Поэтому он и не попал Седлецкому в голову. Доска, отодранная от ящика, со свистом рассекла горячий воздух и вскользь ударила Седлецкого по плечу. Он увернулся от второго удара, схватил Адамяна за ноги и выбросил на дорогу.
А затем двинул полковника коленом в печень. Произошло все настолько быстро, что Мирзоев успел лишь обежать машину.
- Видал героя? - Седлецкий кивнул на доску с кривыми шипами гвоздей. Убить мог, тварь такая...
Он пнул скорчившегося Адамяна.
- Не зверей, - сказал Мирзоев, копаясь в медицинской сумке. - Сейчас наш мальчик снова ляжет спать.
- Вы за это ответите, - сказал Адамян, с трудом ворочая языком. - Вы даже не представляете...
Вы будете умолять, чтобы вас пристрелили!
Мирзоев воткнул иглу в предплечье полковника, дожал шток. Адамян затих. Они снова втащили его в тайник, положили в ящик и привязали за пояс к доскам - чтобы не вылетел ненароком и не сломал шею. Лишь теперь Седлецкий почувствовал тяжелый запах скотного двора. Мирзоев оказался прав в прогнозах.
Фальшборт вернули на место. Вася, выглядывая в распахнутую дверцу, отчаянно зевал.
- Дальше я поведу, - сказал Мирзоев, подталкивая Васю на среднее сиденье. - Спи, родной, вечером сменишь.
И они помчались дальше, к горизонту, на котором в горячем мареве медленно поднимались белые коробки зданий и трубы Миллерова. Седлецкий искоса поглядывал, как уверенно вертит рулевое колесо Мирзоев, как свободно, откинувшись на спинку сиденья, обращается с педалями.
- Где научился? - не выдержал он через несколько минут.
- Нелюбопытный не научится, - неопределенно ответил Мирзоев. - А любопытный... Впереди гаишники! Что там капитан в Ростове говорил?
- Ночью останавливаться не надо. А сейчас еще не ночь.
- Значит, остановимся.
Гаишник с поднятым жезлом, в расхристанной форменной рубашке, стоял на дороге, словно памятник "неизвестному гаишнику". Чуть поодаль, возле грязных желто-голубых "Жигулей" маялись еще двое милиционеров.
Мирзоев аккуратно притормозил, не доехав до "Жигулей", притер "КамАЗ" к обочине. Спрыгнул на дорогу и лениво пошел к инспектору. Седлецкий встал на подножку со своей стороны.
- Из Дагестана? - спросил милиционер, с разочарованием рассматривая пропотевшую "камуфлю" Мирзоева.
- Из Ставрополя. Вот документы.
- А не из Дагестана?
- Я даже не знаю, командир, где это находится.
Скажи, будь любезен, почему все на дороге интересуются Дагестаном? Медом там, что ли, намазано?
Гаишник повертел документы и спросил с надеждой:
- А может, перед Ставрополем ты в Дагестан гонял?
- Не гонял. Но в следующий раз обязательно попрошусь туда. Что-то там есть, в этом Дагестане...
Инспектор записал номер машины в обтрепанный блокнот и лениво отмахнул жезлом:
- Ладно, проезжай. Привет министру обороны!
- Обязательно, - сказал Мирзоев. - В бане передам.
Едва отъехали, Седлецкий предложил:
- Давай в Миллерово заедем. Поужинаем, чтобы ночью не страдать.
- Рано, - сказал Мирзоев. - Пока светло - проскочим до Богучара. Это уже в Воронежской области. Хоть и надоели вопросы про Дагестан, но отвечать на них лучше засветло.
- Зачем гаишники записывают наш номер? - спросил Седлецкий.
- Большегрузная машина, - пожал плечами Мирзоев. - Рефрижератор. На всякий случай и записывают. Вдруг нас после Миллерова, скажем, затормозят и грабанут. Так будут хоть знать, где в последний раз видели.
- Веселая перспектива, - вздохнул Седлецкий, поднимаясь и вытаскивая автомат. - Пока делать нечего - подготовлю боекомплект.
В Миллерово они не попали, потому что дорога, назло карте, пролегала далеко от города. Они пересекли долину Белой Калитвы, а потом поехали по плоской возвышенности, служащей водоразделом двух ее мелких притоков. Солнце клонилось к горизонту, когда они, вновь попетляв между курганами, вырвались в глубокий простор, в дали неоглядные.
Раскрылась пойма Дона, показавшаяся в первый миг чудесной чашей из переливчатого стекла с зелеными, желтыми и голубыми вкраплениями. Как хороша Россия, подумал Седлецкий, хороша, несмотря ни на что...
На берегу реки Богучар они остановились. Истоптанный берег, заросший мелким пыреем, был покрыт цвирками гусиного помета.
- Не могу, - сказал Седлецкий, стаскивая форму.
И побежал в воду - жилистый, длинный, с кустиками темной шерсти на плечах. Мирзоев тоже снял обмундирование, успевшее побелеть на спине от соли. В отличие от Седлецкого, упавшего в воду как торпеда, он забрался в речку с подвизгиванием, а потом сел у берега, блаженно прикрыв глаза.
- Тут должны быть раки, - авторитетно сказал Седлецкий, подплывая. - Не веришь?
И нырнул.
Мирзоев попытался что-нибудь разглядеть во вспененной воде, но тут его ухватили между ног, и он заорал. Из машины выглянул очумевший со сна Вася, испуганно спросил:
- Что случилось?
- Его рак ухватил, - со смехом объяснил из воды Седлецкий, указывая на убегающего Мирзоева.
Одноэтажный, в пыльных садах городок Богучар встретил их на другом берегу собачьим брехом и закрытыми магазинами. Постучали на окраине в кособокую калитку, и вскоре сердобольная старушка вынесла в фартуке десяток яиц, горбушку хлеба, большой пучок зеленого лука и шматок сала. Седлецкий заплатил, и бабка долго благодарила, осторожно крестила их, пока они шли к машине.
Ужинали на донском берегу, в виду пристани Верхний Мамон, на полянке, под сенью высоченных осокорей и в компании комаров, гудевших, словно штурмовики. Смеркалось, и костерок, который они запалили в надежде отогнать кровопийц, все ярче вспыхивал искрами. Отдохнувший Вася уплетал за обе щеки тушенку, разогретую на костре, яйца, старушкин хлеб и прочие припасы. На помидоры, горкой лежавшие на газетной скатерти-самобранке, никто уже глядеть не мог.
До полуночи ехали без приключений. Начались они на пустынной бетонке, едва проехали поворот на Павловск. В густеющих сумерках их обогнала приземистая иномарка и скрылась в низинке, сдавленной с двух сторон черными стенами леса. Едва они начали подниматься из низинки, как заметили на взгорке все ту же иномарку, косо стоящую на дороге. Вокруг суетились люди с фонариками.
- Авария, что ли? - вгляделся Мирзоев.
- Вполне возможно, - сказал Седлецкий. - Летела, как на пожар.
Он достал автомат, снял с предохранителя, взвел затвор.
Люди на дороге замахали.
- Трое, - сказал Мирзоев.
Полоса света от фар "КамАЗа" скользнула по обочине, и Седлецкий заметил бегущие к дороге тени.
- Гони! - сказал он, высовывая в окно автомат.
Мирзоев направил машину прямо на троицу, загородившую путь. В самый последний момент люди на дороге бросились врассыпную. Машину сильно тряхнуло.
- Е-мое! - заныл Вася. - Водила хренов! Ты же тачку в кювет сбросил... И теперь нас на любом посту за задницу схватят. Не рассчитаемся!
- Помолчи, - сказал Седлецкий.
Они отъехали от места стычки километра три и немного расслабились. Но тут на дорогу выполз автокран. В темноте поблескивали стекла кабины.
На фоне пасмурного неба чернела ажурная стрела.
- Начинает надоедать это однообразие, - сказал Седлецкий. - Очевидно, у них есть радиосвязь.
Притормози, Турсун, возьми "калаш"! Вася - за руль.
Прихватив автоматы, они с Мирзоевым выскочили на ходу из машины, скатились в кювет и побежали, пригнувшись. Вася медленно вел машину к препятствию.
Вспыхнули фары автокрана, и грубый голос проорал в мегафон:
- Водитель рефрижератора! Остановитесь. Вы допустили дорожно-транспортное происшествие!
Немедленно остановитесь!
Вася начал тормозить.
От автокрана к "КамАЗу" побежали плоские в свете фар черные фигурки. Седлецкий с Мирзоевым ударили веером поверх голов. Фигурки попадали на дорогу.
- Прикрой! - бросил Седлецкий и двинулся к автокрану.
Кабина оказалась пуста. Неясный силуэт мелькал между дорогой и лесом. Седлецкий, не целясь, поводил грохочущим стволом. Пустые гильзы звонко щелкали по бетону. Он снял автокран с тормоза и выпрыгнул на дорогу. Машина, убыстряя ход, заскользила в темноту, перевалила кювет и застряла на луговине.
Седлецкий вернулся к "КамАЗу", возле которого лежали под дулом автомата Мирзоева четверо.
Вася их обыскивал.
- Спортсмены, блин! -доложил он Седлецкому. - На всех шапочки. А у одного пушка.
- У которого? - спросил Седлецкий.
- Вон у того, мордастого, в майке.
- Давай мордастого к фуре.
Вася ткнул лежащего ребристым ботинком в копчик.
- Пошел! Руки за голову...
Они отвели его за фуру. Седлецкий посветил фонариком. Потный мордастый молодой человек в расписной майке мелко и жадно хватал ртом воздух.
- Ты напал на машину Российской Армии, - сказал Седлецкий. - Сейчас шлепну на месте и пушку в ручки вложу. Усвоил?
- Мы не знали, - шмыгнул носом парень. - Не знали, что армия.
- Кто навел?
- Старшому сообщили... из милиции. Кто именно - не в курсе. Но из милиции стукнули - точно.
Они всегда сообщают, если фуры с югов идут.
- С югов, значит... Повернись!
Вася снял с мордастого ремень и связал тому руки за спиной. Потом и остальных спеленали. Подвесили всех за руки к стреле автокрана так, чтобы мародеры лишь кончиками ног доставали до земли.
Переехали речку Битюг и вскоре затормозили у поста ГАИ в Липовке. Из двери вышел зевающий инспектор и посоветовал:
- Можете около поста переночевать, а то у нас тут на дорогах шалят.
- Неужели? - удивился Мирзоев. - А мы и не заметили. Спасибо, друг, за приглашение, только нам быстро надо. Скоропортящийся груз, что ты хочешь...
Светать начало, когда за руль вновь сел Вася.
Дорога после Воронежа стала оживленнее. Леса пошли, исчезла выгоревшая трава на обочинах. На Каширское шоссе они прибыли почти по расписа
нию - в девятом часу утра, опоздав против контрольного срока на двадцать минут.
Их дожидался фургончик "скорой помощи".
Адамяна упаковали в смирительную рубашку и перегрузили в фургончик. Больше за него Седлецкий не отвечал. А потому дальнейший путь до самой Москвы они провели с Мирзоевым в крепком и здоровом сне.
29
"Последние события свидетельствуют о полном беспределе - убивают не только крупных банкиров и бизнесменов, случайных прохожих, убивают и крупнейших лидеров уголовной среды. А это в преступном мире раньше было ЧП. Но нынешнее падение нравов коснулось и его - здесь уже подросло целое поколение, для которого нет никаких авторитетов, в том числе и в сфере криминалитета...
Приходилось слышать и такой вопрос: а не стоим ли мы сейчас на пороге войны мафий? Думаю, последние события... свидетельствуют - мафия объявила войну не конкурентам, а государственности".
Л. Каслинская.
"Они отдают мне все сами".
"Столичный криминал",
1994, 14 апреля.
"На вершине пирамиды стоят воры в законе, давно и прочно выбравшие Москву и ее пригороды местом "компактного" проживания. Напрямую воры не принимают участия в действиях своих вассалов, на публике появляются редко (тем более в последнее время начался массовый отстрел авторитетов преступного мира - но это разговор особый)...
Однако именно они, оставаясь "за кадром", ведают расстановкой сил в московском уголовном мире.
...Москва, да и вся Россия, напоминает склад с гнилыми обвалившимися стенами, который охраняет от множества ловких и бессовестных воров один-единственный глухой сторож".
Н. Модестов.
"Кавказ покоряет Москву?"
"Куранты",
1994, 20 июля.
Балабанов просил, чтобы окружающие - и капитаны, и "шестерки" называли его шефом.
И никак иначе. Лишь для равных авторитетов он был Балабаном. Или Игорешей. Вообще Балабан всегда сначала просил. И редко кто не уважал его просьб. Потому что в противном случае Балабан обижался и давал команду "разобраться". Тот, кто не понимал намеков и просьб Балабана, всплывал где-нибудь в многострадальной Москве-реке, в нижнем течении, за кольцевой автодорогой - с обезображенной головой и без пальцев.
Игореша Балабан любил компьютеры, цветы и бодибилдинг. Даже в персональных машинах он возил портативные компьютеры, букетики фиалок и пружинные гантели. Авторитетный вор новой генерации, Балабан не пил, не курил, не играл в карты. Сдержанный, с хорошими манерами, с тщательно уложенными каштановыми волосами, он походил на молодого профессора экономики.
Рабочий день Балабана начинался в семь утра.
Из дома в Малаховке его отвозили на спортбазу бывшего общества "Трудовые резервы". Балабан приобрел ее вместе с участком, небольшим стадионом с гаревой дорожкой, тренажерным залом и сауной.
Игорь Балабанов следил за собственным здоровьем, для чего в Малаховке постоянно проживал доктор Кондратов, не так давно служивший врачом известной футбольной команды.
После медосмотра и тренажеров Балабан в любую погоду бегал по стадиону - пять километров в хорошем темпе. Потом расслаблялся в сауне с парикмахером и массажистом. Сюда же подавали завтрак, по-американски скромный - стакан натурального апельсинового сока, вареное яйцо с тостом и чашка некрепкого кофе. В восемь пятнадцать Балабан в одной из своих машин отправлялся в московский офис. В девять часов он принимал первых посетителей - бизнесменов, воров, государственных чиновников и представителей различных благотворительных фондов. Балабан много жертвовал на развитие спорта в столице и содержание детских домов. Особенно любил дарить сиротам компьютеры и спортинвентарь.
В это первое утро августа Балабан ни в чем не отступил от обычного распорядка. Вытерев потное лицо махровым полотенцем, он набросил на голый торс легкую нейлоновую куртку с капюшоном и вышел из тренажерного зала на дорожку стадиона. Несколько секунд он глубоко вдыхал свежий утренний воздух. Солнце просвечивало сквозь кроны сосен у ограды спортбазы, но возле земли еще плавал невесомый розовый туман. На деревянных трибунках по периметру стадиона выстроились охранники. Завидев шефа, двое сорвались и побежали. Это был ежеутренний ритуал.
- За воротами чисто, шеф, - доложил один из них, Жора Помидор, бывший чемпион России по биатлону.
Каждый раз Жора с напарником обходили спортбазу снаружи, проверяя редкие кусты крушины и сосняк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43