.."
- Это он за Петросом Георгиевичем соскучился, - шёпотом объяснил мне Володя, - вот он его и жалеет. К Пальчику и не подошёл, а эту маруду на руках носит...
- Может, ты хочешь, чтобы я твоего Пальчика на руках носил? осведомился папа всё тем же "жалким" голосом. - Так, во-первых, я не Жаботинский... Тату хороший, Тату славный... А во-вторых, я был бы уже без носа и ушей... А Тату не кусается, Тату хороший...
- Прямо-таки ангел, - оскорблённо хмыкнул Володя. - А кто Галине Евгеньевне лицо расцарапал?
Папа посадил Тату на второй высокий стульчик, а сам стал сзади и положил руки на его мохнатые плечи.
- Теперь будет есть, - сказал он мне. - А то очень разволновался, когда меня увидел. А в том случае он не виноват. Галка несла его на репетицию, а в коридоре кто-то лестницу уронил. Грохот, пыль! Тату испугался - и как рванётся! А Галка его не пускает. Ну, вот он её и цапнул. А вообще, Тина, запомни: к обезьянам без тёти Маруси или без меня не входить и близко около них не стоять. Народ коварный: оскалит зубы, всем кажется - улыбается, а это он злится! Работа с шимпанзе куда опаснее, чем со львами. Лев всегда о нападении предупреждает - позой, рычанием, всем своим поведением. И прыгает по прямой. А эти граждане нападают и сверху, и снизу, и сбоку, и могут рвануть когтями. Тату, покажи лапу! Видишь, как вооружён! И кусаются, и так в объятиях сожмут, что дух вон. Поняла?
Вот тебе и юная дрессировщица: крокодила не беспокой, к зебре не подходи, попугаев опасайся, обезьян не трогай... Мне даже захотелось заплакать, и папа это заметил.
- Знаешь что, - сказал он, - пошли-ка поужинаем и отдохнём: вечером у нас погрузка.
- А бегемоты? - спросила я. - Разве я не пойду к бегемотам?
- Моя дочка! - сказал папа и весь засиял. - Видели? Устала, укачалась, не ела с утра - и никаких жалоб. Нет, она хочет поздороваться с бегемотами! Ах ты, Тина, моя Тина! Ну, пойдём!
И мы пошли к бегемотам.
ХРАБРЫЙ НАЗАР
Репетиция аттракциона Петросяна задерживалась: надо было договориться с осветителями, отнести в оркестр ноты, установить сложные декорации. А народу в цирке тем временем становилось всё больше и больше: ведь артисты цирка ездят по всей стране, кочуя из одной программы в другую, и о многих номерах и аттракционах знают только по рассказам и газетным рецензиям. Всем хотелось посмотреть работу Петроса Петросяна. Там были заняты, как говорилось в афише, экзотические животные, то есть редкие животные далёких стран. "Гвоздём" этого аттракциона были дрессированные бегемоты, с которыми не выступает больше никто из советских, да, пожалуй, и зарубежных дрессировщиков. И даже приготовления к репетиции были необычными. Ну, скажите, видали ли вы когда-нибудь в цирке... занавес - такой, чтобы скрыл от зрителей всю круглую арену? Нет? А тут по команде Петросяна на манеж опустился откуда-то сверху огромный чёрный колпак, похожий на гигантский колокольчик - верхушка его была подтянута повыше, а края плотно прилегали к барьеру. И оттуда, из-под колпака, доносились какие-то непонятные звуки, будто кто-то большой недовольно фыркал и бурчал.
Всё это было очень интересно - вот почему на репетицию пришли и артисты, и их помощники, и рабочие манежа, и кассирша. За минуту до начала в первом ряду появился директор. Около него топтался и что-то сердито говорил инспектор манежа - дядя Коля.
- Бросьте, Николай Константинович, - потрепал его по плечу директор, - не надо портить себе и мне настроение. Бегемоты - не нервные дамочки! Отработают, как миленькие. Давайте лучше смотреть: я ведь этот аттракцион в первый раз вижу.
Свет в цирке погас, и дядя Коля, недовольно ворча, поднялся на несколько рядов выше, туда, где сидела, затаив дыхание, Тина. И пока он пробирался к ней, наступая кому-то на ноги и поминутно извиняясь, из ложи оркестра полилась тихая нежная музыка. Чёрный бархатный "колокольчик" внезапно взмыл вверх, под купол, и свернулся там в тугой комок. А на арене, будто залитой настоящим солнечным светом, все увидели своими глазами прекрасную сказочную страну. За невысокой оградой росли зелёные пальмы, и на них качались, гортанно перекрикиваясь, яркие, как цветы, попугаи. Форганг был закрыт занавеской из бамбуковых палочек, а перед ним возвышалась большая серая скала. В прозрачном озерке отражался зелёный бархатный бугор и мокло толстое шершавое бревно. По жёлтому песку разгуливали розовые фламинго. А под скалой в узенькой полоске тени блаженно похрапывал герой весёлых армянских сказок - храбрый Назар. Он был в длинном оранжевом кафтане, в широченных голубых шароварах, а на голове его кокетливо сидела маленькая красная феска с кисточкой - кисточка свисала прямо на толстый нос Назара и его густые чёрные усы. Но вот Назар приоткрыл один глаз, потянулся, сел, подмигнул залу - и в зале засмеялись. Бывает же так: ничего особенного не сделает человек, просто вздохнёт или раскинет руки - а людям вокруг уже весело.
А Назар тем временем вспомнил, как видно, о чём-то очень приятном: его круглое краснощёкое лицо так и расплылось в улыбке. Он залез в карман необъятных своих штанов и вытащил оттуда ситцевый узелок. В узелке оказалась тарелочка с аппетитными рыбками, длинный белый хлебец и фляжка. Назар расставил всё это на выступе скалы и полюбовался. Потом потёр руки, посмотрел на них, покачал головой и под смех зала заспешил к озерку - видно, руки были очень грязные. Но только он отвернулся, как розовые фламинго за его спиной быстро склевали с тарелки рыбок и тут же исчезли за бамбуковым занавесом. А Назар тем временем чуть не умер со страху, потому что "бревно", мокнувшее в воде, оказалось... живым крокодилом, который так выразительно распахнул зубастую пасть, что пришлось поскорее уносить ноги. Держась за сердце, Назар вернулся к скале и увидел пустую тарелку. В зрительном зале хохотали, а Назар обиженно погрозил пальцем. Но вид фляжки и свежего хлебца привёл его снова в хорошее настроение. Он уселся на скалу, взял хлебец в левую руку, а правой попытался отвинтить крышку фляжки. Крышка не поддавалась... И не заметил храбрый Назар, как из-за бамбукового занавеса тихонько вышла антилопа Нуга, подкралась сзади, вытащила хлебец из его руки и весёлым галопом унеслась за кулисы. Ну вот, фляжка открыта. А где же хлебец? И почему все смеются? Ах, теперь Назару ясно: около этой скалы нельзя поесть спокойно. Крепко сжимая фляжку, он направился к зелёному холму над озерком, хлебнул вина, облокотился на холм и... так и хлопнулся на золотые опилки арены. Потому что холм, большой неподвижный холм, взял да и переполз чуть-чуть подальше. Нет, этого Назар стерпеть не мог: он разбежался, прыгнул на холм, как на коня, вцепился в его зелёную пушистую вершину и... поехал вокруг арены: холм поднялся на короткие толстые ноги, стряхнул с головы зелёное бархатное покрывало и оказался огромным бегемотом, на котором храбрый Назар сидел задом наперёд. Он сидел и крутил пальцем у виска: дескать, не может такого быть, просто я сошёл с ума. Вот они проехали круг - аплодисменты гремели так, как будто это была не репетиция, а самое настоящее представление; вот Назар слетел со своего "коня"... Бегемот - это был Манук повернулся, повернулся и Назар и обмер: прямо перед ним зияла разверстая пасть Манука с огромными, толстыми, как большущие свёклы, зубами. От ужаса Назар сначала остолбенел, а потом выхватил из-за пояса старинный заржавленный пистолет и прицелился прямо в пасть бегемоту. За такое хулиганство Манук ухватил его за полу кафтана. И тут-то случайно выстрелил пистолет - наверное, в прожектор, потому что весь цирк погрузился во мрак. Но только на одну секунду. Вспыхнули с новой силой огни, и в их ярком переливающемся свете на арене вместо храброго Назара оказался Петрос Петросян. У его ног лежали мешковатый кафтан, синие шаровары, феска и даже толстый красный нос с чёрными усами, а Петрос Георгиевич, затянутый в чёрный, осыпанный блёстками костюм, весело раскланивался перед отчаянно аплодирующей публикой. И так же раскланивался на все стороны его четвероногий партнёр.
- Дядя Коля, куда вы? - зашептала Тина. - Сейчас будет ещё интереснее: видите, вон выходит Шаман, они будут делать пирамиду и "ковёр"...
- Надо туда, Тина, - встревоженно ответил дядя Коля, показывая вниз, на форганг, где стоял в напряжённой позе Василь. - Смотри, Манук стал совсем красный - значит, злится. Как бы не было беды...
И он, прыгая через две ступеньки, помчался вниз. За ним заспешила перепуганная Тина.
РАССКАЗЫВАЕТ ПЕТРОС ПЕТРОСЯН
В детстве я увлекался лепкой и бегал в кружок при районном Доме пионеров. У нас был там замечательный руководитель - Наум Осипович. Он учил нас так:
- Разомни глину. Как следует разомни. А потом убери всё лишнее - и фигурка готова.
Я вспомнил этот совет, когда приступил к дрессировке Манука. Ничего не скажешь - это была "неразмятая глина". И в ней было много лишнего... Например, злость - он был невероятно злой. Корм ему спускали на верёвках - через верх клетки. Убирали клетку струями воды. Он никого к себе не впускал - налетал, как танк.
Я начал дрессировку... с библиотеки. Про бегемотов написано очень мало: где живут, что едят, сколько весят - вот и всё. А вот о том, как их дрессировать, - ни слова. И всё-таки я кое-что выудил: у Брема, у Гагенбека - про их характер, привычки. Оказывается, бегемоты очень опасны: львы и тигры на них никогда не нападают...
Потом я стал его к себе приучать. Садился под клеткой и начинал разговаривать. И так - целый день. Потом запретил спускать еду сверху, стал просовывать капусту, морковку, свёклу между рельсинами, из которых сделана клетка. Он сначала не брал, уходил в воду, ел без меня, ночью... Потом привык. Тогда я к клетке лестницу приставил снаружи. Забирался на перекладины и там разговаривал. Кормил всегда в одно и то же время - в восемь утра, потом в час дня и в шесть часов вечера. А уходил часов в двенадцать. Он в воде, а я - на лестнице. И так день за днём. И вот однажды прихожу я к Мануку - как всегда, в половине восьмого утра - и вижу: он стоит у решётки и внимательно так смотрит - явно ждёт. Увидел меня, но в воду не пошёл. И смотрит вроде дружелюбно. У них ведь глаза очень выразительные. Я ему сказал:
"Здравствуй, Манули" (я обязательно с ним здороваюсь), - и взял из приготовленного заранее корыта с едой самую большую морковку. И вдруг он медленно так приоткрыл рот. Я мгновенно насадил морковку на палочку - и ему протягиваю. Взял! "Браво, - говорю, - ай, браво, мальчик! Возьми ещё!" А самому прямо плясать хочется.
С этого дня он стал на имя своё откликаться. Я его Мануком назвал - по-армянски это значит "малыш": ему всего полтора годика было. Но раньше он никак на это имя не реагировал, а теперь позову - не идёт, но уши стрелкой ставит и глазом косит: понимает, значит, что к нему обращаются. И тогда я лестницу взял да и спустил к нему в клетку. Вторую лестницу. Одна снаружи стоит, другая - внутри, вроде стремянки, перекинутой через верх клетки. Стал я отрабатывать первый "номер" - спуск в клетку. Надо мной все смеялись, что не я Манука, а он меня дрессирует: спущусь на ступеньку, он двинется в мою сторону - я наверх. В общем, спуск занял четыре дня. Как у меня сердце билось, когда я в первый раз на пол клетки стал! А он глянул на меня - и в воду. От греха подальше!
На репетиционный период нас отправили в большой южный город, в отличный цирк. Там Николай Константинович - дядя Коля режиссёром-инспектором работал: он не одному номеру дал путёвку в жизнь. Работать в его цирке - наслаждение: корм для животных всегда есть и всегда самого лучшего качества, манеж для репетиций готов точно в отведенное время. И Василь - это его "подарок": он у них в цирке в подсобном цехе работал.
Дядя Коля помог мне и аттракцион до конца продумать. Сначала я решил, что буду работать с одним бегемотом. Сделаю так называемый салонный номер дрессуры: бегемот будет у меня обедать за столом, покрытым скатертью, ложиться спать в настоящую кровать, только огромных размеров, смотреть "телевизор" (разумеется, с бегемотьей программой), развалившись в кресле, и так далее. Ну, в общем, будет копировать человеческую жизнь. А дядя Коля отговорил. Ты, говорит, настоящую дрессуру покажи, а не чепуху какую-то. Конечно, говорит, если ты на него, допустим, пижаму наденешь, так публика будет хохотать и хлопать, но это - дешёвый успех!
А Манук мой к тому времени уже на имя, как собака, шёл, и я его понемногу на манеж выводил. Ему там нравилось. Получалась прогулка перед едой: нам дядя Коля утреннее время отвёл - с пяти до семи часов, пока в цирке никого нет. Всё-таки бегемот, нельзя людьми рисковать...
Оказалось, что у бегемота тонкий слух. И прекрасная память. Например, команду "стой!" Манук с первого раза запомнил. Он шёл вдоль барьера - медленно, важно, я стал перед ним - не вплотную, конечно, а на расстоянии, - руку поднял и сказал: "Стой!" Он видит - путь закрыт, ну и стал. Я эту команду четыре раза повторял - у четырёх проходов. А потом стал в середине манежа и оттуда - как только Манук поравнялся с форгангом - подал команду: "Стой!" Стал! Запомнил, умница! Я и раньше ещё понял, что с Мануком мне повезло - способный. Но чтобы с одного раза такую трудную команду запомнить - этого я не ожидал!
Тогда, в первые месяцы репетиций, я ещё одно понял: бегемот не собачка, его невозможно едой приманивать или, как в цирке говорят, поощрять. Собаке, медведю, даже слону конфетка или кусочек сахара - уже лакомство, поощрение. А бегемоту целый качан капусты подавай! Некрасиво. И ни к чему! Голодным на манеж его выводить опасно: если разозлится, взбунтуется, его ни струёй воды, ни выстрелом из пистолета не укротишь, это не лев, не тигр, не пантера! А сытый он на приманку не пойдёт. Но я заметил - он очень оказался чувствительным к ласке. Странно, правда? Такой огромный, толстокожий, а так ласку понимает. И обиду - тоже! Знаете, есть такие дети: никаким подарком не возьмёшь, никаким наказанием не напугаешь. А поговоришь спокойно, ласково, объяснишь, что требуется и почему, - выполнит. И самое страшное для такого ребёнка - если на него обижаются, его стыдят.
1 2 3 4 5