Это рефлекс гонщика. Впереди спина - значит, надо ее обойти. Тело еще не испытывало утомления. Оно рвалось вперед.
"Но нельзя же... Нельзя! А отставать можно? Отставать - это хорошо?"
Мысли путались у Анри. В виске оглушительно билась жилка. Он никак не мог сосредоточиться.
"Как же? Догонять? Нет?"
Вессад заставил себя оторвать глаза от голубой спины.
Только не горячиться!
- Анри! - кричали болельщики. - Ан аван!
"Ан аван" - так называется его клуб. Это значит - вперед!
И снова мелькало асфальтированное шоссе и тесные шеренги болельщиков. Они ограждали дорогу так плотно - Вессад даже не видел, что вокруг золотистое поле, зеленый луг или черная земля. Мчался словно в живом коридоре.
Голубая спина была далеко. Просвет между Лероком и Вессадом все увеличивался.
- Спокойно, спокойно, - твердил Вессад.
Но спокойствия не было.
Лерок... Он же не дурак. И не новичок. Идет таким бешеным темпом и не боится выдохнуться. Значит, приготовил какой-то сюрприз.
Нажать, что ли? Достать? Пока не поздно?
Снова мелькнули трибуны. Кончился второй круг.
Лерок уже сильно оторвался от докера. Казалось, сухопарый "голубой" гонщик идет теперь последним: намного обогнав всех, он пристал к хвосту цепочки велосипедистов. Вессад был даже рад этому. Теперь хоть впереди не маячила голубая спина, не трепала ему нервы.
Шел уже двенадцатый километр. А Лерок по-прежнему яростно крутил педали. Бедра его постепенно наливались свинцом. Воздух сделался тяжелым и плотным, как вода. Он давил на плечи, голову, ноги, руки. Вспарывать воздушную стену стало неимоверно трудно. И главное - дыхание сбилось от бесконечных спуртов...
Лерок чувствовал: ему уже долго не протянуть, но ни Вессад, ни зрители не знали этого.
И Лерок решил еще раз, последний раз, попробовать...
Ведь Дюваль обещал, если все хорошо пройдет, не скупиться...
На четырнадцатом километре толпа вдруг снова разразилась неистовым криком. Лерок, примкнув к хвосту цепочки велосипедистов, обошел "желтого" гонщика и продолжал яростно рвать педали.
Вскоре толпа опять восторженно закричала: Лерок, собрав остаток сил, эффектно "съел" еще одного противника.
Зрители ревели, не смолкая ни на секунду.
- Анри! - кричали портовики.
- Лерок! - радостно орали другие болельщики.
- Анри!
- Лерок!
Кто-то раз за разом палил в небо из пистолета. Кто-то остервенело дубасил по медной тарелке. Кто-то вертел над головой оглушительную трещотку.
"А может, достать? Сейчас, пока еще есть шанс, - тревожился Анри. Или... Нет... Не поддаваться..."
Сдерживая ярость, он шел методично и упрямо, стараясь не замечать далеко оторвавшегося противника.
Дюваль был взбешен. Кончался уже третий круг. Скоро Лерок выдохнется, и тогда...
В растерянности метался Дюваль около шоссе.
И вдруг его осенило.
Собрав вокруг себя нескольких друзей, он придвинулся вплотную к асфальту и вместе с ними, скандируя каждый слог, стал кричать, приставив к губам металлический рупор:
- Жми, Вес-сад! Жми, Вес-сад! Жми!
Дюваль рассчитал правильно.
Его крик мгновенно подхватили рабочие, моряки, студенты, искренне желавшие победы молодому докеру.
И вскоре уже многотысячная толпа хором кричала:
- Жми, Вес-сад! Жми, Ан-ри! Жми! Жми! Жми!
А Вессад стискивал зубы. Нет! Нет! Нет! Впереди еще тридцать пять километров.
- Не тушуйся, Анри!
- Работай! - кричали одни.
- Ан аван!
А другие, в пылу азарта, забыв все на свете, остервенело вопили:
- Сопляк!
- Лентяй!
- Эй, проснись! Крути!
Болельщики, как и дети, народ жестокий. Они не прощают неудач.
Некоторые недавние поклонники теперь, казалось, готовы были отдубасить Анри.
- Тюфяк! - орали они.
- Ножками, двигай ножками, мальчик!
- Не забудь: ты в седле, не в кровати!
Но большинство зрителей по-прежнему громогласным хором скандировало:
- Жми, Ан-ри! Жми, Вес-сад! Жми!
Четыре минуты подряд, не смолкая ни на миг, ревела, выла, стонала, свистела, орала толпа.
Вессад слышал один лишь слитный, многоголосый рев. Мчался, как в грохочущем туннеле.
Этот рев давил на него, прижимал к рулю. Вессаду казалось, - он держится из последних сил. Еще немного - и он сорвется, в остервенелой ярости бросится за Лероком.
Четыре минуты орала толпа.
И вдруг крик резко оборвался, будто кто-то выключил репродуктор.
И сразу Анри почувствовал: что-то случилось.
Казалось, мир снова стал широк и ясен, плечи внезапно избавились от многопудового гнетущего груза.
Анри скользнул глазами по шоссе. Вдали, у самого поворота, неестественно задрав кверху переднее колесо, лежала на боку машина. Под ней, высвобождая ноги из туклипсов, ворочался Лерок. Острые лопатки торчали на его узкой спине, обтянутой голубой рубашкой, которая так взмокла, что стала теперь темно-синей, почти черной.
- Лерок! - взмолились болельщики.
- Миленький!
- Вставай!
- Лерок!
Вот сейчас... Сейчас он вскочит на машину и понесется дальше.
Зрители не знали, что гонщик упал нарочно. Силы его иссякли, а сходить с гонки просто так Лероку было неловко. И он счел за лучшее симулировать сильный ушиб.
На мотоцикле к нему уже мчался врач в развевавшемся на ветру белом халате с маленьким чемоданчиком в руке.
А Вессад продолжал нестись вперед. Теперь, после восемнадцати километров, он стал лидером гонки. За ним шел Лансье.
И Вессад переключил на него все внимание.
Однако изредка мысли его все же на секунду возвращались к Лероку. Почему чудак, изрядно потрепавший ему нервы, мчался так быстро? В чем дело?
Но Вессаду некогда было решать загадку.
Впереди - еще более тридцати километров. Вессад мчался, не чувствуя усталости. Он ощущал только радость, сильную острую радость, даже гордость.
Наконец-то он смог преодолеть свою вечную горячность, так мешавшую ему. Наконец-то!..
То чудесное ощущение уверенного спокойствия, полного владения собой, которое впервые за столько лет появилось у него сейчас, всего несколько минут назад, во время поединка с Лероком, - это чудесное ощущение делало его могучим, как никогда.
Впервые он чувствовал себя чемпионом, как бы хозяином гонок.
И он победил.
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ
Замечательному советскому борцу
и тренеру, вице-президенту ФИЛА*
Алексею Катулину
______________
* ФИЛА - Международная федерация борьбы.
Однажды мы сидели вечером в гостиной Дома спорта.
Вскоре должна была начаться встреча с нашими борцами, только что вернувшимися из Турции.
Мы расположились шумной компанией - тренеры, журналисты, судьи. Разговор шел громкий, суматошно-бестолковый, но веселый.
Кто-то сообщил, что на днях в одной из латино-американских стран вступил в действие новый оригинальный закон: за нападение на футбольного судью - от трех месяцев до пяти лет тюрьмы.
- Это что! - со смехом перебил мой сосед-журналист и рассказал, как недавно в Манчестере на ринге произошел невероятный случай: оба боксера одновременно получили нокаут.
Все говорили разом, смеясь и перебивая друг друга.
Вдруг один из нашей компании - тренер по борьбе Георгий Филимонович остановился на полуслове, глядя по направлению двери.
Я тоже оглянулся.
В дверях стоял немолодой мужчина, полный, невысокий. Округлое, добродушное лицо и большие оттопыренные уши. А может, они просто казались такими большими, потому что голова была наголо обрита? Он был в черном костюме, обычном, неброском. И вообще - и лицом, и одеждой - он никак не выделялся.
- Кто это? - спросил я Георгия Филимоновича.
- Не знаешь? - удивился тот. - Это Хлопин. Судья. И не просто судья: покоритель Парижа!
Я усмехнулся:
- Еще одна байка?!
Георгий Филимонович даже обиделся:
- Вовсе не выдумка. Все французские газеты однажды вышли с сенсационными заголовками: "Русский судья покорил Париж!"
* * *
Пале-де-Шайо знают не только в Париже.
Грандиозный подземный дворец всемирно знаменит. Здесь пестрой чередой мелькают концерты, спектакли, выставки. И реже - спортивные поединки.
Сейчас в Пале-де-Шайо пустынно. Всего через час начнутся международные состязания борцов. И тогда в огромных подземных залах, вокруг ковров, соберутся многотысячные гудящие толпы. А пока...
Пока во дворце - последние приготовления.
Быстрые, незаметные, все успевающие девушки с мягко завывающими пылесосами на длинных, как гигантские черви, шнурах, резво обходят ряды кресел.
Худощавые, спортивного вида парни приносят толстые ковры, похожие на десятиспальные матрацы, разворачивают и укладывают их. Тут же, рядом с коврами, ставят плоские ящички с канифолью и стулья для судей.
Двое монтеров в ярких - зеленых с красными полосками - комбинезонах, с легкими лестницами в руках, похожие на циркачей, обходят скрытые тут и там глубокие зевы мощных вентиляторов. Ведь дворец-то под землей!
Пале-де-Шайо готовится к ответственным схваткам.
В одном из залов, около белых сверкающих весов, удобно расположилась группа людей: секретарь, несколько судей, врач, представители команд. И тут же - Хлопин. В строгом синем пиджаке, на груди вышитые золотом по-французски слова: "Вице-президент".
Возле этих весов он был самым главным. Так постановила ФИЛА. За каждую весовую категорию отвечает один из руководителей ФИЛА. И вот Хлопину достался полусредний вес.
Хлопин сидел у весов на низком складном стульчике. Он казался совершенно спокойным. Тщательно отутюженный костюм. Массивное лицо, неторопливые глаза. Сидел, вытянув ноги, небрежно листая французский журнал.
Вряд ли кто-нибудь догадывался, как нервничал сейчас Хлопин. То и дело хлопала дверь в зал. И каждый раз Хлопин украдкой бросал туда быстрый взгляд поверх журнальных страниц. И тотчас же, будто сделав что-то нехорошее, запретное, отводил глаза.
Но опять стучала дверь. И Хлопин опять глядел на нее.
Взвешивание шло к концу*. Уже побывали на весах и поляк, и турок, и итальянец, и чех, и египтянин. Пятнадцать полусредневесов из пятнадцати команд благополучно прошли контроль. И только шестнадцатый почему-то все еще не подходил к весам. А этим шестнадцатым был советский борец Леонид Добровольский.
______________
* Взвешивание длится только один час. Борец, не прошедший взвешивания, не допускается к состязаниям.
Хлопин хорошо знал его. Не год, не пять и не десять судит Хлопин схватки на ковре. Ему ли не знать всех ведущих наших борцов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9