Последовавшая затем семейная сцена включала в себя крики, вопли, ругань, битье посуды, швыряние куда попало разных подручных предметов и рукопашный бой, причем орала, портила имущество и мутузила родного человека все тем же полотенцем исключительно Ирка. Моржик, спросонья не сумевший перехватить ни полотенце, ни вообще инициативу, сначала пытался что-то объяснить, потом понял, что его не слышат, и употребил все свои силы, ловкость и изворотливость на то, чтобы свести к минимуму число попаданий в него предметов кухонной утвари и домашнего обихода. В финале шумной мизансцены под условным названием «Жизнь итальянских кварталов» Моржик ловко поймал летящий в него баллон с солеными огурцами, почти сразу выронил его, в наступившей тишине громко вскричал: «Дура!», повернулся и ушел, шарахнув дверью о косяк с такой силой, что пупырчатые огурцы в луже рассола на полу запрыгали, как живые лягушки.
И вот теперь Ирка сидела под вишней с видом на калитку, орошая слезами взъерошенный собачий загривок и гадая про себя, куда пошел Моржик и когда он вернется.
Деликатный стук в ворота заставил ее подскочить, при этом Ирка стукнулась макушкой о низкую ветку вишни и наступила на лапу Томке, но не обратила на это никакого внимания. Через секунду она уже неслась к воротам, сопровождаемая прихрамывающим псом.
— Ты вернулся! — Ирка распахнула калитку настежь и приготовилась броситься на шею блудному мужу.
— Здрасьььь, — вякнул в ответ незнакомый парнишка, опустив занесенную для повторного стука руку и попятившись.
— Ой! Ты кто такой? — Ирка резко затормозила, и Томка ткнулся башкой ей под коленки, едва не обрушив стокилограммовую хозяйку себе на спину. — Чего тебе надо?
— Это вы Ирина Иннокентьевна? — спросил пацан. — Я к вам от шефа, за посылочкой.
— За какой посылочкой? — не поняла Ирка.
— Так это вам виднее, за какой именно, — заискивающе улыбнулся парнишка.
Ирка задумалась. Поскольку товар для их с Моржиком торгового предприятия частенько приходил из-за рубежа, друзья-приятели, имеющие в Германии, Голландии и Польше любящих родственников, нередко получали с фурами «Нашего семени» различные посылки, но всякий такой случай специально оговаривался. Никаких не врученных адресатам почтовых отправлений Ирка за собой не помнила.
— Шеф нам телеграмму прислал, велел забрать у вас наше добро и оставил для связи ваш телефончик и имя: Ирина Иннокентьевна, — видя, что хозяйка дома озадачена, Сереня попытался ей помочь.
Насчет того, что в телеграмме было Иркино имя, он, конечно, приврал, но лишь для пущей убедительности.
— А почему я об этом ничего не знаю? — Ирка насупилась, предположив, что Моржик забыл или не захотел ее проинформировать. — Вы там за моей спиной что-то решаете, а меня кто предупредит — Пушкин?
— Пушкин, — кивнул Сереня, шаркнув ножкой. — Сергей Пушкин!
— А разве не Александр? — удивилась Ирка, которая не очень хорошо училась в школе, но имя-отчество солнца русской поэзии все-таки запомнила.
— Точно, Александр! — обрадовался Сереня, вообразив, что Ирка говорит о его старшем брате.
«Псих», — подумала Ирка и немного прикрыла калитку.
— Пожалуйста, отдайте мне то, что оставил Александр Пушкин! — не заметив впечатления, произведенного на хозяйку дома упоминанием имени великого поэта, попросил Сереня.
— Вы не донесете, — мягко, чтобы не обидеть умалишенного, ответила Ирка, незаметно нащупывая засов на внутренней стороне калитки.
— Почему? — обиделся Сереня, выпятив куриную грудь.
— Потому что это полное собрание сочинений в четырнадцати томах! — выкрикнула Ирка, захлопывая перед носом ненормального калитку.
Противно проскрежетал засов, угрожающе зарычала собака.
— Идиотка, — тихо выругался Сереня, в бессильной злобе пялясь на неприступную трехметровую ограду, за которой заливался злобным лаем здоровенный пес.
— Идиот, — прошептала по другую сторону забора Ирка, из соображений безопасности потихоньку отступая на высокое крыльцо.
С тех пор как на пятнадцатом километре Ростовской трассы построили комфортабельный пансионат для состоятельных умалишенных, рассказы о беглых психах стали неотъемлемой частью фольклора Пионерского-2.
Сереня еще пару минут бессмысленно потоптался у забора, за которым было тихо, но потом снизу, в щель у самой земли, с намеком высунулась узкая овчаркина морда.
— Блин, — беспомощно выругался Сереня.
Он энергично, но безрезультатно почесал в затылке и потопал к братьям, ожидающим его возвращения в камышах у озера.
— И что теперь? — спросил Гриня, огорченный провалом операции «Отдавай добро по-хорошему!».
— Либо она ничего не знает, либо просто прикидывается дурой, потому что хочет наше добро прикарманить, — рассудил Леонид. — Думаю, нужно допросить ее с пристрастием.
— Лучше с паяльником, — буркнул Сереня.
— У меня есть паяльник! — оживился Гриня.
— У вас мозгов нету! — отбрил Леонид. — Ворваться в чужой дом с паяльником — это вооруженный грабеж, а нас трое, считай, уже банда! Схлопочем лет по десять на рыло, будем потом добро не для себя, а для родины добывать — на колымских золотых приисках и в урановых рудниках!
— Не пугай, — скривился Сереня. — Я лично не из трусливых. Только в этот дом ворваться, пожалуй, не получится: там забор вроде Кремлевской стены, а во дворе овчарка размером с пони.
— Собака? — заинтересовался Гриня. — А как ее зовут?
— Дебил! — рявкнул злющий Сереня.
— Необычное имя для собаки, — немного удивился Гриня.
— Цыц, братва! — сердито прикрикнул на расшумевшихся младшеньких Леонид. — Есть у меня одна мыслишка, только ее обдумать хорошенько надо, да еще за бабой этой понаблюдать: когда она из дома выходит, по каким маршрутам перемещается… Опять же, надо выяснить, живет ли кто еще в этом доме, кроме нее.
— Ага, живет, — издевательски подтвердил Сереня. — Говорю же тебе: здоровый пес!
— Дебил, — услужливо подсказал Гриня.
— Сам дебил! — моментально завелся Сереня.
— Оба дебилы! — заорал Леонид. — Заткнитесь! Я думать буду.
И он опустился на забытое кем-то в камышах проржавленное ведро, приняв классическую позу роденовского мыслителя.
Воскресенье
— Чего, ну, чего тебе еще надо?! — гневно вскричала я, обращаясь к шипастому кустику, похожему на маленькие оленьи рожки ядовито-зеленого цвета.
Этот колер отнюдь не радовал мои глаза, подернувшиеся горючей слезой. Кустик, даром что зелененький, был безнадежно мертв: зелеными сухие веточки были исключительно благодаря толстому слою защитного воска, который коркой покрывал кустик от корней и выше.
От чего этот воск призван был защитить растение, я не знаю. Возможно, от повреждений при транспортировке, или от перепадов температуры, или от вредных насекомых — какая разница? На вощаной корке не было ни царапинки, температура воздуха в начале июня даже ночью не опускалась ниже плюс двадцати, из вредных насекомых на третьем этаже многоквартирного дома мною была замечена только моль, а злосчастное растение все равно засохло. Что за напасть? Уже третий розовый куст загнулся на моем балконе!
В сердцах я несильно пнула дырявую алюминиевую кастрюлю, по всем канонам цветоводства наполненную специальным почвогрунтом на керамзитовой подушке. Засохший кустик, издевательски растопыренный победным знаком «V», качнулся вместе с содержащей его емкостью, которая легонько стукнулась о стоящий рядом пустой трехлитровый баллон. Стеклянная банка, с помощью которой я регулярно и тщательно осуществляла полив безвременно скончавшегося ядовито-зеленого насаждения, протестующе звякнула.
— А ты вообще помолчи! — велела я бывшей поливальной банке, орошая засохший кустик скупой слезой.
— Сама садик я садила, сама буду поливать! — донесся с соседнего балкона притворно-сочувственный голос Гоши Куропаткина. — Что, еще одна вьющаяся роза в ходе смелого эксперимента превратилась в саксаул? Ну, Елена, ты просто мичуринка!
Искоса глянув на издевательски ухмыляющегося соседа, я молча отвернулась.
— Слышь, а это какая роза должна была получиться? — не отставал Гоша.
— Синяя, — угрюмо ответила я.
— Разве бывают синие розы? — Куропаткин изумленно приоткрыл рот, рискуя выронить из него дымящуюся сигарету.
— Похоже, что не бывает, — неохотно согласилась я, с намеком посмотрев на засохший кустик.
— Георгий, чем ты там занимаешься? — донесся из глубины квартиры пронзительный голос Гошиной жены Марины.
— Курю, — коротко ответил Куропаткин.
— Знаю я, как ты куришь! — Ревнивая Марина высунула голову в проем балконной двери и в упор посмотрела на мои ноги в коротких шортах.
Соседка откровенно недолюбливает меня за манеру выскакивать на открытый балкон в некомплектных костюмах, расценивая это как попытки соблазнения ее благоверного. Как будто я виновата в том, что дождь неожиданно начинается именно тогда, когда я развешу белье для просушки, и приходится выпрыгивать на балкон в чем есть и в чем нет!! А синьор Куропаткин днем и ночью торчит на балконе с сигаретой в зубах, дожидаясь, пока я устрою очередную демонстрацию облегченных домашних одеяний!
— Георгий, живо в дом! — велела Гоше тощая длинноносая Марина, с ее нездоровым бурячно-коричневым загаром огородницы похожая на Буратино, вырезанного из полена красного дерева и по недосмотру подслеповатого папы Карло наряженного в пестрый бабий халат. — Ужинать будем!
В подтверждение своих слов мадам Куропаткина выдвинулась из кухни на балкон с дымящейся сковородой в руках. Увидев раскаленную жаровню, Гоша поспешно отодвинулся на край балкона, тем самым приблизившись ко мне. Краснодеревянная Марина позеленела, лицо ее со скрипом перекосилось. С интонациями, позаимствованными у лесопильного станка, соседка провизжала:
— Я кому сказ-з-з-зала! — и резко взмахнула сковородой.
Залежавшийся на ней румяный кружевной блин взлетел вверх, перевернулся в воздухе и нарядной тюбетейкой накрыл блестящую загорелую лысину Куропаткина. Гоша взвыл, сорвал с головы горячий блинный чепец и швырнул его в Марину. Баба ловко отбила подачу сковородкой, и потрепанный блин комом влип в Гошину волосатую грудь. Гоша взвыл октавой выше и принялся выдирать свою нагрудную шерсть вперемежку с лохмотьями теста, выкрикивая в адрес супруги разные нехорошие слова. Марина не оставалась в долгу, поливая мужа отборной бранью.
— Придурки, — устало сказала я, уходя с балкона в комнату и плотно прикрывая двойную дверь.
В помещении было жарковато, зато тихо. Ну, почти тихо: в прихожей надрывался телефон, истеричный звон которого после Марининого матерного визга казался мне нежным мурлыканьем. Наверное, аппарат трезвонил уже довольно давно, я просто не слышала его, стоя на балконе.
— Ну, наконец-то! — с претензией воскликнул писклявый детский голосок, едва я взяла трубку и раздраженно «аллекнула» в нее.
— Слушаю вас, — сказала я.
— «Слушаю вас!» — передразнил меня Писклявый. — Слушай сюда, корова глупая! Сестричку свою увидеть хочешь?
— Ой, нет, не хочу! — само собой сорвалось с моих губ. — Во всяком случае, не так скоро! Моя вполне взрослая младшая сестра и ее поразительно энергичный пятилетний сын гостили у меня только на прошлой неделе. Сестрица беспрестанно смотрела телевизор, в рекламные паузы бегала на кухню пить чай, потом на балкон — курить, потом в ванную — чистить зубы, а ребенок носился и скакал по дому, как лабораторный шимпанзе, получивший неожиданную амнистию после пары лет безвылазного пребывания в тесной клетке. Сестричка и племянник вызывали у меня стойкое головокружение. Я не могла ни пересчитать снующих по дому женщин и детей, ни уследить за их перемещениями. У меня даже возникло подозрение, а не клонировали ли любимые родственники себя прежде, чем приехать ко мне в гости?
— Не понял? — растерялся Писклявый, явно не ожидавший обнаружить у меня такое вопиющее отсутствие родственных чувств. — Это Елена?
— Я-то Елена, а вы кто будете? — спросила я, уже немного сердясь.
— Не твое собачье дело! — нагло возвестил Писклявый. И тут же начал хвастать: — Мы очень серьезные люди! С нами лучше не ссориться! Хочешь увидеть Ирину Максимову живой — делай, что скажем!
— Максимову? — удивилась я. — Это Ирку, что ли?
Ирка — это моя лучшая подруга, кое-кто даже считает нас сестрами, хотя никакого фамильного сходства между нами нет и в помине: Ирка — могучая рослая дама с роскошными формами, а я лет до двадцати здорово смахивала на шнурок и только к тридцати годам набрала шестьдесят кило при росте в сто семьдесят два сантиметра.
— Вы спрашиваете, хочу ли я увидеть живой Ирку? — наморщив лоб, уточнила я у Писклявого. — Что-то я не понимаю, а почему вообще вопрос ставится подобным образом?
— Потому что мы ее похитили! — важно заявил Писклявый.
— Ой, не смешите меня! — отмахнулась я, действительно начиная смеяться. — Как вы могли украсть шестипудовую тетку? У вас был автопогрузчик? Или подъемный кран?
— Напрасно смеешься, — обиделся Писклявый. — Мы серьезная организация с превосходным техническим оснащением! А твоя тетка отличным образом поместилась в «Газель»!
— Правда? — я продолжала потешаться, полагая, что меня глупо разыгрывают. — А как вы ее туда загнали, дорожным катком или танком?
— Сама залезла! — выкрикнул Писклявый, задетый моими насмешками за живое. — Мы просто угнали маршрутку!
— Угнали маршрутку?! Вы шутите! — я уронила челюсть и замолчала.
Вот слышала я про угоны самолетов и даже автобусов, но угнать маршрутное такси — ей-богу, это очень странный поступок!
— Мы никогда не шутим! — зловеще пискнуло в трубке. — Загляни в свой почтовый ящик, а потом мы снова поговорим!
Трубка вновь запищала, но уже нечеловеческим голосом, сигнализируя об обрыве связи. Некоторое время я сосредоточенно слушала гудки, потом опомнилась и выскочила из квартиры, чтобы сбегать вниз, к почтовому ящику. Распахнула металлическую дверцу бокса с номером своей квартиры, заглянула в его темное нутро и в первый момент не поняла, что там лежит.
1 2 3 4 5 6 7