— Гражданочка! А пройдемте-ка в ваш коттедж для подробного допроса. Следствие жутко подозревает, что вы причастны к убийству гражданина Севастьяна… Гутя, как фамилия потерпевшего?
— Рожкин! — охотно подыграла та. — Севастьян Романович Рожкин.
Аллочка еще больше напыжилась. От такого ее представительного вида старушка не на шутку струхнула, подобрала подол и тихонько потрусила к дому, от греха подальше. Но зычный бас пригвоздил ее к месту.
— Куда эт вы?! — куражилась Алла Власовна. — Нет уж, постойте! Следствие подозревает вас в убийстве гражданина Рожкина!
— Ал, ты чего это? Он же не убит еще! — покрутила пальцем у виска Гутя.
Сестра не смутилась, она уже основательно вжилась в роль, а Гутя ей только палки в колеса вставляла.
— Ничего. Твой зятек его по дороге так растрясет, что мужик не доживет. Это я тебе как специалист намекаю. Так что… Пройдемте, гражданочка, чего рот-то раззявили? Сейчас вы нам подробно расскажете, за что вы силком затащили к себе мужчину, а затем избили потерпевшего до мозготрясения?
— До сотрясения мозга, — шепотом подсказала Гутя.
— Неважно. Так за что же? Вы его домогались? Вы выбивали из него деньги? У вас организована группа рэкетиров?
Старушка беспокойно бегала глазами от Аллочки к Гуте и обратно. Потом тихонько обратилась к спокойной Светлане:
— Слышь, доча, а чегой-то они тута ругаются? Денег платить не хочут?
— Вы, гражданочка, не отвлекайтесь! — рыкнула Аллочка. — Лучше говорите, где проживает эта… как же ее…
— Малаиха? Так она тута проживает. Позвать ее, што ль?
— Да. Было бы недурно. Пригласите сюда гражданку Малаиху, — вовсю кривлялась Аллочка.
— Гутиэра Власовна, а зачем сюда? Давайте ко мне на дачу пройдем, там и поговорим спокойно, и сами немного успокоимся. У меня замечательный кофе есть, — предложила Светлана.
Не согласиться с ней было трудно, и женщины направились к даче. Бабуська же резво припустила за соседкой.
Не успели дамы налить себе по чашечке, а уже в дверях толпилось человек пять местных жительниц.
— Проходите, усаживайтесь, — пригласила Светлана и заново включила кофеварку.
— Ну, рассказывайте, где и при каких обстоятельствах вы обнаружили мужчину? — приступила к беседе Аллочка, едва каждая из приглашенных дам получила по чашке с горячим кофе.
Кофе деревенские дамы не жаловали и теперь послушно держали в руках чашки, боясь расплескать.
— Так ить… при каких… Я вам сейчас и обскажу — начала пышная женщина в цветастом переднике. — Я ить и сама узнала токо севодни. Прибегат ко мне Антипишна и голосит, будто у-ей в боку клещ застрял. Орет: «Малаиха из лесу мужика приташшила, а Маруська Коза…»
— Маруська Коза — это я, стало быть, — почтенно пояснила уже знакомая хозяйка больничной избы.
Горожанки кивнули, и женщина, захлебываясь словами, продолжала:
— Ну! Значица, что Маруська Коза, мол, к себе мужука перетянула, никак опять деньги трясти начнет, а мы с тобой, дескать, дуры, опять заработок упустили. Это она меня дурой-то.
— Подождите, а вы не Малаиха разве? — сообразила Гутя.
— Нет же, вот она, Малаиха. Так я и говорю… Женщина махнула рукой куда-то в угол. Там в кресле тихо сидела еще одна гостья, в светленьком платке и серой самовязаной кофте.
— Простите, нам бы хотелось сначала с Малаихой, — проговорила Гутя.
— Да куды она денется! Так и вот, а я, значица, тесто забросила…
— Нет, вы уж простите, но нам все же Малаиху надо, — артачилась Гутя.
— Так я вам за ее сама все обскажу, она у нас немтырь немтырем! — упиралась говорунья.
— Как это немтырь?! Немая?
— Да не, она просто говорить не любит. Так вот, значица, и слушайте…
— Светлана! — поднялась Гутя. — Если вам нетрудно, организуйте женщинам экскурсию по даче, с дальнейшим вашим нежным прощанием.
Светлана закивала головой, и стайка дам в платках потянулась к выходу.
— А вас, гражданка Малаиха, я попрошу задержаться, — бросалась казенными фразами Аллочка.
Малаиха, молчаливая худенькая женщина, вжалась в кресло и судорожно вцепилась руками в подлокотники.
— Расскажите, как вы обнаружили потерпевшего.
— Так ить как… Глаза ж есть, чего не обнаружить, — как могла объяснила женщина и снова замолчала, уткнувшись взглядом в пол.
Аллочка вышагивала по комнате, закинув руки за спину. Время от времени она неожиданно поворачивалась, подскакивала к допрашиваемой и делала страшные глаза. По ее мнению, такой метод допроса не оставлял свидетелям шансов для вранья. Однако Малаиха от такого новшества только припадочно дергала руками и ногами, сутулилась и все медленнее ворочала языком.
— Где это произошло, когда, при каких обстоятельствах? — наседала Аллочка.
— Да каки там обстоятельства — нашла, да и все, — шелестела свидетельница, проклиная все на свете.
— Нет, ну так невозможно. Вы как-нибудь отвечайте, это же важно! — теряла терпение Аллочка.
Она подлетела к столу, налила новую чашку кофе и сурово пододвинула Малаихе. Та от такого внимания и вовсе съежилась, а чашечку осторожно подтолкнула обратно — кофе она отродясь не брала в рот, а напористость горожан ее пугала все сильнее.
— А можно, я лучше корову пойду доить, а? — попросилась вдруг опрашиваемая. — А еще у меня через полчаса Фельшера кормить надо.
— Нет, ты слышала, Аллочка?! У них в деревне, оказывается, фельдшер имеется! А больного Рожкина определили к какой-то бабусе! — всплеснула руками Гутя, схватила чашечку и опрокинула в себя.
— Не, у меня страуса Фелыиером зовут, — вдруг разулыбалась женщина. — Он ить как есть захочет, так тебя достанет, что будь ты ужо мертвый весь, а все одно — подскочишь и ему жрачки дашь. Вот муж его Фельшером и прозвал.
— Понятно. Страусами, значит, увлекаетесь… — посерьезнела Аллочка.
Она хотела еще добавить, что народ пошел несознательный, вот страусов лелеют, а несчастного мужчину… Но Малаиха вдруг заговорила:
— Ежели б не страус, вашего-то больного и сейчас бы не обнаружили!
Как только речь пошла о любимой птице, у женщины самым волшебным образом развязался язык. Из ее рассказа стало ясно, что это заморское чудо привез из города сын. Страус, как сказал сынок, очень выгодная птица, и если он будет себя хорошо вести, то к осени ему раздобудут подружку. Малаиха, Анна Артемьевна Малаева со своим мужем Егором не слишком понимали, чем уж так хорош страус и какая от него невообразимая польза, однако птицу берегли, ухаживали за ней, а муж и вовсе — полюбил его пуще цепного пса Рявки. Каждый вечер после дойки Егор выгонял жену прогуливать диковинную птицу на луга.
— Ты баба темная, не ведаешь, чего ему надо. Загнется на фиг, а мне потом горе такое! Сходи, прогуляй птенчика, пусть он сам себе травку выберет.
Анна Артемьевна не больно любила такие вечерние променады. Куда приятнее было бы ей плюхнуться в перинки, да и забыться, тем более что у птички оказался серьезный характер — ходить на веревке он не желал, а добровольно рядом с хозяйкой гулять категорически отказывался. Стоило снять с его шеи веревку, как он пускался в бега. А уж как страусы бегают, Анна узнала не понаслышке.
— Не буду с этим Фельшером гулять! Хошь — сам его выводи! — заявила однажды супруга Егору. — Вон, бери на веревку и шагай.
— Ага! Это чтоб вся деревня утром веселилась, как я с петухом заморским гуляю! Иди, говорю!
Так у супругов впервые назрел скандал. Потом, правда, страсти поутихли. В конце концов Фельдшер если и убегал, наутро обязательно возвращался.
— Слышь-ка, Ань, негоже больше нашу птицу одну выпускать, — заявил как-то Егор, задумчиво пережевывая картошку. — Тут городских понаехало — сопрут, я их знаю.
— И чего? — не поняла супруга.
— Надо тебе опять его на лужок… того, вывести.
— Вон твой Фельшер, вон лужок, гуляй, не держу. Хошь, под ручку его води, хошь, за шею тягай, а больше с им не пойду, — рассердилась Анна, бросила полотенце и удалилась в комнату.
— Будешь, — будешь, — усмехнулся в усы Егор. В тот же вечер калитка загона, где обитала дивная птица, загадочным образом оказалась открытой. Фельдшер не заставил себя уговаривать — вздернул повыше шею и унесся на вольные луга, растопырив крылья.
— Ань!! Ты, што ль, калитку не закрыла?!! — ворвался в избу грозный Егор. — Беги теперь, кричи его!!
И Анна побежала — спорить с Егорушкой себе дороже.
Вот так и получалось, что раза три в неделю калитка непонятным образом всегда оказывалась открытой, а Анна носилась по окрестным лугам и лесам и голосила во все горло:
— Тега-тега-тега!! Тега, язви тебя!! Фельшер, паскуда! Поймаю — весь хвост по волосине выдеру!!
А во вторник… да, во вторник вечером Егорушка пришел домой слегка навеселе, выкушал еще стопочку за ужином и уснул с оглушительным храпом. Однако успел заметить супружнице, что «калитка, ядрена вошь, опять нараспашку!».
Анна даже спорить не стала — дождалась, пока хмельной муженек заснет, а сама с чистым сердцем уселась к телевизору. За ним и задремала. Разбудил ее дикий вопль:
— Анна!!! Росомаха, язви тебя в коленку!!! Где птиц?!! Фельшера вчера сыскала?!! Глянь — ужо утро синее, а нашего павлина еще дома нет!! Кто его выпустил?!! Витька приедет страусиху привезет, а что мы ему скажем?!! Ты знаешь, сколь денег он за этого страуса отслюнявил?!! Не знаешь?! Тода быстро одевайся и беги за птицей!!
Несчастной женщине ничего не оставалось, как одеться и бежать кричать питомца.
Утро было раннее, еще и не рассвело как следует, так только чуть посинела небесная гладь да стали четче вырисовываться окна на домах. Но Анна никого не боялась — сюда к ним редко чужих заносит. Она тряслась по сырой траве и привычно звала:
— Тега-тега-тега-тега!! Тега, холера тя задери!! Иди, хлебушка дам, чтоб тя волки уперли! Фельшер!! Фельшер!! Поймаю — суп куриный из тя изготовлю, вот ей-богу!
В лесу, недалеко от реки, ей послышалась какая-то возня. «Несется, голубчик», — подумала Анна и стала тихонько продвигаться навстречу. То, что она увидела…
— Вы знаете, я никому не говорила — не поверят, — понизила голос до шепота Малаиха. — А вам нужно рассказывать?
— Нам все нужно, — мотнула головой Аллочка и придвинулась ближе.
Гутя тоже склонила голову чуть не до самого носа рассказчицы.
— Так и вот, — продолжала Малаиха. — Вижу, возле куста какая-то куча ворочается. Я грешным делом подумала, что это собаки мово Фельшера задрали, кинулась к им-то, а возле кучи фигуры скачут, ненашенские, и больно на чертей похожие. А рядом две девки в белых сорочках топчутся. Жуть прям.
— Боже мой, страсти-то какие! — охнула Гутя и прикрыла рот ладошкой.
Малаиха и сама вытаращила глаза от ужаса и зловещим шепотом продолжала:
— А то! Меня так всю и скорежило! Стою — дыхнуть боюсь. А потом чую — кто-то меня за плечо, от сюда вот щиплет.
— Уи-и! Вы на себе-то не показывайте! — поросенком взвизгнула Аллочка. — Меня б кто ущипнул, я б обос… обособленно себя всю жизнь вела.
— Аллочка! — шикнула на нее сестра. — Ну и кто это щипался-то? Севастьян?
Рассказчица выпрямилась, передохнула и помотала головой:
— Не, я обернулась, а это Фельшер мой. И мне, вот знаете, как-то нестрашно стало. Я его на поясок и к дереву, а сама к той куче продираться стала. А ужо хошь и светает, а темно. Тут глядь-те скакуны-то меня увидали и бежать! Токо один этот мужик и остался. Он никого не увидал, так и валялся мертвый.
— Он же еще немножко живой? — не поняла Гутя.
Рассказчица окончательно освоилась, ухватила многослойное печенье и с полным ртом продолжала:
— Так мне там кода разбираться-то? Я ить думала, он ужо того… помер. Но не бросила его, нет. Веток наломала, его взгромоздила, и мы с Фельдшером его волоком доперли до самой деревни. А тут как раз Маруська Коза в уборную выскочила. Она у нас такая… язык у ей поганый, все сплетни ее. Ну и заметила, что я тащу кого-то. «Ой! — орет. — Никак Егорушка в дым ужрался!» А я ж чего на родного мужа-то наговаривать стану? «Гляди, говорю, Фельшера искала, а тут мужука нашла. Глянь, говорю, ежли не веришь. Небось из городских кто потерял. Вчерась-то на даче вон как с ума сходили, мясами всю ночь трясли». Это я про вас ей. А она мигом подсчитала, что из вас деньги выудить можно, и ну причитать: «Давай его ко мне переташшим, на кой он тебе, дохлый-то, нужон, добро б целай». А мне и правда без надобностев. Мы к ей и переташшили. Я, правда, никак уснуть не могла, к соседке вашей сбегала да попросила, чтоб, значит, она вам дала знать, может, кто из ваших потерялся. А вы потом ужо сами и нарисовались.
— А соседка только сегодня позвонила, — надула губы Гутя.
— М-да… Так вы говорите — черти незнакомые? — задумчиво скребла затылок Аллочка. — А чего в них такого… чертячьего?
Малаиха хлопнула себя по бокам.
— Ну а кто ж ишо?! Токо они, кому ж надо по ночам с волками-то шарахаться?
— А может, это кто из ваших, деревенских? — предположила Гутя.
— У нас в деревне всего три мужука — мой Егор да два деда. Да пять бабок. Я ить тута всех знаю. Наших бабок с дедками попробуй-ка заставь прыгать — рассыпются, костей не соберешь! А там скакали… весело как-то скакали. Точно вам говорю — нечисть! И башки таки патлаты, у нас таки прически не носют.
— А не могло это вам показаться? — допытывалась Гутя.
— Ага! Чего эт мне покажется? Я ж не пью вовсе. А эта нечисть-то потом ишо бежала долго на ногах-то. Прям в туман и унеслась.
В таком ключе беседа продолжалась еще полчаса. Ни Гутя, ни Аллочка больше ничего не выяснили. А в дверях уже маячила Светлана и знаками показывала, что с заданием она справилась — деревенские активистки благополучно удалились.
— Ну и что ты думаешь по поводу нечисти? — уставилась на сестру Аллочка, когда Малаиха отправилась кормить Фельдшера, прихватив в качестве подарка длинный батон. — Может, и правда черти?
— Да какие там черти, — отмахнулась Гутя. — Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня нот другое волнует — если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?
— Какого секретаря? — насторожилась Аллочка.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5