Александр Щёголев
Жесть




Аннотация

Известной журналистке — женщине с трагической судьбой, живущей на психотропах, — поручают взять интервью у страшного серийного маньяка, запертого в психушке. Маньяк сбегает, а журналистка, вовлечённая в поиски, оказывается на территории брошенных садоводств, где только два закона — заточка и ствол, где опасность поджидает за каждым перекрёстком. В историю вмешивается высокая политика и карательная психиатрия, становится непонятным, кто настоящий маньяк и где настоящий, один за другим гибнут друзья и враги. Мистика вползает в сюжет, как туман на берег реки. Героиня понимает, как хрупка она, НАША ЖЕСТЬ…

Жесть

Все имена, фамилии и должности, упоминаемые в романе, равно как и привязка всевозможных строений к реально существующим городам, поселкам и дорогам, — являются плодом авторского вымысла (а иногда — бреда).



Содержание

Последний день лета (пролог)
ЧАСТЬ 1. Хроника психоза
ЧАСТЬ 2. Хроника лечения
ЧАСТЬ 3. Хроника выздоровления
ЧАСТЬ 4. Выписка
Четвертый день осени (эпилог)

Последний день лета (пролог)

ОЗАРЕНИЕ

С рассветом исчез последний ангел, оставив в голове Избранного полную ясность.
Он точно знал, как ему надлежит поступить.
Ружье лежало в «комнате предков», как шутливо именовала это помещение жена. Дверь располагалась на балюстраде второго этажа, по соседству со спальней дочери, и была закрыта на висячий замок. Все семь лет, прошедшие со смерти отца, ничья нога сюда не ступала. И вот — пришло время!
За ключом от двери он прошлепал босиком в гостиную, к секретеру. Затем поднялся обратно, расправился с замком; вошел. Пыль была повсюду. От пыли комната отца казалась серой, и даже утреннее солнце, вползавшее в окошко, не могло вернуть цвет похороненной здесь памяти… Откровенно говоря, никаких особенных чувств Избранный не испытал. Барахла в тесной мансарде было изрядно: после ТОГО ДНЯ сюда свезли буквально все, что могло напомнить сыну о существовании отца… а также, на всякий случай, и деда. Вообще, справедливости ради, это кладбище вещей следовало бы называть «комнатой деда». Картина Адольфа Менцеля (оригинал!), коллекция наручных и настенных часов, нацистский глобус сорокового года, — все это были трофеи, привезенные молодым капитаном с войны. Патефон, пластинки, немецкий штык-нож, бронзовый бюст Сталина… а вот и футляр — деревянный, с инкрустациями.
Человек вынес находку на лестницу и только там осторожно сдул пыль. Как ни странно, сдувать оказалось почти нечего: футляр был практически чист. Что бы это значило?
Он спустился вниз и возле рукомойника протер деревянный корпус кухонным полотенцем. Осторожно открыл… Роскошная охотничья двустволка фирмы «Браунинг» покоилась на красном бархате. В разобранном виде, конечно. Отдельно — стволы; отдельно — ложа. Плюс шомпол, вышер, а также (сбоку) две щеточки и масленка.
Этот ценный трофей, как и прочие, был привезен дедом из Германии, — с тех пор антикварное ружье регулярно постреливало. И дед, и отец ходили с ним на охоту (нелегально, не будучи членами охотничьего общества, — рисковали, сорванцы великовозрастные). И брат тоже пару раз ходил… Брат, кстати, был категорически против того, чтобы вместе с другими отцовскими шмотками перевозить ружье на дачу. Все норовил в сейфе схоронить. Дескать, пусть отец, царствие ему небесное, творил, что хотел, но мы-то — люди разумные… Пришлось настоять. Чтоб в случае чего было чем семью от шпаны защищать. А то ведь шпана нынче — как кролики размножается…
«Защищать, — подумал он. — Сумею ли? Выстою ли?..»
Его беспокоила ружейная смазка: все-таки столько лет прошло. Первым делом развинтил обе масленки… и чуть не расхохотался. Вытащил из футляра стволы, придирчиво, по очереди, посмотрел в них. Посмотрел ствольную коробку. Идеальное состояние… Ай да Старшо́й! Получается, пока младший брат на цыпочках ходил вокруг «комнаты предков», боясь потревожить память погибших родителей, старший преспокойно влезал туда, брал ружьишко и — в лес… очевидно, это случалось осенью, когда дачный сезон заканчивался, зато, наоборот, начинался охотничий… В принципе, оружие можно было не чистить. Собрал — и готово к стрельбе.
Он решил подстраховаться. На него смотрела сама Вселенная. Осечки не будет.
Устроился на веранде: там было светлее. Собрал шомпол, привинтил вышер, пропустил через ушко кусок фланели — и пошла работа…
На веранде было по-утреннему прохладно. Самый конец лета. Однако хозяин дома отнюдь не мерз, хоть и был он наг.
Совершенно наг.

…Минувшую ночь он не спал.
С вечера на соседнем участке — через улицу — бурно веселились. Горланили песни, жгли костер. Визжали девчонки, рычали мотоциклы.
Потом случилось ЭТО…
А ведь он почти заснул. Как вдруг — ЗВУК. Такой громкий, что вибрации до каждой косточки дошли. И сразу — ОГНИ. Грохот, искры, душераздирающие вопли. Разноцветные сполохи, врываясь в окно, заплясали по потолку, по стенам спальни. Вокруг дома творилось что-то жуткое, что-то небывалое. В небе плелись ослепительные, завораживающие узоры. Человек лежал, не в силах пошевелиться. То ли ужас сковал его члены, то ли восторг. Он все-таки заставил себя протянуть руку, попытался включить настольную лампу… Электричества не было.
Жена рядом спала — ничего не слышала. Может, все происходящее по ту и по эту сторону стен — предназначалось для него одного?
Светопреставление закончилось столь же внезапно…
Он лежал, размышляя. Быстро пришло спокойствие. Тьма сменялась полумраком; ночь уступала место утру… и постепенно рождалась догадка. Еще вчера он был слеп, но сегодня прозрел. В голове стремительно прояснялось. Это чувство — чувство полной ясности в голове, — было особенно удивительным! Только сейчас он понял, какой пресс давил его мозг все эти годы, не позволяя увидеть Истину…
Казалось, в окна заглядывают. Он лежал, затаив дыхание, напряженно всматриваясь… и на стуле кто-то сидел… нет, над стулом — висел, парил… А в окна определенно заглядывали — внимательные любящие глаза! Вот тебе и второй этаж… Из дальнего угла выплывало нечто. Человек? Бестелесный, обнаженный, — тоже парил в воздухе, раскинув огромные руки… Руки? Или крылья?
Ангел.
Ангелы.
Существа, явившиеся к нему в гости, были прекрасны.
Свершилось, понял человек. Мой дом стал кусочком Рая. Я — избран…
Распираемый счастьем, Избранный выполз из-под одеяла, снял майку, трусы, с наслаждением разделся догола. Быть одетым в Раю — так же нелепо, как в бане… кощунственное, конечно, сравнение! Но все же… Ангелы не знают одежд. Избранные — тоже. Нужно было понять это, чтобы стать неуязвимым… А ведь я теперь неуязвим, с восторгом подумал он.
Закинув тапки под кровать, прокрался на лестницу. Существа неотступно следовали за ним: их насчитывалось уже с десяток…
На балюстраду выходили три двери: одна — в спальню, где ночевали они с женой, вторая — в спальню дочери, третья — в «комнату предков». Меж двумя спальнями, вернее, меж дверями размещалось большое зеркало — в форме арки, высотою до самого потолка. Фамильная гордость. «Павловское зеркало», — любил хвастать отец, утверждая (вслед за дедом), будто такого вида зеркала появились на Руси при императоре Павле. Когда-то оно красовалось в квартире родителей, но после ТОГО ДНЯ было перевезено сюда, — и осталось на лестнице, поскольку в комнату отца решительно не влезло.
Зеркало было вправлено в резную раму красного дерева, верхнюю (полукруглую) часть которой украшали фигурки… ангелов! Как Избранный раньше не обращал на это внимания?!
Вырезанная из дерева фигурка выбралась из рамы, отряхивая крылья от пыли.
И всё встало на свои места.

…Для полного спокойствия он осмотрел дом целиком, снизу доверху. Сначала — первый этаж. Кроме гостиной и веранды здесь были еще кухня, кладовка и туалет. Проверил входную дверь и все ставни. Затем поднялся на второй этаж и, минуя спальни, вскарабкался по вертикальной лестнице под крышу. Стараясь не попасть босыми ногами по разбросанным гвоздям, добрался до чердачного окна и закрыл его, вдвинув задвижку до упора. Спустился обратно и наглухо задраил люк, ведущий на чердак, — навесив замок, которым обычно пользовались только зимой.
С ружьем Избранный не расставался ни на миг: ружье в руке придавало ему уверенности. Иногда он останавливался и любовался реликвией. В собранном виде двустволка была хороша — не зря некоторые мужчины влюбляются в оружие, как в женщин. Лакировка на ложе в некоторых местах потерлась, но это ничуть не портило впечатление… Стволы были расположены классически, в горизонтальной плоскости. На ствольной коробке — аж три клейма, говорящих об испытаниях как дымным, так и бездымным порохом. К цевью привинчена серебряная пластина, на которой было выгравировано: «Fur Kurt von Heinrich mit Liebe. Den 1. September, 1940» Курту от Генриха с любовью. 1 сентября, 1940. — (нем.)

.
С боеприпасами проблем не возникло: патроны обнаружились там, где и должны были быть, — в комнате отца. Одна из коробок датировалась позапрошлым годом (что в очередной раз доказывало — братик, плюнув на родовое проклятье, потихоньку пользовал отцовские вещи). Патроны, хоть и современные, были снаряжены дымным порохом: все-таки ружье довоенного изготовления. Зачем рисковать? Ещё лишишься при выстреле пальцев…
Он вошел в спальню дочки.
Долго смотрел, как ребенок спит. Восемь лет человечку, каково ей будет выдержать испытание?.. Он переломил ружье и загнал в стволы по патрону. Еще смотрел некоторое время… и перешел в другую комнату — к себе.
Жена по-прежнему дрыхла. Смешно она спала — зажав одеяло между ног и выставив напоказ голую задницу. Молодая красивая женщина, моложе супруга почти на десять лет… он заставил себя отвести взгляд. Похоть, пусть и мысленная, не делала чести Избранному.
Выглянул в окно.
И тут же увидел… тут же напрягся, заиграл желваками. Бесовская тварь рыскала по грядкам возле парника!
Он тихонько открыл раму. Взвел оба курка. Выстрелил — раз! Сизовато-белое облако вырвалось из ружья; ложа зло толкнула охотника в плечо. Дробовой снаряд сломал твари заднюю ногу — она заверещала, попыталась убежать, споткнулась, упала набок… Два! Вторым выстрелом ей разнесло живот. Она полизала раненое место, потом, высоко задрав хвост, уткнулась носом в землю и поползла ко входу в парник…
Жена вскочила, со сна ничего не понимая.
Примчалась встрепанная дочь.
Нескольких секунд хватило, чтобы ужас появился в глазах обеих… А дочь, похоже, больше всего испугалась вовсе не ружья и не выстрелов. Просто она впервые видела папу голым. Собственно, она вообще впервые видела голого мужчину — не в кино, не на картинке, а живьем. Так близко, что дотронуться можно…

…На выстрелы никто из соседей не отреагировал. Возможно, после ночного грохота попросту не обратили внимания. Или никого вокруг не осталось?
Никого из живых.
Соседи — они ведь не были Избранными…

…Сидели на балюстраде, на полу у стены. Возле зеркала. Возле Входа. Женщина молча плакала, девочка сосредоточенно причесывалась. Ангел объяснил Избранному, что тот должен делать, и что вообще происходит; теперь он объяснял это жене и дочери. Зеркало — на самом деле Вход, который откроется ближайшей ночью. Надо дождаться. Вокруг дома — чужой враждебный мир. Он, Избранный, защитит их. На нем — колоссальная ответственность. А ночью, когда Вход откроется, они уйдут…
Куда? В Рай.
— Алексей… Лёшенька… Тебе плохо? — спросила жена.
— Мне никогда не было так хорошо.
— Папа, я не хочу в рай, — сказала дочка.
— Тебе понравится, деточка, вот увидишь.
— Мы договаривались с Риткой в кино сходить. На Гарри По-о-оттера… — девочка прерывисто всхлипнула.
— Ничего, ничего. Нет больше ни кино, ни Гарри Поттера.
— Как это?
— Вокруг одни мертвецы.
— Почему?
— Потому что мир умер.
Жена ничего больше не говорила. На лице ее застыл смертельный ужас. Из глаз всё текли и текли слезы.
— Папа, я в туалет хочу…
Алексей кивнул. Поднял обеих и повел вниз — с ружьем наготове. Он был готов ко всему. Дождался, когда женщина с девочкой справят естественные надобности и отконвоировал их обратно. Сам он терпел, не имел права покинуть пост.
Вдруг сообразил:
— Раздевайтесь.
— Ч…чего? — вскинулась жена.
— Ночнушки снимайте, чего.
Глаза у нее полезли на лоб.
— Лешка, дурак! — заверещала она. — Что ж ты делаешь? Дочку хоть не трогай!
Он закричал в ответ:
— Никто вас не тронет, дура! В Рай приходят голыми, открытыми, распахнутыми настежь! Рай защищает тех, кто отбросил всю эту мирскую хрень!
— Ты вчера пил свои таблетки?
— Пил я их, пил! Семь лет, как их пью! И что? Приблизили они меня хоть на шаг к Истине?
— Они лечили тебя… — потерянно, безнадежно сказала жена.
— Они убивали меня. Неужели ты не понимаешь, что случилось чудо? Что все мои страдания — не зря! НЕ ЗРЯ!!!
Алексей двумя движениями разорвал на женщине ночную рубашку.
Дочка разделась сама, дрожа.
— Трусики снимать?
— Обязательно.
— Папа, мне холодно.
— Потерпи, до вечера не околеешь.
Вдруг он спохватился: участок! Пространство вокруг дома абсолютно беззащитно. А там, где появилась одна тварь, непременно появится вторая… Нужно было совершить обход территории.
Вновь Алексей поднял свою семью, заставил спуститься вниз. Поразмыслил секунду-другую, завел домочадцев в кладовку и закрыл дверь снаружи.
В кладовке не было окон.
— Сидите тихо, проверю и вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8