https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Elghansa/
Из-за короткого эпизода: герой в смокинге и героиня в бальном платье входят в роскошный, освещенный хрустальными люстрами, полный народа зал, где...
— Валерий Викторович, ваших привез. Наверху в зале собрались. И Филипп Валерьевич приехал. Тоже там. Это... Ну, приятеля-то его мы пока попросили внизу, в баре остаться. Как вы и распорядились, чтобы не было чужих. Только свои.
Салютов вздрогнул: он все еще стоял на ступенях Дома. Снег сыпал на его пальто, на непокрытую голову. А перед ним стоял Равиль, возвращавшийся к машине. Салютов кивнул ему и шагнул к двери. Швейцар, вышедший встречать хозяина, распахнул ее перед ним бесшумно и услужливо. Как робот.
Глава 4
НОЧКА ПОД РОЖДЕСТВО
Глеб Китаев находился в крайне дурном расположении духа. С некоторых пор он не мог отделаться от чувства, что все они внезапно попали в черную полосу.
Если бы его шеф и работодатель Салютов спросил его мнения, Китаев ответил бы, что сейчас, в данную минуту в данной ситуации не нужно ничего — ни этих сороковин наверху, в личных апартаментах Салютова, ни визита в Генеральную прокуратуру, ни переоборудования бильярдного зала.
Если бы Салютов поинтересовался мнением своего начальника службы безопасности, то Китаев ответил бы: я советую вам, Валерий Викторович, на месяц-другой поехать отдохнуть, поправить здоровье куда-нибудь подальше. Пляжи Тенерифе, например, подойдут, или Мальдивы, или Большой Барьерный риф. Но его мнения Салютов не спрашивал. И поступал, как всегда, по-своему. И это Глебу Китаеву чрезвычайно не нравилось.
Вот и сейчас. На кой черт Салютов притащил сюда, в «Красный мак», семью?! Эту свою чертовку-бабку, которая уже давно выжила из ума? Китаев ничего не имел против крепких родственных чувств своего босса, но не до такой же степени!
Эта впавшая в маразм старуха, обрабатываемая дома сразу тремя сиделками, нанятыми Салютовым, даже когда ее с горшка сдувает, рассказывает о семье разное непотребство. И кому рассказывает — всем! В основном прислуге: домработницам, горничным, шоферу Равилю, охраннику Феде. Китаев, имевший среди обслуги особняка Салютова доверенных лиц, просто не мог допустить, чтобы глубоко личные и не всегда приглядные сведения о семье просачивались наружу.
Но что он мог поделать, если эта восьмидесятилетняя чертовка звонила всем и каждому, что, мол, по грехам и кара, что полвека назад салютовские родители, по существу, совершили преступление, доведя до самоубийства ее обожаемую сестру, и та, умирая, прокляла весь их род до седьмого колена. Потому-то и мать Салютова умерла молодой, и отец вернулся с войны калекой. И жена самого Салютова после рождения второго сына Филиппа заработала нечто вроде родового психоза и почти восемнадцать лет мучила всю семью до самой своей смерти, царствие ей небесное. Потому-то и старшенький Игорь — свет ее очей, надежда на старости, разбился на машине. И на него, безвинного, пало проклятие.
На весь этот старческий бред самому Китаеву было наплевать. Но смириться с тем, что эту болтовню будет трепать на всех углах прислуга, — это было уже выше его сил! Но с Салютовым говорить об этом он не мог. С шефом за эти два месяца вообще стало очень трудно разговаривать. Салютов точно улитка замыкался в какой-то непонятной непроницаемой раковине. Конечно, горе отца можно было понять, но Китаев печенкой чуял, что дело тут не только в горе и скорби. Может, Салютов постарел? Но нет, разве можно называть развалиной человека, у которого пока еще стоит дай боже как и который даже ночь перед визитом в Генеральную прокуратуру предпочитает провести не дома, а в постели шлюшки Вероники, а у той для каждого клиента — своя особая плата, а по выходным и праздничным дням — удвоенный тариф?
Вот и насчет допроса у следователя Салютов не обмолвился ни единым словом. А надо бы, надо бы исчерпывающе проинформировать своего начальника СБ. Ведь Китаев ему не чужой, да и не дурак. Могли бы обсудить, обмозговать все вместе.
Ведь когда ЭТО произошло, когда замочили эту спесивую столичную административную шишку, кто, как не он, Глеб Китаев, сразу вспомнил ту дошедшую до него секретную информацию о крупном конфликте, в котором оказались замешаны многие очень влиятельные люди, в том числе и этот покойник, мир его праху, и Тенгиз Тариэлович Миловадзе, более известный в «Красном маке», да и в других игорных залах столицы под прозвищем Хванчкара.
Больше всего сейчас Китаеву хотелось знать: спрашивал ли следователь прокуратуры на сегодняшнем допросе Салютова о Хванчкаре? И если спрашивал, то что ответил его шеф. От этого ответа зависело многое. Настолько многое, что даже страшно было подумать. Но Салютов не соизволил проинформировать его, Глеба Китаева. Проигнорировал! И от такого пренебрежения или, возможно, преступного равнодушия (что еще хуже!) в душе Китаева кипела злость, а в сердце...
Сердце точно вампир посасывало смутное чувство тревоги и страха за будущее. Своему чутью Китаев всегда доверял. И сейчас чутье подсказывало: все они внезапно очутились в черной полосе невезения. И для того чтобы выбраться из нее, надо рационально все обдумать и понять, что же происходит.
Наверх, в личные апартаменты шефа Китаев подниматься пока погодил. Успеется отдать последний долг Игоряше Салютову.
Пока превыше всего дела: следует проверить, все ли в порядке в «Красном маке». Китаев работал у Салютова уже восемь лет. Но только три последних года возглавлял службу безопасности «Красного мака». До этого он год «стажировался» в «Кристалле». «Стажировка» была необходимой и негласной. Уходил, конечно, он оттуда со скандалом — там тоже сидели не дураки и догадались, что он был заслан с определенной целью. Но зато у Салютова он приступил к новой должности начальника СБ не только хорошо подготовленным, но и весьма осведомленным о проблемах конкурентов.
В вестибюле гардеробщик Михеев, едва завидев его, доложил, что барахлит камера наружного наблюдения. Он, мол, уже жаловался швейцару Пескову и звонил вниз на пульт охраны. Там обещали проверить, но камера как не работала, так и не работает.
Китаев самолично позвонил на пульт — там его заверили, что причин для беспокойства нет: основная часть вестибюля, где расположены обменный пункт, касса по выдаче фишек, вход в бары и ресторан, полностью просматривается. «Темный» угол составляет всего лишь ничтожный участок вестибюля: гардеробная, туалеты, подъезд.
Китаев раздраженно приказал проверить систему еще раз, а гардеробщику Михееву еще более раздраженно посоветовал не лезть к нему с разной чепухой и работать на своем месте добросовестно и с полной отдачей.
Он уточнил в обменном пункте, когда приходила машина из банка и всю ли сумму, что была заказана еще до праздников, доставили? На Новый год ведь всегда такая морока с наличкой.
И тут к нему подошла Жанна Марковна — главный менеджер игорного зала, на языке «Красного мака» — пит-босс.
— Глеб, я за тобой. У нас там проблема.
— Я еще даже в зале не был. Народу много?
— Мало. — Жанна Марковна сунула руку в карман отлично сшитого, правда несколько смахивавшего на мужской, форменного черного пиджака (в отличие от красных форменных курток крупье ее костюм карманы имел), достала сигарету, изящную зажигалку. Щелкнула, прикурила, затянулась.
— За вторым столом проигрыш, Глеб.
Китаев поморщился — ну вот, я так и знал. Полоса невезения в действии.
— Не наш, — сразу успокоила она, увидев его реакцию, — клиента. Завис у стола, не может остановиться.
— Сколько уже проиграл?
— Семь тысяч. Китаев усмехнулся.
— Для него сейчас это крупно. — Жанна Марковна нервно затянулась. — Проблема в том, что он уже дважды занимал деньги у своего соседа по столу.
«Попрошайка, чтоб его черти взяли!» Китаев снова поморщился и буркнул:
— А дежурная смена по залу, что — не знает, что делать?
— Они пытались. И я пыталась. Все дело в том, что это...
Жанна Марковна прошептала Китаеву на ухо фамилию проигравшего клиента. Это была известная фамилия: беспутный сын всеми уважаемого отца-политика, лидера фракции, партии и движения.
— Если они начнут вмешиваться, он затеет скандал. Он и так уже на грани истерики от проигрыша, — продолжала излагать ситуацию Жанна Марковна, — еще мальчишка совсем. К тому же, правда, я не совсем в этом уверена...
— Ну, что еще?
— Кажется, до приезда к нам он где-то успел нанюхаться.
— А вы куда смотрели?
— Это не ко мне претензии, Глеб. Я отвечаю за зал. Идем, все сам увидишь.
Китаев направился за ней в Большой зал. Если бы он только знал, что произойдет в казино «Красный мак» спустя каких-то полчаса, он бы ни за что этого не сделал.
С самого обеда гардеробщик Михеев чувствовал себя не ахти как. Мутило, и голова кружилась. К вечеру вдобавок начало еще и познабливать. Михеев был полон мрачных подозрений, что заболевает всерьез. Грипп — это вечное проклятие зимы, дамоклов меч, занесенный над каждым имеющим сносно оплачиваемую работу в коммерческой структуре.
Грипп, да еще с высокой температурой, означал неделю-полторы вынужденного домашнего ареста. А никто не дал бы гарантии, что через неделю место гардеробщика в «Красном маке» будет все еще вакантным. Помимо зарплаты и ежеквартальных премий, место это приносило еще и неплохие чаевые. Так что охотников потеснить Михеева за стойкой красного дерева гардеробной нашлось бы немало.
К половине девятого терпеть стало совсем невмоготу. Тошнило все сильнее. Михеев засомневался, что у него грипп, и начал всерьез подумывать об отравлении. Он смутно помнил, что симптомы пищевого отравления проявляются через шесть часов. Он обедал перед заступлением на вечернее бдение в гардеробной, как раз шесть часов назад. Не хватало еще, чтобы его вывернуло наизнанку здесь, на глазах у привередливых клиентов, да еще на чью-нибудь тысячную шубу или шиншилловый палантин.
Публика прибывала. Хотя в этот вечер гостей, желавших скоротать время за игрой, все же было меньше, чем обычно. «Праздники, — сумрачно думал Михеев, — не очухались еще». И тут он ощутил, что желудок с минуты на минуту откажет ему повиноваться.
Он вышел из-за стойки. Первой мыслью было рвануть в туалет, благо двери рядом, в двух шагах. Но спазм неожиданно отпустил. И Михеев решил пройти в диспетчерскую, на пульт, где у охранников дежурной смены, наблюдающих за происходящим в залах казино через мониторы, есть аптечка. А в ней наверняка найдется бисептол, имодиум или, на худой конец, обычная марганцовка.
Михеев открыл входную дверь и вызвал в вестибюль швейцара-охранника Пескова. Они были дружны. Именно Песков подыскал Михееву это хлебное место. В прошлом году оба служили в одном полку под Мурманском. И после сокращения и расформирования части обоим повезло: у них нашлись родственники в Подмосковье, которые и помогли им обосноваться на новом месте.
Пескова в «Красный мак» взял из рядового ЧОПа сам Глеб Китаев. Ему приглянулся высокий рост и суровый вид бывшего офицера. К тому же Песков неплохо стрелял, в армии даже входил в сборную округа по стендовой стрельбе. Его должность в штатном расписании казино звучала солидно: «швейцар-стрелок». Именно он должен был стать форпостом охраны и защиты кассы и обменного пункта в случае неожиданного нападения.
Немногие из посетителей «Красного мака» догадывались о том, что у этого угрюмого сорокалетнего здоровяка, открывавшего им дубовую дверь и вежливо желавшего приятного вечера, под форменной щегольской швейцарской курткой с золотыми галунами имеется в кобуре пистолет «ТТ».
Пескова Михеев и попросил приглядеть за стойкой пару минут, пока он спустится вниз за таблетками. Песков согласился. Михеев стремительно пересек вестибюль и ринулся вниз по служебной лестнице в диспетчерскую. А швейцар Песков облокотился о стойку. За его спиной негромко журчал фонтан.
Этот фонтан с разноцветной подсветкой в центре вестибюля считался одной из достопримечательностей казино. В день открытия «Красного мака» фонтан бил не водой, а красным французским вином десятилетней выдержки. Фонтан изображал Фортуну с рогом изобилия в руке, у которой, правда, отчего-то были завязаны глаза, что делало ее подозрительно похожей на слепую богиню правосудия.
Песков грелся и слушал фонтан. На мониторе у двери, показывавшем подъезд, двор и стоянку, появилось изображение машины. Чей-то лимузин двигался в конце освещенной подъездной аллеи. Песков вздохнул и направился к входной двери встречать очередного клиента. И тут услышал за спиной тихий скрип и стук. Это открылась и закрылась дверь туалета. Дверь темного мореного дуба с ярко начищенной, сияющей, как солнечный зайчик, позолоченной ручкой.
* * *
Салютов стоял на застекленной веранде, превращенной в зимний сад, и наблюдал, как в дверях водитель Равиль разговаривает с его сыном Филиппом. С некоторых пор Салютов и Филипп с трудом обходились без посредников. В разное время в разных обстоятельствах посредниками бывали и Китаев, и Равиль, обслуживавший непосредственно семью, и вдова старшего сына Марина Львовна, и главный менеджер игорного зала Жанна Марковна.
С некоторых пор для того, чтобы донести до младшего сына свою волю или свои пожелания, Салютову приходилось прибегать к помощи третьих лиц. Один на один у них разговора не получалось. Вот и сейчас Равиль был послан сказать Филиппу, что семья не желает видеть за поминальным столом его дружка, которого он с некоторых пор всюду таскает за собой и которого все в «Красном маке» знают лишь по его прозвищу — Легионер.
Поминки должны были начаться уже четверть часа назад. Стол для семьи накрыли не в ресторане, а наверху, в банкетном зале, возле кабинета Салютова. Стол был накрыт на пятерых — то есть только на семью и особо приглашенного Глеба Китаева.
Салютов с тоской вспомнил иные столы и иные времена. Сколько приглашенных было пять лет назад здесь, в ресторане, по случаю открытия «Красного мака»! А сколько гостей собралось на свадьбу сына Игоря и Марины годом позже, а еще годом позже на крестины внука-первенца.
1 2 3 4 5 6 7
— Валерий Викторович, ваших привез. Наверху в зале собрались. И Филипп Валерьевич приехал. Тоже там. Это... Ну, приятеля-то его мы пока попросили внизу, в баре остаться. Как вы и распорядились, чтобы не было чужих. Только свои.
Салютов вздрогнул: он все еще стоял на ступенях Дома. Снег сыпал на его пальто, на непокрытую голову. А перед ним стоял Равиль, возвращавшийся к машине. Салютов кивнул ему и шагнул к двери. Швейцар, вышедший встречать хозяина, распахнул ее перед ним бесшумно и услужливо. Как робот.
Глава 4
НОЧКА ПОД РОЖДЕСТВО
Глеб Китаев находился в крайне дурном расположении духа. С некоторых пор он не мог отделаться от чувства, что все они внезапно попали в черную полосу.
Если бы его шеф и работодатель Салютов спросил его мнения, Китаев ответил бы, что сейчас, в данную минуту в данной ситуации не нужно ничего — ни этих сороковин наверху, в личных апартаментах Салютова, ни визита в Генеральную прокуратуру, ни переоборудования бильярдного зала.
Если бы Салютов поинтересовался мнением своего начальника службы безопасности, то Китаев ответил бы: я советую вам, Валерий Викторович, на месяц-другой поехать отдохнуть, поправить здоровье куда-нибудь подальше. Пляжи Тенерифе, например, подойдут, или Мальдивы, или Большой Барьерный риф. Но его мнения Салютов не спрашивал. И поступал, как всегда, по-своему. И это Глебу Китаеву чрезвычайно не нравилось.
Вот и сейчас. На кой черт Салютов притащил сюда, в «Красный мак», семью?! Эту свою чертовку-бабку, которая уже давно выжила из ума? Китаев ничего не имел против крепких родственных чувств своего босса, но не до такой же степени!
Эта впавшая в маразм старуха, обрабатываемая дома сразу тремя сиделками, нанятыми Салютовым, даже когда ее с горшка сдувает, рассказывает о семье разное непотребство. И кому рассказывает — всем! В основном прислуге: домработницам, горничным, шоферу Равилю, охраннику Феде. Китаев, имевший среди обслуги особняка Салютова доверенных лиц, просто не мог допустить, чтобы глубоко личные и не всегда приглядные сведения о семье просачивались наружу.
Но что он мог поделать, если эта восьмидесятилетняя чертовка звонила всем и каждому, что, мол, по грехам и кара, что полвека назад салютовские родители, по существу, совершили преступление, доведя до самоубийства ее обожаемую сестру, и та, умирая, прокляла весь их род до седьмого колена. Потому-то и мать Салютова умерла молодой, и отец вернулся с войны калекой. И жена самого Салютова после рождения второго сына Филиппа заработала нечто вроде родового психоза и почти восемнадцать лет мучила всю семью до самой своей смерти, царствие ей небесное. Потому-то и старшенький Игорь — свет ее очей, надежда на старости, разбился на машине. И на него, безвинного, пало проклятие.
На весь этот старческий бред самому Китаеву было наплевать. Но смириться с тем, что эту болтовню будет трепать на всех углах прислуга, — это было уже выше его сил! Но с Салютовым говорить об этом он не мог. С шефом за эти два месяца вообще стало очень трудно разговаривать. Салютов точно улитка замыкался в какой-то непонятной непроницаемой раковине. Конечно, горе отца можно было понять, но Китаев печенкой чуял, что дело тут не только в горе и скорби. Может, Салютов постарел? Но нет, разве можно называть развалиной человека, у которого пока еще стоит дай боже как и который даже ночь перед визитом в Генеральную прокуратуру предпочитает провести не дома, а в постели шлюшки Вероники, а у той для каждого клиента — своя особая плата, а по выходным и праздничным дням — удвоенный тариф?
Вот и насчет допроса у следователя Салютов не обмолвился ни единым словом. А надо бы, надо бы исчерпывающе проинформировать своего начальника СБ. Ведь Китаев ему не чужой, да и не дурак. Могли бы обсудить, обмозговать все вместе.
Ведь когда ЭТО произошло, когда замочили эту спесивую столичную административную шишку, кто, как не он, Глеб Китаев, сразу вспомнил ту дошедшую до него секретную информацию о крупном конфликте, в котором оказались замешаны многие очень влиятельные люди, в том числе и этот покойник, мир его праху, и Тенгиз Тариэлович Миловадзе, более известный в «Красном маке», да и в других игорных залах столицы под прозвищем Хванчкара.
Больше всего сейчас Китаеву хотелось знать: спрашивал ли следователь прокуратуры на сегодняшнем допросе Салютова о Хванчкаре? И если спрашивал, то что ответил его шеф. От этого ответа зависело многое. Настолько многое, что даже страшно было подумать. Но Салютов не соизволил проинформировать его, Глеба Китаева. Проигнорировал! И от такого пренебрежения или, возможно, преступного равнодушия (что еще хуже!) в душе Китаева кипела злость, а в сердце...
Сердце точно вампир посасывало смутное чувство тревоги и страха за будущее. Своему чутью Китаев всегда доверял. И сейчас чутье подсказывало: все они внезапно очутились в черной полосе невезения. И для того чтобы выбраться из нее, надо рационально все обдумать и понять, что же происходит.
Наверх, в личные апартаменты шефа Китаев подниматься пока погодил. Успеется отдать последний долг Игоряше Салютову.
Пока превыше всего дела: следует проверить, все ли в порядке в «Красном маке». Китаев работал у Салютова уже восемь лет. Но только три последних года возглавлял службу безопасности «Красного мака». До этого он год «стажировался» в «Кристалле». «Стажировка» была необходимой и негласной. Уходил, конечно, он оттуда со скандалом — там тоже сидели не дураки и догадались, что он был заслан с определенной целью. Но зато у Салютова он приступил к новой должности начальника СБ не только хорошо подготовленным, но и весьма осведомленным о проблемах конкурентов.
В вестибюле гардеробщик Михеев, едва завидев его, доложил, что барахлит камера наружного наблюдения. Он, мол, уже жаловался швейцару Пескову и звонил вниз на пульт охраны. Там обещали проверить, но камера как не работала, так и не работает.
Китаев самолично позвонил на пульт — там его заверили, что причин для беспокойства нет: основная часть вестибюля, где расположены обменный пункт, касса по выдаче фишек, вход в бары и ресторан, полностью просматривается. «Темный» угол составляет всего лишь ничтожный участок вестибюля: гардеробная, туалеты, подъезд.
Китаев раздраженно приказал проверить систему еще раз, а гардеробщику Михееву еще более раздраженно посоветовал не лезть к нему с разной чепухой и работать на своем месте добросовестно и с полной отдачей.
Он уточнил в обменном пункте, когда приходила машина из банка и всю ли сумму, что была заказана еще до праздников, доставили? На Новый год ведь всегда такая морока с наличкой.
И тут к нему подошла Жанна Марковна — главный менеджер игорного зала, на языке «Красного мака» — пит-босс.
— Глеб, я за тобой. У нас там проблема.
— Я еще даже в зале не был. Народу много?
— Мало. — Жанна Марковна сунула руку в карман отлично сшитого, правда несколько смахивавшего на мужской, форменного черного пиджака (в отличие от красных форменных курток крупье ее костюм карманы имел), достала сигарету, изящную зажигалку. Щелкнула, прикурила, затянулась.
— За вторым столом проигрыш, Глеб.
Китаев поморщился — ну вот, я так и знал. Полоса невезения в действии.
— Не наш, — сразу успокоила она, увидев его реакцию, — клиента. Завис у стола, не может остановиться.
— Сколько уже проиграл?
— Семь тысяч. Китаев усмехнулся.
— Для него сейчас это крупно. — Жанна Марковна нервно затянулась. — Проблема в том, что он уже дважды занимал деньги у своего соседа по столу.
«Попрошайка, чтоб его черти взяли!» Китаев снова поморщился и буркнул:
— А дежурная смена по залу, что — не знает, что делать?
— Они пытались. И я пыталась. Все дело в том, что это...
Жанна Марковна прошептала Китаеву на ухо фамилию проигравшего клиента. Это была известная фамилия: беспутный сын всеми уважаемого отца-политика, лидера фракции, партии и движения.
— Если они начнут вмешиваться, он затеет скандал. Он и так уже на грани истерики от проигрыша, — продолжала излагать ситуацию Жанна Марковна, — еще мальчишка совсем. К тому же, правда, я не совсем в этом уверена...
— Ну, что еще?
— Кажется, до приезда к нам он где-то успел нанюхаться.
— А вы куда смотрели?
— Это не ко мне претензии, Глеб. Я отвечаю за зал. Идем, все сам увидишь.
Китаев направился за ней в Большой зал. Если бы он только знал, что произойдет в казино «Красный мак» спустя каких-то полчаса, он бы ни за что этого не сделал.
С самого обеда гардеробщик Михеев чувствовал себя не ахти как. Мутило, и голова кружилась. К вечеру вдобавок начало еще и познабливать. Михеев был полон мрачных подозрений, что заболевает всерьез. Грипп — это вечное проклятие зимы, дамоклов меч, занесенный над каждым имеющим сносно оплачиваемую работу в коммерческой структуре.
Грипп, да еще с высокой температурой, означал неделю-полторы вынужденного домашнего ареста. А никто не дал бы гарантии, что через неделю место гардеробщика в «Красном маке» будет все еще вакантным. Помимо зарплаты и ежеквартальных премий, место это приносило еще и неплохие чаевые. Так что охотников потеснить Михеева за стойкой красного дерева гардеробной нашлось бы немало.
К половине девятого терпеть стало совсем невмоготу. Тошнило все сильнее. Михеев засомневался, что у него грипп, и начал всерьез подумывать об отравлении. Он смутно помнил, что симптомы пищевого отравления проявляются через шесть часов. Он обедал перед заступлением на вечернее бдение в гардеробной, как раз шесть часов назад. Не хватало еще, чтобы его вывернуло наизнанку здесь, на глазах у привередливых клиентов, да еще на чью-нибудь тысячную шубу или шиншилловый палантин.
Публика прибывала. Хотя в этот вечер гостей, желавших скоротать время за игрой, все же было меньше, чем обычно. «Праздники, — сумрачно думал Михеев, — не очухались еще». И тут он ощутил, что желудок с минуты на минуту откажет ему повиноваться.
Он вышел из-за стойки. Первой мыслью было рвануть в туалет, благо двери рядом, в двух шагах. Но спазм неожиданно отпустил. И Михеев решил пройти в диспетчерскую, на пульт, где у охранников дежурной смены, наблюдающих за происходящим в залах казино через мониторы, есть аптечка. А в ней наверняка найдется бисептол, имодиум или, на худой конец, обычная марганцовка.
Михеев открыл входную дверь и вызвал в вестибюль швейцара-охранника Пескова. Они были дружны. Именно Песков подыскал Михееву это хлебное место. В прошлом году оба служили в одном полку под Мурманском. И после сокращения и расформирования части обоим повезло: у них нашлись родственники в Подмосковье, которые и помогли им обосноваться на новом месте.
Пескова в «Красный мак» взял из рядового ЧОПа сам Глеб Китаев. Ему приглянулся высокий рост и суровый вид бывшего офицера. К тому же Песков неплохо стрелял, в армии даже входил в сборную округа по стендовой стрельбе. Его должность в штатном расписании казино звучала солидно: «швейцар-стрелок». Именно он должен был стать форпостом охраны и защиты кассы и обменного пункта в случае неожиданного нападения.
Немногие из посетителей «Красного мака» догадывались о том, что у этого угрюмого сорокалетнего здоровяка, открывавшего им дубовую дверь и вежливо желавшего приятного вечера, под форменной щегольской швейцарской курткой с золотыми галунами имеется в кобуре пистолет «ТТ».
Пескова Михеев и попросил приглядеть за стойкой пару минут, пока он спустится вниз за таблетками. Песков согласился. Михеев стремительно пересек вестибюль и ринулся вниз по служебной лестнице в диспетчерскую. А швейцар Песков облокотился о стойку. За его спиной негромко журчал фонтан.
Этот фонтан с разноцветной подсветкой в центре вестибюля считался одной из достопримечательностей казино. В день открытия «Красного мака» фонтан бил не водой, а красным французским вином десятилетней выдержки. Фонтан изображал Фортуну с рогом изобилия в руке, у которой, правда, отчего-то были завязаны глаза, что делало ее подозрительно похожей на слепую богиню правосудия.
Песков грелся и слушал фонтан. На мониторе у двери, показывавшем подъезд, двор и стоянку, появилось изображение машины. Чей-то лимузин двигался в конце освещенной подъездной аллеи. Песков вздохнул и направился к входной двери встречать очередного клиента. И тут услышал за спиной тихий скрип и стук. Это открылась и закрылась дверь туалета. Дверь темного мореного дуба с ярко начищенной, сияющей, как солнечный зайчик, позолоченной ручкой.
* * *
Салютов стоял на застекленной веранде, превращенной в зимний сад, и наблюдал, как в дверях водитель Равиль разговаривает с его сыном Филиппом. С некоторых пор Салютов и Филипп с трудом обходились без посредников. В разное время в разных обстоятельствах посредниками бывали и Китаев, и Равиль, обслуживавший непосредственно семью, и вдова старшего сына Марина Львовна, и главный менеджер игорного зала Жанна Марковна.
С некоторых пор для того, чтобы донести до младшего сына свою волю или свои пожелания, Салютову приходилось прибегать к помощи третьих лиц. Один на один у них разговора не получалось. Вот и сейчас Равиль был послан сказать Филиппу, что семья не желает видеть за поминальным столом его дружка, которого он с некоторых пор всюду таскает за собой и которого все в «Красном маке» знают лишь по его прозвищу — Легионер.
Поминки должны были начаться уже четверть часа назад. Стол для семьи накрыли не в ресторане, а наверху, в банкетном зале, возле кабинета Салютова. Стол был накрыт на пятерых — то есть только на семью и особо приглашенного Глеба Китаева.
Салютов с тоской вспомнил иные столы и иные времена. Сколько приглашенных было пять лет назад здесь, в ресторане, по случаю открытия «Красного мака»! А сколько гостей собралось на свадьбу сына Игоря и Марины годом позже, а еще годом позже на крестины внука-первенца.
1 2 3 4 5 6 7