- Разговор должен быть честным, - предупредил добрый, наставительно подняв указательный перст.
- Ну разумеется, - обиделся Смурнов на нелепые подозренияч.
- Так во сколько лет, Алексей Михайлович, занялись вы онанизмом?
- А какое это имеет значение?
- Огромное, мой друг, - наставительно сказал клетчатый. - Я бы даже сказал, принципиальное. И я попросил бы больше не спрашивать, что там имеет значение, а что не имеет. Мы здесь решаем, что значением обладает. Так во сколько, Леша?
- Это моя личная жизнь, - сказал он.
- Нет здесь личной жизни, - с сожалением обьяснил затейливый. Раньше, может, и была, а теперь нет. И вообще, я решаю, что личная жизнь, а что неличная, а что публичная и так далее.
- Первый раз, что ли? - осторожно поинтересовался Смурнов.
- Ну разумеется.
- Лет в семнадцать, - признался он.
- Знаете что? - клетчато сказал тихий. - Такое добром не кончится, Алексей вы наш Михайлович. Мы же договорились, что все будет честно. Какое там семнадцать? Вы не знаете, что такое онанизм? Или забыли, чем время меряют? Если было вам десять лет, так и скажите. Нечего спектакли показывать.
- А зачем спрашиваете?
- Честность вашу проверяю, - лениво усмехнулся молодой. - На будущее делаем так: за каждую ложь будем вам отрезать по пальцу. Пальцев много, на беседу хватит. Я признаю, конечно, что это жестокий путь, но другого-то я просто не вижу, нет другого способа привить вам порядочность... Согласны?
- А что, можно не соглашаться? - невесело сказал Смурнов. - Если можно, так и скажите.
- Вы молодец, - улыбнулся искренний. - Наконец-то дельное молвили. Нет, нельзя вам полемизировать. Я рад, что это понятно. Так в каком месяце родились?
- В октябре.
- В какие игры играли? Спортивные, я имею ввиду?
- В детстве?
- Да без разницы.
- Футбол-хоккей. Шашки, шахматы, в подкидного дурачка. Немножко в теннис. Все в детстве, в дурачка до сих пор. Недавно научили в преферанс.
- Любимый цвет?
- Желтый.
- Политическая партия?
- Я запутался, все ведь врут.
- Понятно, что врут. Голосовали-то за кого?
- Не ходил в знак протеста.
- А в девяносто первом ходили?
- Да.
- Ну и за кого?
- За Ельцина. Тогда все за Ельцина были.
- Смерти боитесь?
- Все боятся.
- Да мне без разницы, что все делают. Лично вы боитесь?
- Конечно.
- Зверей любите?
- Скорее да, чем нет.
- А каких?
- Кошек, наверное. Собак почему-то тоже.
- Почему не трахнул Анечку из проектного института?
- Она была против.
- А откуда вы знаете?
- Я так думал.
- Она была не против. Какое время года предпочитаете?
- Весну, лето. Да и зима ничего.
- Хотели бы уйти на войну?
- Нет, конечно.
- Хотели бы, чтоб на всей земле наступил коммунизм?
- Наверное, это невозможно.
- А если бы возможно?
- Конечно, хотел бы.
- Верите в Бога?
- Я не знаю.
- А все-таки?
- Теперь да.
- Ну понятно... Можете ночью не спать?
- Ну наверное могу. А что?
- Какая разница? Кашу манную любили?
- Да нет.
- А почему ели?
- Не знаю.
- Хотели убить Катю к чертям собачьим?
- А за что?
- Ладно, не врете. Отцу хотели в детстве по физиономии настучать?
- Нет, я же был маленький.
- А не любили его?
- Когда он меня обижал.
- Как он вас обижал?
- Да мелочь всякая. Гулять во двор не пускал. Но это больше мама не пускала.
- Хотели бы жить с Леной? Одноклассницей?
- Сейчас, что ли?
- Именно сейчас.
- Сейчас, наверное, нет.
- А тогда?
- Тогда да.
- А что помешало?
- Обстоятельства.
- А с Ларисой?
- Тогда да.
- Любвеобильный вы. В разбойников играли?
- Играл.
- Детективы любите?
- Раньше любил. Теперь скучно.
- Хотите в Средневековье?
- Да нет вроде.
- А куда хотите?
- В семнадцатый век.
- А в какую страну?
- Во Францию.
- А много вы знаете о Франции семнадцатого века?
- Нет, не очень.
- Почему тогда хотите?
- Не знаю. Надо же куда-то хотеть.
- Как вы думаете, хорошо быть депутатом Госдумы?
- Наверное, замечательно.
- К евреям претензии есть?
- Особых нету. Дело не в национальности.
- А в чем дело?
- Ну не знаю. Наверное, в характере, в душевных качествах.
- Можете сказать человеку, что он дурак?
- А он вправду дурак?
- Самый настоящий дурак.
- Могу.
- Отрезать бы вам четверть пальца... Ладно. Как вы думаете, мстить правильно?
- Правильно.
- А прощать?
- Тоже правильно.
- А что лучше: мстить или прощать?
- Я не знаю, наверное, когда как.
- Матушку давно навещали?
- Позавчера.
- А зачем ее навещать?
- Так положено.
- Если было бы положено спать на сене? Спали бы?
- Нет.
- Я повторю вопрос: спали бы?
- Спал бы.
- Я сэкономил вам палец... Вы считаете меня плохим человеком?
- Да.
- Молодец. А ваша мать хороший человек?
- Она меня любит.
- Знаю, что любит. А человек хороший?
- Средний.
- Если я оставлю вам минуту жизни, что вы сделаете?
- Спрошу, кто вы такой и почему все так.
- Допустим, я промолчу. Не стану разговаривать с вами. Что тогда?
- Наверное, бесполезно, но попытаюсь спастись.
- А как бы вы спаслись?
- Убежал бы.
- Не убежали. Читали Легенду о Великом Инквизиторе?
- Давно читал.
- И что вы о ней думаете?
- Я не помню, давно ведь читал.
- Как вы думаете, гомосексуализм - это нормально?
- Да нет, скорее извращение.
- А групповуха? С женщинами?
- Я ведь не пробовал.
- А хотели бы?
- Не знаю.
- Мы на пальцы играем. Так хотели бы?
- Да. То есть нет, конечно. Или да. Зачем? Наверное, нет. Не знаю.
- Я принимаю ответ. Знаете, почему у вас в детстве умер котенок?
- Нет, не знаю.
- Его отравила ваша мама. Чтоб не гадил. Так она хороший человек?
- Не совсем.
- То есть хороший на оценку четыре?
- Нет, плохой.
- А папа?
- При чем здесь папа?
- Действительно, не при чем. Вам нравится в сельской местности?
- Я бы очень хотел в деревню. На лето.
- Не скучно?
- Ну я бы вернулся.
- А в Москву?
- И в Москву.
- Здесь хуже?
- Конечно, хуже.
- А в Америку?
- Я не знаю английский.
- А Родину бы продали?
- Задорого?
- Сильно задорого.
- Продал бы.
- А почему?
- Задорого любой продаст.
- Не любой. Негры вам симпатичны?
- Какое мне дело до негров?
- Верите во внеземной разум?
- Теперь во все верю.
- Стало быть, раньше не верили?
- Стало быть.
- Соленый огурец любите?
- Да.
- А киви?
- И киви.
- Водки много выпиваете?
- А зачем много?
- Часто выпиваете-то?
- Редко, не с кем ведь.
- А было бы с кем?
- Выпивал, наверное, но в меру.
- Хотите, наркотик дам?
- Спасибо, не надо.
- Деньги-то, небось, любите?
- Люблю. Умеренно.
- Примкнули бы к военному путчу?
- Кто - я?
- Принимаю ответ. Хотите трахаться? Прямо сейчас?
- С кем?
- С красивой девушкой двадцати двух лет, умной и нежной. Хотите?
- Да.
- Обойдетесь. Приходилось в очередях стоять?
- Кому не приходилось?
- Мне. Хватало вам жизненного пространства?
- Я не понимаю.
- Повторю: хватало вам на земле жизненного пространства?
- Да.
- Можете назвать пять древнегреческих философов?
- Только трех.
- Можете тезисно изложить взгляды Платона?
- Вы смеетесь?
- Я серьезно. Кафку читали?
- Нет.
- Ну ладно. Как вы думаете, в тюрьме можно жить?
- Живут же люди.
- Как вы думаете, я издеваюсь?
- Нет, скорее всего.
- А что я делаю?
- Не знаю.
- Еще бы! Хотите, дам Библию?
- Нет.
- Почему?
- Поздно.
- Петр Первый был сволочью?
- Откуда я знаю?
- Вы не знаете. Но скажите.
- Нет, не был.
- Он топором рубил головы. И сына учил рубить.
- Тогда, наверное, сволочь.
- Лучше сто друзей, чем сто рублей?
- Сто рублей не деньги.
- Это пословица. Что важнее: деньги или друзья?
- Кому как.
- Я вас спрашиваю.
- Наверное, друзья.
- Когда последний раз смеялись?
- Не помню.
- А матерились?
- Не помню.
- А гуляли по городу?
- В мае.
- А медитировали?
- Никогда.
- Любите "Битлз"?
- Кое-что.
- Представляли себя в роли маньяка?
- Нет.
- В роли Жириновского?
- Нет.
- В роли Христа.
- Нет. Кончайте, пожалуйста.
- Я знаю, когда закончить. Читали Блаватскую? Кастанеду?
- Нет.
- Знаете, кто это такие?
- Слышал.
- Так знаете или нет?
- Нет.
- Хотите встретить шамана?
- Зачем?
- Ну не знаю. Поговорить.
- О чем?
- Белье часто меняете?
- Раз в неделю.
- Носки грязные?
- Да.
- Спать хотите?
- Пока еще нет.
- А есть?
- Час назад хотел.
- А сейчас?
- Все равно.
- Со мной можно договориться?]
- Нет.
- Мне нравится наше общение?
- Я думаю, нет. Что интересного-то? Для вас?
- Ошибаетесь. Хотите узнать, как устроена ваша психика?
- Ничего больше не хочу.
- Я мог бы рассказать. Нужно?
- Давайте завтра?
- Значит, никогда. Кофе будете?
- Буду.
- Вас устраивают условия содержания?
- Да.
- Ну вот и хорошо, - сказал мирный, поднимаясь с кресла.
Ступил к двери, шагнул еще раз. И вышел, и был таков, радостно-клетчатый. Через полминуты раздался шум, возникла высокая девушка, та самая и никакая иная. Поставила и повернула прочь, без улыбки, без слов, мягкий поступью, легким телом... Сделала свое - обещал он узнику кофейный напиток.
Сыро и серо стало, мусорно и грузно, дух перехватило и за рожки взяло, хвостик выкрутило. Онемели мысли, под наркоз мозговые шестеренки ушли, остались чувства одни - рваные, как простуженный ветер на побережье. Отблевался Смурнов словесною рвотою, полегчало ему, стал думать и ответы искать. Отчего так лихо после беседы, после честной и задушевной? Али оскорбили его? Али пальцы неповинные вырвали? А на месте пальцы-то, и спроси себя - нет, не пострадало достоинство, - можно жить и себя уважать, только жить не хочется, а умирать опасно, а чувства рваны, и гниет, и простуженный ветер на побережье. Али говорил не то? Али голос плох? Али взгляд слаб? Али жил не так и делал не то, думал не так и пищу пережевывал, и в туалет ходил, любил не так и ненавидел не тех? И неправильные мысли думал от рождения до сегодня? И не умел-таки думать, и любить, и ходить, и пищу переваривать.
А тогда как? Вернуть бы клетчатого, привязать и спросить с пристрастием: как оно и почему оно, есть ли выход отсюда и вход туда, есть ли правда на земле и погода на небе, солнце и луна, день и ночь, вариант и метод, путь и спасенния. Клетчатый - бог, клетчатый знает, он расскажет и объяснит, только б вернуть. Не вернешь ты клетчатого, не ухватишь за круп вчерашнее, так тебе и жить-доживать, таракан гонять и мышек веселить.
Опечалился Смурнов, а потом заснул.
Проснулся среди ночи, за окном темнота, а сна ни в одном глазу, и в ноздрях сна нет и в барабанных перепонках, и во всех мозговых клеточках. А раз сна нет, ударил он выключатель, мигнула лампа под потолком, засветила покорным светом. Ага, сказал он и положил блокнот на центр стола, раскрыл его и прищурился, рыкнул и топнул, и воткнул острие шариковой ручки в минувшее.
Пытался изобразить Катю. Такой как есть, без одежды и ложной скромности. Не получалось у него, не было таланта художественного. Порвал два эскиза в бумажки мелкие, расшвырял по комнате, развеял по миру и вернулся к тому, что пока получше творилось.
Он писал про дворовой футбол и первую пятерку по русскому, и первую двойку по математике, и первое четыре по истории коммунистической партии. Он вспоминал паренька, с которым делил парту в первом классе, и во втором, и в третьем, и кой-какие радости делил, и сыр, и печенье, и окрики учителей за болтовню с соседом - а значит, делил время, делил часть жизни, а тот, с кем ты делил время жизни, всегда навечно, всегда рядом, всегда прорастает в тебе тысячью невидимых нитей, всегда говорит с тобой, что бы ты ни делал, в любом времени и в любой точке земного шара. Конечно, Смурнов забывал тех, с кем когда-то разделял время жизни, все не помнят и он не помнил, он как все, все как он - но эти люди все равно говорят с тобой и диктуют тебе стиль, расставляют твои встречи, выбирают тебе судьбу, находят мужа или жену - они, уже неживые в пространстве реальных фактов, живые в жизни, но физически ушедшие от тебя и все равно властно не отпускающие. От них не уйдешь, их власть навечно; но человеку не нужна чья-то власть, даже власть любящих и любимых, она все равно мешает, потому что без нее сильнее, чем с ней, просто видишь дальше, когда смотришь без них - так что с ними делать, с хорошими и с козлами, с ушедшими и сотворивщими тебя по образу и подобию того, что им выпадало творить и раньше? Сначала, наверное, понять их тени, а затем приветить, а затем еще раз понять - пронзительно, до конца, а затем расстаться с ненужным пантеоном теней, сохранив, конечно, добрую память о них, причем о всех: кто любил тебя и мешал, кто спас и мучил; так вот, ее-то сохранить, а сеть порвать, достать из себя все занозы, все до единой побросать на землю и сжечь, и танцевать в этом пламени, возрождаясь для новой жизни, той самой, что ждет только тебя и никого больше. Ведь у каждого своя карма, свой набор бывшего, свой вопрос. И своя задача сжечь именно эту карму и ответить на свой вопрос, поставить свои точки над своей буквой "i". Тогда, наконец-то, окажешься в том месте, где можно двигаться, дышать и определять направления. Самое главное - самому определять направления, а не предоставлять это тем, с кем делил когда-то время жизни, кто всегда и везде определяет их за тебя, большинство из них этого недостойны, они и за себя никогда и ничего не могли определить правильно. Ну а чтобы разобраться с тенями, надо вызвать каждую. Встречать их с любовью и пониманием, без страха и комплекса, без глупости и зажима, заключать их в объятия, трогать, узнавать, смеяться - а затем бить раз и навсегда смертным боем, и чтоб не встали, не поднялись. Насмерть бить, но открыто, от макушки до пяток преисполнившись понимания и любви, что сегодня одно и то же, потому что в момент понимания исчезает нелюбовь, мир понимается до последней точки как совершенство, как безумно красивый и правильный механизм, а любой законченный до финала путь - например, путь той же любви, - неизбежно кончается пониманием, как, впрочем, и любой другой путь, даже путь ненависти, лишь бы пройденный до конца и впечатанный в мир по максимуму.
7
Оставалось ему работать на службе год и три дня, а в Отчизне той порой пошла веселуха. Жизнь вздрогнула и задергалась, как из летаргического сна вытащенная, и денечки начались отвязные, такие, что отвязней и некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21