Все в ваную, приятно удивлен
А домой?.. На чем ему мотаться? Машина же здесь! — пыталась успокоить Светлана. — Нет, Гутиэрочка, он просто заблудился в моих комнатах и задремал.
— Задремал! Что он, старик какой? — ворчала Ниночка. — Тоже мне спящая царевна! Удрал он! Вот попомните мое слово — удрал. От меня знаете сколько мужиков удирало!
Ниночка всегда казалась Гуте странной и неприятной. Она как будто нарочно злила подруг, поэтому те у нее долго не задерживались, и Ниночке приходилось искать новых. Другое дело — Светлана, теплый и милый человек.
— А я считаю, что он здесь! Зачем ему на ногах скакать, если можно на машине! — упрямо не давала расстраиваться она.
Гости снова сплотились за столом и опять подняли рюмки, теперь уже за удачное возвращение беглеца. Вскоре за возвращение Севастьяна было выпито столько, что тот должен был вернуться буквально через секунду и не иначе, как на личном самолете. Но в этот вечер его больше никто не видел.
Не было его и утром. Однако после завтрака зазвонил дачный телефон. Светлана кинулась к аппарату, но Гутя ее опередила.
— Алло, простите, я говорю со Светланой? Мне нужна хозяйка, — заговорила трубка необыкновенно приятным женским голосом.
— Да-да, это я, говорите! — не задумываясь, лгала Гутя.
— Светлана, я секретарь Севастьяна Ефимовича. Он просил перегнать его машину на стоянку возле ДК Труда.
— Он просил… а где он сам? Он на работе?
— Конечно! Наша фирма в эти выходные получила металл, поэтому работает. А Севастьян Ефимович никогда не отсиживается дома.
— А… А почему он сам не позвонил?
— Потому что сейчас у него планерка, а потом он принимает металл, я же объяснила. Вы уж перегоните, пожалуйста, он обещал оплатить расходы. Извините за беспокойство.
Трубка отключилась, а раздавленная Гутя все никак не могла разжать пальцы. Значит, права Ниночка Смирнова — ее кавалер просто предательски сбежал! И верить в это было стыдно и больно.
Дома про неудачную вечеринку Гутиэра решила не рассказывать. Она честно пыталась загрузить себя домашними заботами и работой — теребила альбом с застаревшими женихами, просмотрела переписку, даже сделала маникюр. И может быть, ей удалось бы отвлечься, если бы не сестрица.
— Какой позор, моя сестра не ночевала дома! — уже который час воздевала она пухлые руки к потолку. — Какой срам! Подними глаза, беспутная Гутиэра! В глаза смотреть!
— Да отстала бы ты, Аллочка, — отмахивалась Гутя.
— Я бы, может быть, и отстала! Но… Какое пятно на мою репутацию! Кто теперь меня возьмет в невесты с эдаким клеймом?
— Тебя и до этого не больно-то брали. Отвязаться от сестры было невозможно. Алла мстила за корзину, за квелого мужичка с косицей и вообще — за ее несложившийся роман с Севастьяном.
— Вот! А теперь и подавно не позарятся! Матвей! Матюша! — тащила Аллочка заспанного кота к сестре. — Смотри, Матюша! Правда, твоя хозяйка похожа на ту кошку с первого этажа? Хоть бы кота постыдилась! Отвечай! С кем ты провела эту ночь?!
На Гутю навалилась страшная усталость, и даже ругаться было лень. Зато сестра бурлила нерастраченными силами.
— Аллочка, там телефон звонит.
— Ты меня больше не обманешь! Довольно и того, что ты натравила на целомудренную девицу этого усатого таракана!
— Я не травила тараканов, ты что-то путаешь.
— Я путаю?! А кто у меня корзинку спер?! Этот таракан — твой клиент! А то ты не знаешь, что корзина — это все, что у меня осталось от родительского дома! — со слезами взвывала Аллочка. — А он ее упер! И только пятак на память оставил! Нет, ты уж будь добра, ответь…
Так продолжалось до самого вечера, правда, с короткими перерывами на обед. От этого ворчания у Гути так разболелась голова, что она в девять часов уже улеглась.
Улеглась, но уснуть сразу не получалось. То она видела себя в прекрасном светлом платье, на пороге их районного загса, под руку с улыбающимся Севастьяном. И тогда искала самые фантастичные оправдания для своего сбежавшего жениха. То на нее накатывала обида, и она принципиально представляла себя у загса под руку совсем с другим господином. То она и вовсе приказывала себе забыть о загсе, а пыталась нарисовать себе врата женского монастыря. Утешения ничего не приносило. Гутиэра так и уснула с нахмуренными бровями.
Утро наступило серым и безрадостным, впрочем, такой же серой была почти вся неделя. Аллочка продолжала дуться, Варвара прилежно убегала на работу, а Фома добросовестно лечил больных. И Гутя стала понемногу втягиваться в работу — ничего яркого в своей жизни уже не ожидая. Но вот в конце недели произошли события, которые надолго выбили семью Неверовых из обычной колеи.
Утро пятницы началось со звонков. Наступали выходные, и клиенты Гутиэры Власовны снова кинулись в бой за семейное счастье.
— Гутиэра Власовна! Вы кого мне подсунули?! — возмущенно верещала Ирина Андреевна, самая строптивая клиентка. — Мой напарник, оказывается, собирается ехать за границу лечить почки!
— Ну… во-первых, не напарник, а почти супруг, а во-вторых… А что вам, собственно, не нравится? Пусть лечится, — пыталась успокоить капризную дамочку Гутиэра.
— Вот не надо только надо мной издеваться, да? Он же подавал надежды на скорую, тихую кончину! А теперь разбазаривает наши деньги! Да какие наши, почти мои!!
Гутя еще не успела ответить, как к ней подскочила Аллочка, вырвала из рук трубку и брякнула ее на рычаг.
— Все бы только языком болтала… К тебе пришли.
В прихожей топталась растерянная Светлана.
— Гутиэра Власовна… Вы знаете, мне сегодня соседка по даче позвонила. Там, кажется, Севастьяна нашли… — пролепетала она.
— Что значит нашли? — обиженно дернулась Гутя. — Он же на работе. Я не понимаю, его что — потеряли?
Светлана только пожимала плечиками и разводила ухоженными руками:
— Я сама ничего не знаю. Там нашли какого-то мужчину в лесу, соседка вспомнила, что у меня гулянка была в выходные и мы одного гостя… грубо говоря, не досчитались… вот и позвонила. По всем приметам это ваш Севастьян получается. Он у них в медпункте лежит, просили приехать, а я… Мне одной страшно, а Ромочка недочет.
Пока Гутиэра переваривала информацию, Аллочка уже теребила ее за подол.
— Ты, Гутя, занимайся домашними делами, ты, кажется, огурцы собиралась солить, а я съезжу. Деньги дай на дорогу, — тараторила она, натягивая джинсы.
Ну уж дудки! — встрепенулась Гутя. — Это ты сейчас будешь сидеть с огурцами, а мне надо ехать! Светлана, вы на машине?
— Нет, я на автобусе.
— Сейчас на машине поедем. Только зятю позвоню.
Зять Гути Фома Неверов работал в частной клинике и считался знающим доктором, поэтому и его не грех было захватить. Гутя набрала номер клиники и уже через секунду диктовала:
— Фома! Немедленно садись в машину и возвращайся домой… А я говорю — возвращайся! Если там погибнет человек, виноват будешь только ты!
— Гутя, Гутя, напомни ему, что вот я один раз палец прищемила, он тоже на работе был, у меня потом ноготь погиб! — шипела под ухо Аллочка.
Но Гутя больше ничего не напоминала, а попросту бросила трубку.
Очень скоро они уже мчались по проселочной дороге.
— Странно все-таки… Всю неделю ни слуху ни духу, а только в пятницу… — ломала голову Гутиэра. — Нет, это не Севастьян, с чего бы ему в лесу неделю валяться? Он бы позвонил, у него же сотовый!
— Позвонил бы он ей… — бурчала Аллочка. — Это он специально от тебя в лес удрал! Эх, меня там не было…
Ее не хотели брать, но она все равно втиснулась в машину и теперь старательно отравляла жизнь сестре.
— А все потому, что меня к какому-то хмырю отправила, а сама веселиться отправилась… — продолжала бубнить Алла, видя, что сестра совершенно не реагирует. — Уж я бы с Севастьяна глаз не спустила, будь уверена!
— Поэтому и отправили к хмырю! И вообще — смотри на дорогу! Будешь себя так вести, обратно пешком пойдешь! — оборвала сестрицу Гутиэра.
Сестрица ненадолго замолчала, но все же решила провести воспитательный процесс до конца.
— Се-е-е-вочка-а-а… — вдруг заблеяла она и стала утирать подолом щедрые слезы. — Не уберегли тебя-я-я, под елками бросили-и-и…
— Хватит голосить. Вот сейчас врежусь в какую-нибудь осину! — не выдержал Фома. — И вообще — если это розыгрыш!..
— Вот чует мое сердце — это розыгрыш и есть! Не Сева это, — ухватилась за соломинку Гутя и поежилась. Ее сердце как раз чуяло обратное.
Медпункт деревушки, где разместили больного, нашли не сразу. Это был вовсе даже и не медпункт, а изба одной из деревенских жительниц.
— Входите, входите, токо ноги оботрите… — приветствовала городских гостей хозяйка избы. — Туточки он. Вон, видали, как барин на перинах-то нежится.
На кровати действительно лежал Севастьян. Правда, его оказалось трудно узнать — все лицо было одним черным синяком. На веках, скулах и руках запеклась кровь, и все тело неровно вздувалось от грязных ран.
Сева лежал в самой большой комнате, утопая в здоровенных подушках, правда, постельного белья на матрасе не было. Рядом стояла колченогая табуретка с какими-то склянками.
— Видали, я за им, как за дитем малым, хожу.
Соседка моя, Валька, советовала его в больницу городску отправить, а я воспротивилась. Чего там мужуку делать? Да и разе кто там буит за им так-то ходить? А я ить и молочко ему парно даю, и сметанку… Я тут давеча подсчитала, так ить на три тыщщи он у меня належал-то! — не умолкала хозяюшка.
Гутя кинулась было к кровати, но зять пригвоздил ее к месту.
— Всем стоять, где стоите! Только попробуйте сдвинуться! Не вздумайте мне мешать. .
— Гутя… Гуть, — недовольно зашипела Аллочка. — Че это он разорался на тебя, а? Ты его сегодня ужином не корми, надо воспитывать уваж…
— Цыть, я сказал!!
Фома при виде больного преобразился — нахмурил лоб, ухватил бедолагу за руку и замер.
— На сколько, вы говорите, он у вас сметанки наел? — вдруг спросил Фома у старушки.
— Так ить… подсчитала я… Три… полторы тыщщи выходит, — принялась теребить платок бабуся. — А в больницу я не отпустила, загробили б…
Фома еле скрывал раздражение, положение больного было отвратительным.
— Зря. Вы его сами чуть не загробили, с такими ранами ему нужна срочная, квалифицированная медицина. Когда его нашли?
Старушка струхнула. Ну да, хотелось ей вытянуть за больного деньжат, но она ж не думала, что тому так худо!
— Кода? — переспросила она и охотно затараторила: — Так ить это… Ночью. В аккурат со вторника на среду. Малаиха ко мне приташшила. Да ить эта Малаиха така чудна! С ейным мужуком…
— Так, дамочки, — невежливо перебил Фома. — Сейчас мы этого барина осторожно переместим в машину, а вам места нет. За вами… За вами я уж потом вернусь, боюсь, не довезу больного.
— Да и не надо за нами, мы сами, мы пешочком, — затараторила Гутя и засуетилась возле кровати.
— Ниче себе, пешочком, — пробубнила Аллочка, но к кровати тоже подошла.
Гутя не слышала, чем там снова недовольна сестра. Она порхала возле больного, подбегала с разных сторон, хваталась за щеки и даже тихонько подвывала. И все же ее страданий любимый не слышал. И не видел. Зато он неожиданно открыл глаза, уставился на Аллу Власовну и" четко проговорил разбитыми губами:
— Алла… собака… сссука…
— Уйди от него немедленно! Видишь, ему от тебя плохо! Надо же — больной, а ведь тебя насквозь видит! — вскинулась на сестрицу Гутя: — Сейчас, сейчас, Севочка, сейчас…
— «Сецяс, сецяс»! — обиженно скривилась Аллочка.
Фома вместе с женщинами осторожно ухватились за матрас и попытались стянуть больного с кровати.
— Люди добрыя! Да что ж такое деится?! — Вдруг заголосила хозяюшка. — Куды ж вы яго тянете?! Это я что же — бесплатно того бугая три Дни кормила, поила, лелеяла?
— Два получается, я подсчитала, — поправила Аллочка. — Не кричите, женщина, тут же больной!
Но женщине было глубоко плевать на больного — утекали деньги. А она уже и придумала, куда их потратить! Поэтому горлом хозяйка работала на совесть:
— И чего ж, что два дня?! Я ж ить вам по совести сказала — три тышши он стоит! Даже ишо скидку сделала — песят процентов! А они задарма упереть хотят!
— Бабка… уйди от греха… — кряхтел Фома. — Сейчас точно милицию вызову.
— Да зови ты кого хошь! Милицию! Да в нашем районе ты ее фиг когда дозовесси! А я кликну вон соседского Кирьку, так он тебя мигом с энтим инвалидом рядом укладет! Тода точно меньше трех тыщ не возьму! — кипятилась бабуся.
Бабушка кинулась на дверь и раскорячилась крестом — теперь сдвинуть ее можно было только с косяком.
— Бабушка, ну что вы беспокоитесь, в самом деле? Вы же слышали — сейчас больного увезти надо, а мы здесь останемся, вот и решим все наши финансовые вопросы, — уговаривала хозяйку Светлана.
— Слышь, тетенька, — повернулся Фома. — Если он у меня в машине помрет, ты точно по всем инстанциям пройдешься, так что лучше отойди.
Старушка решила, что лучше и в самом деле не мешаться, отошла к печке, ухватилась за веник и принялась демонстративно мести половицы, стараясь побольше пыли поднять на кряхтящую группу.
С большим трудом переместили Севастьяна в «Жигули», и Фома прыгнул за руль.
— Гутиэра Власовна, не знаю, когда смогу за вами… Вы уж сами, если что…
Женщины стояли на деревенской улице и с тоской поглядывали на старенький автомобиль.
— Езжай уже, мы на такси доберемся, — махнула пухлой ручкой Аллочка.
Фома уехал.
— На такси, это ты хорошо придумала, — дрожащим голосом похвалила Гутя. — А деньги взяла?
— Откуда? Я их рисую, что ли? — возмутилась сестра.
— Ах, и точно, ты их даже зарабатывать не умеешь.
Аллочка возмущенно выкатила глаза, сжала губки куриной попкой, но ответить было нечего.
— Девочки, не ссорьтесь, у меня есть деньги, — примирила сестер Светлана.
— Есть деньги, вот и доставай! Три тышши! — снова возникла возле них бабуся.
— Договаривались на полторы же… — растерялась Светлана.
— Я сама свому слову хозяйка! Хону — скажу три, а хочу — вовсе пять заломлю, с меня станется.
Пока Светлана с Гутей недоуменно переглядывались, Аллочка изменилась в лице, выгнула грудь бугром, сложила руки кренделем и заговорила сердитым басом:
1 2 3 4 5
— Задремал! Что он, старик какой? — ворчала Ниночка. — Тоже мне спящая царевна! Удрал он! Вот попомните мое слово — удрал. От меня знаете сколько мужиков удирало!
Ниночка всегда казалась Гуте странной и неприятной. Она как будто нарочно злила подруг, поэтому те у нее долго не задерживались, и Ниночке приходилось искать новых. Другое дело — Светлана, теплый и милый человек.
— А я считаю, что он здесь! Зачем ему на ногах скакать, если можно на машине! — упрямо не давала расстраиваться она.
Гости снова сплотились за столом и опять подняли рюмки, теперь уже за удачное возвращение беглеца. Вскоре за возвращение Севастьяна было выпито столько, что тот должен был вернуться буквально через секунду и не иначе, как на личном самолете. Но в этот вечер его больше никто не видел.
Не было его и утром. Однако после завтрака зазвонил дачный телефон. Светлана кинулась к аппарату, но Гутя ее опередила.
— Алло, простите, я говорю со Светланой? Мне нужна хозяйка, — заговорила трубка необыкновенно приятным женским голосом.
— Да-да, это я, говорите! — не задумываясь, лгала Гутя.
— Светлана, я секретарь Севастьяна Ефимовича. Он просил перегнать его машину на стоянку возле ДК Труда.
— Он просил… а где он сам? Он на работе?
— Конечно! Наша фирма в эти выходные получила металл, поэтому работает. А Севастьян Ефимович никогда не отсиживается дома.
— А… А почему он сам не позвонил?
— Потому что сейчас у него планерка, а потом он принимает металл, я же объяснила. Вы уж перегоните, пожалуйста, он обещал оплатить расходы. Извините за беспокойство.
Трубка отключилась, а раздавленная Гутя все никак не могла разжать пальцы. Значит, права Ниночка Смирнова — ее кавалер просто предательски сбежал! И верить в это было стыдно и больно.
Дома про неудачную вечеринку Гутиэра решила не рассказывать. Она честно пыталась загрузить себя домашними заботами и работой — теребила альбом с застаревшими женихами, просмотрела переписку, даже сделала маникюр. И может быть, ей удалось бы отвлечься, если бы не сестрица.
— Какой позор, моя сестра не ночевала дома! — уже который час воздевала она пухлые руки к потолку. — Какой срам! Подними глаза, беспутная Гутиэра! В глаза смотреть!
— Да отстала бы ты, Аллочка, — отмахивалась Гутя.
— Я бы, может быть, и отстала! Но… Какое пятно на мою репутацию! Кто теперь меня возьмет в невесты с эдаким клеймом?
— Тебя и до этого не больно-то брали. Отвязаться от сестры было невозможно. Алла мстила за корзину, за квелого мужичка с косицей и вообще — за ее несложившийся роман с Севастьяном.
— Вот! А теперь и подавно не позарятся! Матвей! Матюша! — тащила Аллочка заспанного кота к сестре. — Смотри, Матюша! Правда, твоя хозяйка похожа на ту кошку с первого этажа? Хоть бы кота постыдилась! Отвечай! С кем ты провела эту ночь?!
На Гутю навалилась страшная усталость, и даже ругаться было лень. Зато сестра бурлила нерастраченными силами.
— Аллочка, там телефон звонит.
— Ты меня больше не обманешь! Довольно и того, что ты натравила на целомудренную девицу этого усатого таракана!
— Я не травила тараканов, ты что-то путаешь.
— Я путаю?! А кто у меня корзинку спер?! Этот таракан — твой клиент! А то ты не знаешь, что корзина — это все, что у меня осталось от родительского дома! — со слезами взвывала Аллочка. — А он ее упер! И только пятак на память оставил! Нет, ты уж будь добра, ответь…
Так продолжалось до самого вечера, правда, с короткими перерывами на обед. От этого ворчания у Гути так разболелась голова, что она в девять часов уже улеглась.
Улеглась, но уснуть сразу не получалось. То она видела себя в прекрасном светлом платье, на пороге их районного загса, под руку с улыбающимся Севастьяном. И тогда искала самые фантастичные оправдания для своего сбежавшего жениха. То на нее накатывала обида, и она принципиально представляла себя у загса под руку совсем с другим господином. То она и вовсе приказывала себе забыть о загсе, а пыталась нарисовать себе врата женского монастыря. Утешения ничего не приносило. Гутиэра так и уснула с нахмуренными бровями.
Утро наступило серым и безрадостным, впрочем, такой же серой была почти вся неделя. Аллочка продолжала дуться, Варвара прилежно убегала на работу, а Фома добросовестно лечил больных. И Гутя стала понемногу втягиваться в работу — ничего яркого в своей жизни уже не ожидая. Но вот в конце недели произошли события, которые надолго выбили семью Неверовых из обычной колеи.
Утро пятницы началось со звонков. Наступали выходные, и клиенты Гутиэры Власовны снова кинулись в бой за семейное счастье.
— Гутиэра Власовна! Вы кого мне подсунули?! — возмущенно верещала Ирина Андреевна, самая строптивая клиентка. — Мой напарник, оказывается, собирается ехать за границу лечить почки!
— Ну… во-первых, не напарник, а почти супруг, а во-вторых… А что вам, собственно, не нравится? Пусть лечится, — пыталась успокоить капризную дамочку Гутиэра.
— Вот не надо только надо мной издеваться, да? Он же подавал надежды на скорую, тихую кончину! А теперь разбазаривает наши деньги! Да какие наши, почти мои!!
Гутя еще не успела ответить, как к ней подскочила Аллочка, вырвала из рук трубку и брякнула ее на рычаг.
— Все бы только языком болтала… К тебе пришли.
В прихожей топталась растерянная Светлана.
— Гутиэра Власовна… Вы знаете, мне сегодня соседка по даче позвонила. Там, кажется, Севастьяна нашли… — пролепетала она.
— Что значит нашли? — обиженно дернулась Гутя. — Он же на работе. Я не понимаю, его что — потеряли?
Светлана только пожимала плечиками и разводила ухоженными руками:
— Я сама ничего не знаю. Там нашли какого-то мужчину в лесу, соседка вспомнила, что у меня гулянка была в выходные и мы одного гостя… грубо говоря, не досчитались… вот и позвонила. По всем приметам это ваш Севастьян получается. Он у них в медпункте лежит, просили приехать, а я… Мне одной страшно, а Ромочка недочет.
Пока Гутиэра переваривала информацию, Аллочка уже теребила ее за подол.
— Ты, Гутя, занимайся домашними делами, ты, кажется, огурцы собиралась солить, а я съезжу. Деньги дай на дорогу, — тараторила она, натягивая джинсы.
Ну уж дудки! — встрепенулась Гутя. — Это ты сейчас будешь сидеть с огурцами, а мне надо ехать! Светлана, вы на машине?
— Нет, я на автобусе.
— Сейчас на машине поедем. Только зятю позвоню.
Зять Гути Фома Неверов работал в частной клинике и считался знающим доктором, поэтому и его не грех было захватить. Гутя набрала номер клиники и уже через секунду диктовала:
— Фома! Немедленно садись в машину и возвращайся домой… А я говорю — возвращайся! Если там погибнет человек, виноват будешь только ты!
— Гутя, Гутя, напомни ему, что вот я один раз палец прищемила, он тоже на работе был, у меня потом ноготь погиб! — шипела под ухо Аллочка.
Но Гутя больше ничего не напоминала, а попросту бросила трубку.
Очень скоро они уже мчались по проселочной дороге.
— Странно все-таки… Всю неделю ни слуху ни духу, а только в пятницу… — ломала голову Гутиэра. — Нет, это не Севастьян, с чего бы ему в лесу неделю валяться? Он бы позвонил, у него же сотовый!
— Позвонил бы он ей… — бурчала Аллочка. — Это он специально от тебя в лес удрал! Эх, меня там не было…
Ее не хотели брать, но она все равно втиснулась в машину и теперь старательно отравляла жизнь сестре.
— А все потому, что меня к какому-то хмырю отправила, а сама веселиться отправилась… — продолжала бубнить Алла, видя, что сестра совершенно не реагирует. — Уж я бы с Севастьяна глаз не спустила, будь уверена!
— Поэтому и отправили к хмырю! И вообще — смотри на дорогу! Будешь себя так вести, обратно пешком пойдешь! — оборвала сестрицу Гутиэра.
Сестрица ненадолго замолчала, но все же решила провести воспитательный процесс до конца.
— Се-е-е-вочка-а-а… — вдруг заблеяла она и стала утирать подолом щедрые слезы. — Не уберегли тебя-я-я, под елками бросили-и-и…
— Хватит голосить. Вот сейчас врежусь в какую-нибудь осину! — не выдержал Фома. — И вообще — если это розыгрыш!..
— Вот чует мое сердце — это розыгрыш и есть! Не Сева это, — ухватилась за соломинку Гутя и поежилась. Ее сердце как раз чуяло обратное.
Медпункт деревушки, где разместили больного, нашли не сразу. Это был вовсе даже и не медпункт, а изба одной из деревенских жительниц.
— Входите, входите, токо ноги оботрите… — приветствовала городских гостей хозяйка избы. — Туточки он. Вон, видали, как барин на перинах-то нежится.
На кровати действительно лежал Севастьян. Правда, его оказалось трудно узнать — все лицо было одним черным синяком. На веках, скулах и руках запеклась кровь, и все тело неровно вздувалось от грязных ран.
Сева лежал в самой большой комнате, утопая в здоровенных подушках, правда, постельного белья на матрасе не было. Рядом стояла колченогая табуретка с какими-то склянками.
— Видали, я за им, как за дитем малым, хожу.
Соседка моя, Валька, советовала его в больницу городску отправить, а я воспротивилась. Чего там мужуку делать? Да и разе кто там буит за им так-то ходить? А я ить и молочко ему парно даю, и сметанку… Я тут давеча подсчитала, так ить на три тыщщи он у меня належал-то! — не умолкала хозяюшка.
Гутя кинулась было к кровати, но зять пригвоздил ее к месту.
— Всем стоять, где стоите! Только попробуйте сдвинуться! Не вздумайте мне мешать. .
— Гутя… Гуть, — недовольно зашипела Аллочка. — Че это он разорался на тебя, а? Ты его сегодня ужином не корми, надо воспитывать уваж…
— Цыть, я сказал!!
Фома при виде больного преобразился — нахмурил лоб, ухватил бедолагу за руку и замер.
— На сколько, вы говорите, он у вас сметанки наел? — вдруг спросил Фома у старушки.
— Так ить… подсчитала я… Три… полторы тыщщи выходит, — принялась теребить платок бабуся. — А в больницу я не отпустила, загробили б…
Фома еле скрывал раздражение, положение больного было отвратительным.
— Зря. Вы его сами чуть не загробили, с такими ранами ему нужна срочная, квалифицированная медицина. Когда его нашли?
Старушка струхнула. Ну да, хотелось ей вытянуть за больного деньжат, но она ж не думала, что тому так худо!
— Кода? — переспросила она и охотно затараторила: — Так ить это… Ночью. В аккурат со вторника на среду. Малаиха ко мне приташшила. Да ить эта Малаиха така чудна! С ейным мужуком…
— Так, дамочки, — невежливо перебил Фома. — Сейчас мы этого барина осторожно переместим в машину, а вам места нет. За вами… За вами я уж потом вернусь, боюсь, не довезу больного.
— Да и не надо за нами, мы сами, мы пешочком, — затараторила Гутя и засуетилась возле кровати.
— Ниче себе, пешочком, — пробубнила Аллочка, но к кровати тоже подошла.
Гутя не слышала, чем там снова недовольна сестра. Она порхала возле больного, подбегала с разных сторон, хваталась за щеки и даже тихонько подвывала. И все же ее страданий любимый не слышал. И не видел. Зато он неожиданно открыл глаза, уставился на Аллу Власовну и" четко проговорил разбитыми губами:
— Алла… собака… сссука…
— Уйди от него немедленно! Видишь, ему от тебя плохо! Надо же — больной, а ведь тебя насквозь видит! — вскинулась на сестрицу Гутя: — Сейчас, сейчас, Севочка, сейчас…
— «Сецяс, сецяс»! — обиженно скривилась Аллочка.
Фома вместе с женщинами осторожно ухватились за матрас и попытались стянуть больного с кровати.
— Люди добрыя! Да что ж такое деится?! — Вдруг заголосила хозяюшка. — Куды ж вы яго тянете?! Это я что же — бесплатно того бугая три Дни кормила, поила, лелеяла?
— Два получается, я подсчитала, — поправила Аллочка. — Не кричите, женщина, тут же больной!
Но женщине было глубоко плевать на больного — утекали деньги. А она уже и придумала, куда их потратить! Поэтому горлом хозяйка работала на совесть:
— И чего ж, что два дня?! Я ж ить вам по совести сказала — три тышши он стоит! Даже ишо скидку сделала — песят процентов! А они задарма упереть хотят!
— Бабка… уйди от греха… — кряхтел Фома. — Сейчас точно милицию вызову.
— Да зови ты кого хошь! Милицию! Да в нашем районе ты ее фиг когда дозовесси! А я кликну вон соседского Кирьку, так он тебя мигом с энтим инвалидом рядом укладет! Тода точно меньше трех тыщ не возьму! — кипятилась бабуся.
Бабушка кинулась на дверь и раскорячилась крестом — теперь сдвинуть ее можно было только с косяком.
— Бабушка, ну что вы беспокоитесь, в самом деле? Вы же слышали — сейчас больного увезти надо, а мы здесь останемся, вот и решим все наши финансовые вопросы, — уговаривала хозяйку Светлана.
— Слышь, тетенька, — повернулся Фома. — Если он у меня в машине помрет, ты точно по всем инстанциям пройдешься, так что лучше отойди.
Старушка решила, что лучше и в самом деле не мешаться, отошла к печке, ухватилась за веник и принялась демонстративно мести половицы, стараясь побольше пыли поднять на кряхтящую группу.
С большим трудом переместили Севастьяна в «Жигули», и Фома прыгнул за руль.
— Гутиэра Власовна, не знаю, когда смогу за вами… Вы уж сами, если что…
Женщины стояли на деревенской улице и с тоской поглядывали на старенький автомобиль.
— Езжай уже, мы на такси доберемся, — махнула пухлой ручкой Аллочка.
Фома уехал.
— На такси, это ты хорошо придумала, — дрожащим голосом похвалила Гутя. — А деньги взяла?
— Откуда? Я их рисую, что ли? — возмутилась сестра.
— Ах, и точно, ты их даже зарабатывать не умеешь.
Аллочка возмущенно выкатила глаза, сжала губки куриной попкой, но ответить было нечего.
— Девочки, не ссорьтесь, у меня есть деньги, — примирила сестер Светлана.
— Есть деньги, вот и доставай! Три тышши! — снова возникла возле них бабуся.
— Договаривались на полторы же… — растерялась Светлана.
— Я сама свому слову хозяйка! Хону — скажу три, а хочу — вовсе пять заломлю, с меня станется.
Пока Светлана с Гутей недоуменно переглядывались, Аллочка изменилась в лице, выгнула грудь бугром, сложила руки кренделем и заговорила сердитым басом:
1 2 3 4 5