После традиционных тостов и обильной закуски, разговор
перекинулся на воспоминания юности, затем вовсе уплыл в неведомые дали.
Вернее, в неведомые дали уплыло мое сознание, поскольку по закону
сообщающихся сосудов весь алкоголь застревал в моей голове, и лишь после
изрядного ее наполнения начинал продвижение в голову "большого брата".
Самое обидное, что Лоренцо это прекрасно знал и умел остановиться вовремя.
Следовательно, никогда не пьянел, о чем тоже в столице слагались легенды.
Все это я добыл из бог весь каких закромов памяти. Я рад был бы
засунуть проблески мыслей подальше в уже знакомый колодец, но тут
родственники вновь уделили внимание моей персоне.
- Лоренцо, не знаю, право, как сказать тебе, - неуверенно начал Юлиан.
- Как брату, Юлиан. Как родному брату!
- Когда лекарь сообщил моей сестре, что она разрешится двумя детьми
сразу:
Я почувствовал, как у Лоренцо холодеет спина.
- :она была напугана до безумия. Лекарь понятия не имел, почему наша
семья боится близнецов:
- Кузина? Она жива? Дети?
- О, да, да! Какой же я болван! Я несся через всю страну и представлял,
как первым делом сообщу тебе о нашей радости! И забыл. Вот дьявол! У нее
две очаровательные прекрасные девочки. Они увидели свет вместе с первым
яблоневым цветами.
- Слава Господу, - Лоренцо откинулся на спинку кресла, и я оказался в
почти вертикальном положении.
- Мы рассказали лекарю про тебя, - продолжал Юлиан, заметно убавив пыл.
- Он утверждает, что: это легко удалить. Он готов собственноручно провести
операцию. По его словам, никакой угрозы твоей жизни нет. Два, максимум три
месяца, и ты станешь:
- Я ценю твою заботу, мой милый кузен, - оборвал его Лоренцо, - но
случилось так, что я чертовски привязался к младшему братишке. Мне бы не
хотелось разлучаться с ним.
- Но ты бы мог:
- Нет, Юлиан. Я не раз говорил это - нет. Богу угодно было сделать меня
таким. Вероятно, в прошлой жизни я прогневал Господа. Проклятие наложено не
на всю нашу семью. Проклятие лежит на мне. Я плачу за свои грехи.
- А он? Он расплачивается за чьи грехи?
- Он? Юлиан, умей смотреть на реальность трезво. "Он" - это
бессловесный отросток моего тела. "Его" нет. Нет души, нет мыслей, нет
ничего. Я изо дня в день смотрю на эту тупую рожу, которая как карикатура
повторяет мое лицо.
- Лицом к лицу лица не увидать: - в полголоса продекламировал Юлиан.
- О чем ты?
- Так, пустое:
Возможно, они беседовали еще какое-то время, но я более не слышал.
Память прокручивала мне одни и те же реплики: "я чертовки привязался к
младшему братишке:", "он - это бессловесный отросток :", "проклятие лежит
на мне": Проклятие: Проклятие:
Два человека. Два меча. Два лица. В лицах слишком много общих черт,
чтобы усомниться в родстве. Но два меча! И кровь, проступающая сквозь
разорванные кожаные латы.
- Это твой последний день, клянусь!
- Твуй последний, братец! Я остаюсь, а ты уйдешь.
Гнев и ярость столкнули врагов в новой схватке. Смертельной схватке.
Безучастное солнце, радостное небо, ветви юных лип. А на траву струится
кровь. И гнев мечется в обезумевших глазах. Один упал навзничь, отбил
занесенный над головой клинок, и тут что-то ударило под сердце.
Я чувствовал, как в мое тело впивается кинжал, слышал надрывный хруст
плоти, и понимал - конец. Конец шел медленно, и его сопровождал смеющийся
оскал ликующей смерти. Это смотрел на меня брат.
Смейся, тебе не долго осталось смеяться:
- Вот и все. Я победил! Я! Я победил!
Холод расплывается по телу. Я улыбаюсь и слышу свой голос:
- Я победил:
- Ты уже мертв!
- Как и ты: я бью наверняка: я всегда был хитрее. Смирись. Я победил:
Душа медленно отрывается в полет. Медленно течет над землей, а я еще
вижу свое мертвое лицо с застывшей усмешкой. И я вижу его лицо, искаженное
ужасом. Да, да, братец. Слава и богатство не достанутся теперь ни одному из
нас, ибо мой клинок был нечист. Мой клинок убил тебя раньше, чем ты нанес
мне смертельный удар:
- Эй, малыш. Не валяй дурака! А ну открывай глаза!
И мне отвесили звонкую пощечину. Я дернулся.
- Так-то, - синьор Лоренцо, привстав на локте, заглядывал мне в лицо.
- Синьор Лоренцо, вы звали меня? - раздался от порога голос Джузеппе.
- Нет. Но ты вовремя, тем не менее. Проследи, чтобы приготовили ванну.
И самый лучший костюм!
- Да, синьор.
- Джузеппе, подойди- ка, - мой "цельный брат" сел на кровати и я опять
оказался "на весу". - Джузеппе, посмотри внимательно на мою вторую голову.
Не видишь ли ты каких-либо изменений?
Слуга нерешительно приблизился к постели и вытянул шею, чтобы
полюбоваться моим внешним видом. Я затаил дыхание. Почему Лоренцо задал
такой вопрос? Может быть:
- Нет, синьор, я не вижу изменений, - ответил Джузеппе.
Лоренцо расхохотался.
- Я тоже не вижу изменений! Я шутил. Иди.
Впервые в жизни у меня на глаза чуть не навернулись слезы обиды. Если б
я мог, я сейчас же залепил бы ему такую оплеуху, чтобы не "привести в
сознание", а по-настоящему "вывести из себя". Я даже попытался приподнять
руку, хотя понимал - не сумею, эта рука не моя. Она ничья. Зато мне удалось
другое: я сжал кулак. Но Лоренцо этого не заметил.

Представьте, что вы - младенец с сознанием взрослого человека, о чем не
подозревают няньки. Вас моют, пеленают, кладут в люльку, и затыкают рот
соской. Вот это я испытал на своей шкуре сполна. Полчаса я болтался в
ванне, пахучей и тепленькой, потом меня расчесывали и брили, и в довершение
ко всему накрыли салфеткой. Пока "старший брат" завтракал, я всячески
изощрялся, чтобы сдуть салфетку с лица, но не тут-то было.
Предусмотрительный Джузеппе прицепил слюнявчик к моему воротничку.
- Синьор Лоренцо, - приглушенный голос слуги прозвучал где-то близко;
видимо старый камердинер наклонился к уху господина. - Я усматриваю нечто
новое в вашем особенном теле.
- М-м?
- Оно кажется более активным со вчерашнего полудня, синьор.
Лоренцо проглотил то, что жевал, и у нас в желудке распространилось
приятное тепло.
- Возможно, то, что скрываю я, вылезает наружу у него. Кто знает,
Джузеппе, что случится сегодня! Вернусь ли я в этот дом:
Я затаил дыхание. Не сколько от того, что "старший брат" впервые на
моей памяти разделил "я" и "он", сколько от чертовски острого чувства
тревоги.
- Синьор Лоренцо:
- Видишь ли, мой добрый Джузеппе, мне доверили слишком много. Так
доверяют смертникам.
- Синьор, послушайте старика. Уезжайте в свое имение. Подальше,
подальше от этого сатанинского логова, - голос слуги дрожал.
- О, нет, мой друг! Сын графа Колладара останется верен клятве. Я служу
не своему королю, но я служу королю. Они поставили не на ту лошадь,
Джузеппе!
Мне необходимо, мне жизненно необходимо было понять, что он замышляет.
Я напрягал память, я вытаскивал из бездонного колодца одну мысль за другой.
Вытаскивал, и отбрасывал. Все не то! А ведь Господь позволил мне думать
неспроста. Он дал мне шанс искупить мой грех. Брат, здесь, в этой жизни я
должен спасти тебя!
Как сказал вчера кузен Юлиан? Лицом к лицу лица не увидать.
Брат, взгляни в мои глаза!
Он стоял перед зеркалом, а камердинер старательно расправлял голенища
сапог. Я исхитрился повернуть голову. Зеркало. Из рамки чудесного стекла на
меня смотрело: Это я? О, нет! Складки на лбу от постоянных гримас,
перекошенный рот, периодически вываливающийся язык и пустой идиотский
взгляд:
Все остальное было как в тумане. На меня надели корсет. Этакий изящный
корсет, подобный тем, что носят женщины. Мягкие пластины легли под мою шею
и зафиксировали голову. Затем на общее наше тело натянули хитро скроенную
сорочку с четырьмя рукавами и двумя воротничками, затем жилет, и камзол.
Лоренцо позволял прислуге копошиться вокруг, не делая при этом ни одного
лишнего движения. Лишь когда дело дошло до перевязи, он сам принял из рук
Джузеппе шпагу и аккуратно вдел в петлю.
Слуги бесшумно вышли. Синьор Лоренцо неторопливо приблизился к
невзрачному комоду в глубине спальни и бережно достал что-то, завернутое в
ткань.
- Ну-с, малыш, подержи-ка это у себя, - он улыбнулся, глядя мимо меня,
и ловко прицепил мне на "талию" пояс с кинжалом. Тонкий клинок скрылся в
складках кафтана. - А теперь - вперед. На королевскую ассамблею.
Сознание мое, как я успел заметить, уподоблялось качелям. Через
неопределенные промежутки времени оно вспыхивало так ясно, что я имел
возможность вникнуть во все детали роящихся вокруг бестолковых разговоров,
затем оно резко проваливалось в темный пустой колодец, после чего
пробуждалось вновь, вытаскивая в мой несчастный мозг груду бессвязных
воспоминаний. Управлять этими сумасшедшими "качелями" я не мог и,
безусловно, пропустил нечто важное. В довершение всех бед я испортил
"старшему брату" его витиеватый монолог, адресованный королю. На мои
попытки изобразить какое-либо движение присутствующие ответили добродушными
шутками, и кто-то, выразил синьору Лоренцо восхищение по поводу его
"забавной истории". Однако, Лоренцо остался удовлетворен и даже посмотрел
на меня весьма дружелюбно.
Очередной раз в объятия рассудка меня втолкнула горячая липкая капля,
плюхнувшаяся на нос. "Старший брат" поспешно стряхнул с моего лица
застывший кусочек воска, а я обнаружил, что в зал прокрались сумерки.
Королевская прислуга чинно зажигала свечи. Позади меня мелькали разряженные
дамы и не менее разряженные кавалеры, звучала мягкая музыка, а в памяти
моей билась фраза, сказанная только что игривым женским голоском: как жаль,
синьор Лоренцо, что вы не танцуете. Наверное, брат сумел отшутиться. Я не
сомневался, что из любой ситуации, касающейся нас, он выходил достойно. Но
черт возьми! Представляю, с какой болью давались ему эти ежедневные шутки!
Синьор Лоренцо покидал зал в числе первых. Как подобает, он раскланялся
перед Его Величеством, которого я лицезрел исключительно вверх ногами, и
выпрямляясь, мы услышали как король, будто невзначай, обронил:
- Мне нравятся ваши сказки, граф. Они порой удивительно правдивы.
- Вы так внимательны, Ваше Величество, - Лоренцо опять поклонился.
- Да-да. Я люблю хорошие сказки. Жду вас завтра после обеда. Надеюсь, у
вас найдется еще несколько историй.
Мы выбрались на свежий воздух под черный ночной купол, усеянный
звездами. Я шумно вздохнул, и Лоренцо, наконец, удостоил меня взглядом.
- Ну вот, малыш, дело сделано, - проговорил он вполголоса. Он
торжествовал. - В политике нельзя шагать через две ступени сразу. Тем более
на пути к войне. Они смеялись вчера, а король посмеется сегодня вечером.
Жаль, мы с тобой этого не увидим.
Он подмигнул мне и двинулся вверх по улице. Я прикрыл глаза. Если бы в
его обращении ко мне была хоть капля обращения ко мне! Но я загнал все мои
надежды на самое дно проклятого колодца. В конце концов, так лучше для
Лоренцо. Как бы он чувствовал себя, осознавая, что таскает на себе разумный
кусок человека? Я не мог представить. И, кажется, вновь отключился.

Шаги. Быстрые шаги по мостовой и позвякивание металла. Я слегка
повернул голову. Так и есть. Нас догоняют четверо. Бесформенные, скрытые
ночной тенью фигуры в длинных плащах. Нетрудно догадаться, что они прячут
под своими плащами.
Лоренцо! Обернись!
И он обернулся. Звонко пропела в тишине высвобожденная из ножен шпага.
Преследователи притормозили, но не остановились. Двое бросились в атаку
сразу, без каких-либо разговоров, а двое, решив, видимо, что товарищи
разберутся с "клиентом" без лишней суеты, направились проверять соседний
переулок - нет ли случайных прохожих. То была серьезная ошибка. Мой
"старший брат" встретил бандита одним точным атакующим ударом и тут же
отступил. Мертвое тело рухнуло на землю, слегка задев мое левое плечо.
Второй убийца ошеломленно шатнулся назад. Лоренцо немедля атаковал его, но
этот бандит оказался проворнее.
Скрежет металла заполнил звуковое пространство вокруг меня. Клинки
мелькали буквально у меня перед носом, и я невольно стал отклоняться
вправо. Напрасно. Движение мне каким-то образом удалось, и Лоренцо от
неожиданности потерял равновесие. Всего доли секунды, но их хватило, чтобы
убийца дотянулся до своей жертвы. Шпага вспорола камзол на спине моего
брата, запуталась в плаще, а Лоренцо, не дав противнику опомниться,
распрямился и рубанул его наотмашь сверху вниз. Бандит захрипел, выронил
клинок и повалился на своего неудачливого партнера, зажав ладонями
окровавленную голову.
- Не дергайся, идиот! - услышал я над ухом внятный голос брата. Вот это
уже полностью относилось ко мне.
Я не прочь был выяснить, серьезно ли он это сказал, но ситуация
складывалась совсем не подходящая для семейных разбирательств. Лоренцо, как
я наглядно уяснил, мог легко справиться с противником один на один. Но
теперь его атаковали сразу двое. И эти двое прекрасно видели ошибки,
сделанные своими предшественниками.
Брат вынужден был отступать. Он пятился, едва успевая отражать удары
одной рукой. Не будь на его теле меня, он бы давно пустил в ход кинжал. Но
его левая рука бездействовала, ибо я начисто лишил его возможности маневра.
От противников это не ускользнуло, и один начал заходить мне в тыл. Достать
его шпагой Лоренцо не мог. Отпугнув обманным приемом второго убийцу, он
поменял дислокацию и оказался в весьма невыгодном для себя положении. Удар,
нацеленный в мою голову, он все-таки отбил. Но в этот же момент и он, и я
почувствовали резкую боль в его правом плече. Лоренцо отступил еще на
несколько шагов, споткнулся и привалился на стену.
Если он сейчас потеряет сознание, ему конец - пронеслось у меня.
Убийца шагнул вперед. Нет, он не собирается заколоть его сразу, он еще
полюбуется на уродливый отросток, породивший столько россказней. А
любопытство частенько не идет в прок.
1 2 3