— А вы ничего не путаете? Он звонил моим родителям на днях, сказал, что трудится в своей конторе, название еще какое-то непонятное.
— Вот-вот! — почти весело подхватил мужик. — Мафиозная структура называется! И тебя наверняка сюда вытащил, чтобы под своих подставить. Девка ты видная, хотя и для такого бизнеса чуть низкорослая…
— Перестаньте! — еле слышно пробормотала она, все еще не желая верить в услышанное. — Он же мне брат все-таки!
— Ага! Вижу-вижу, как о сестре печется. — Он сунул руки в карманы замызганных спортивных брюк и недоуменно качнул головой. — Несет же вас всех сюда хрен!
Мужик принялся что-то возмущенно бормотать, попутно оглядывая Алевтину с головы до ног осуждающим взглядом. Удивительное дело, но ей отчего-то действительно стало стыдно. Было ли тому виной нервное напряжение, в каком она пребывала с тех пор, как ступила на перрон Киевского вокзала, либо тон соседа ее брата, клеймившего всех безмозглых провинциальных букашек, но Алька неожиданно покраснела и… расплакалась.
Слезы обильно потекли из глаз, не принося облегчения. Наоборот, с каждой минутой ей становилось все тяжелее и тяжелее. Вся ее затея, поначалу радужно расцвеченная воображением, теперь виделась совершенно в ином свете.
— Ты это… слышь? Кончай носом хлюпать! — растерянно пробормотал мужик, переминаясь с ноги на ногу. — Чего-нибудь придумаем. Сейчас пойду, Клавку спрошу. Она баба мудрая, авось надоумит…
Он ушел длинным коридором, оставив хлюпающую носом Альку в одиночестве. Она сползла по стене, уселась на корточках и, обводя взглядом замызганные стены, пыталась найти ответ на единственный вопрос, мельтешащий в мозгу: «Что я здесь делаю?! Зачем мне все это?!»
«Красивой жизни захотелось!» — ехидно прозвучал в памяти голос отца, провожающего ее на железнодорожный вокзал. — «Ну-ну… Только ведь потом приползешь обратно, виновато виляя хвостом!»
Что угодно, но только не это! Вернуться, чтобы день за днем выслушивать его язвительные замечания и выносить укоряющие взгляды матери? Нет, такого она себе позволить не может…
Дверь между тем приоткрылась, и взору Алевтины предстало странноватое существо, которое можно охарактеризовать не столько словами «без определенного рода занятий», сколько «без определенных первичных половых признаков».
Существо, видимо, и являвшееся Клавдией, между тем решительным шагом приблизилось к Альке, застыло в трех шагах от нее и принялось внимательно ее разглядывать.
На вид Клавдии было лет сорок с небольшим. Достаточно высокая, худая, она имела прямую ровную спину и такую же ровную, без каких-либо намеков на выпуклость, грудь, обтянутую тонкой хлопчатобумажной тельняшкой. Длинные худые ноги в черных шерстяных колготках походили на ноги цапли, и Алька с опасением ждала, что Клавдия вот-вот замрет на одной ноге или примется клевать ее крючкообразным кривоватым носом.
— Ты, что ли, и есть сестра этого бандюги? — нарушила Клавдия тишину.
— Вы об Андрее? — на всякий случай уточнила Алька, поднимаясь и настороженно вглядываясь в непроницаемые глаза женщины.
— А о ком же еще?
— Да, — кивнула девушка и протянула ладонь. — Алька… Алевтина Карамзина.
— Ишь ты! — фыркнула Клавдия, пожимая протянутую ладонь крепким мужским пожатием.
— Согласна, что фамилия несколько претенциозна, — попыталась улыбнуться Алька, но улыбка вышла кисловатой. — А вы Клавдия?
— Угу, — кивнула женщина. — Я живу с Мишкой. Ты с ним уже виделась. Ну что же нам с тобой делать-то прикажешь, Алька? Домой поедешь?
— Нет, нет, — испуганно закачала головой девушка, колыхнув разметавшимися кудрями. — Домой не хочу!
— Ну тогда иди за мной…
Она взяла в одну руку тяжелую Алькину поклажу и, саданув другой девушку по плечу, что, наверное, должно означать дружеское расположение, повела гостью по коридору к своей комнате.
На удивление, там было чисто. Старенький диванчик аккуратно заправлен вытертым, но свежевыстиранным покрывалом. Домотканые половички на полу, как и огромный с бахромой абажур под потолком, придавали комнате немного уюта.
— От прежних жильцов все осталось, — пояснила Клавдия, заметив интерес девушки. — Я с плавания вернулась, а жить и негде. Комнату тут сняла, а барахло съехавшие жильцы оставили.
— Понятно, — кивнула Алька, обессиленно опускаясь на белый пластиковый стул, скорее всего позаимствованный из ближайшей пивнушки. — Так где же Андрей?
Клавдия переглянулась с Михаилом, который настороженно поглядывал из угла, и загадочно хмыкнула.
— А нету Андрюхи-то, — пояснила она, опустив ее сумку на пол у платяного шкафа. — Он соседнюю комнату снимал. Появлялся крайне редко. Мы уже с Мишкой знали — если здесь, значит готовый. Ну в том смысле…
— Я знаю, что означает «готовый», — поспешила вставить Алька.
— Ну вот, значит. — Клавдия села на стул напротив и продолжила. — Потом он дня три похмелялся. Нас все к себе зазывал. Я-то не употребляю, а вон Мишка с ним сиживал.
Мишка издал возмущенный вопль, протестуя против несправедливости замечания Клавдии. На что она лишь снисходительно ухмыльнулась и принялась барабанить длинными цепкими пальцами по своей угловатой коленке. Но ее молчание подогревало его еще больше. Он принялся метаться по комнате, размахивая руками и вспоминая дни, когда и Клавдия была не прочь пропустить стаканчик-другой за счет хлебосольного соседа. Одна его фраза, в которой Клавдия почему-то сравнивалась со страусом, той особенно не понравилась. Издав победный клич, она вскочила со стула и с диким воплем врезала неблагодарному сожителю по физиономии.
По силе они почти не уступали друг другу, нанося хлесткие удары и перемежая все это непечатными словами. Как долго продолжался бы их поединок, неизвестно, но Михаил неожиданно побледнел, схватился правой рукой за сердце и, к радости Клавдии и ужасу Альки, рухнул с глухим стоном на пол.
— Господи, — испуганно пробормотала девушка. — Он умирает?!
— Не переживай, — успокоила ее Клавдия, подхватывая Мишку с пола и подтаскивая его к дивану. — Это его обычный трюк, если он чувствует, что проигрывает. Ты, Алька, не обращай внимания. Иногда, если люди плохо понимают друг друга, приходится им прибегать к действенной силе кулаков…
Она подошла к старенькому буфету, открыла один из ящиков и, порывшись в нем, достала связку ключей.
— Идем, я тебе Андрюхину комнату открою. Хозяйка просила сдать кому-нибудь, если найдутся желающие. Плата — четыреста рублей в месяц, деньги вперед. Согласна — идем, а нет — извини…
— Я согласна… — кивнула Алька. — Но вы не договорили об Андрее…
— Завтра, — отрезала решительно Клавдия. — Поговорим завтра.
Глава 3
Комната, которую прежде снимал Андрей, мало чем отличалась от той, где ей только что довелось побывать. Та же убогая обстановка, те же серые стены… Единственным предметом роскоши был маленький черно-белый телевизор, сиротливо притулившийся на подоконнике широченного трехстворчатого окна.
Алька поискала глазами, куда бы повесить шубку, и, не обнаружив ни шкафа, ни мало-мальски приличного гвоздя в стене, швырнула ее на кровать.
— Ладно, не так все плохо, — успокаивала она себя, опускаясь на краешек стула у двери. — Завтра я обо всем узнаю, и, может быть, что-нибудь изменится.
Но тревожное чувство, вызванное словами соседей Андрея о его, мягко говоря, своеобразном образе жизни, не отпускало. Оно ворочалось внутри, разрастаясь до неимоверных размеров и затмевая собой все остальные неспокойные думы. Прометавшись по комнате большую часть ночи, Алька забылась под утро неспокойным сном.
Разбудил ее осторожный стук в дверь.
Алька подняла от подушки всклокоченную голову и хрипло спросила:
— Кто там?
— Алька, жрать будешь? — не совсем вежливо поинтересовался Мишка и, еще раз корябнув по двери, добавил. — Клавка картошки нажарила. Селедка имеется, так что давай выползай из своей берлоги…
Потратив на утренний туалет чуть больше пяти минут, Алька зашла на кухню и остановилась у накрытого к завтраку стола.
Клавдия расстаралась не на шутку, присовокупив к сковородке жареной картошки и очищенной от костей селедке несколько ломтей постной колбасы и банку кабачковой икры.
Смерив стоящую перед столом девушку оценивающим взглядом, Клавдия приглашающе махнула рукой:
— Садись, Алька. — И тут же, с плохо скрытой завистью добавила: — Вот что значит молодость… Утром встала, свежа, как розовый бутон, а тут…
Смутившись от пристального внимания соседей, Алька заняла пустующую табуретку и с жадностью принялась уплетать предложенное соседкой угощение.
Как только с завтраком было покончено, Клавдия отодвинула от себя тарелку и сказала:
— Андрюха твой, думаю, слинял. Третьего дня его тут братва искала. Ну что, Алька, как думаешь дальше жить?
— А… а… я не знаю, — замямлила она, откладывая вилку с недоеденным кусочком колбасы. — На работу бы мне надо.
— Прописка есть? — перебила ее соседка.
— Нет.
— Тогда только в дворники или в проститутки, — вставил молчаливо сидевший до этого Михаил. — Без прописки — дело труба.
— Меня Андрей обещал прописать, а вот как все вышло, — безнадега вновь сжала Альке горло, норовя выдавить непрошеные слезы.
— Он бы тебя прописал, пожалуй! — фыркнул Михаил. — Только по его месту прописки тебе бы и работенку соответствующую подогнали. Так что…
— Так что, может, и к лучшему, что он смылся, — перебила его Клавдия. — А с работой что-нибудь придумаем.
Придумать оказалось не так-то просто.
С раннего утра до позднего вечера Алька в сопровождении своих соседей моталась по близлежащим районам столицы в поисках подходящей работы и день за днем возвращалась с массой впечатлений от отказов, высказанных иногда в вежливой, иногда в ироничной, а подчас и просто в грубой форме. Однако спутников девушки, непрезентабельного вида которых она поначалу стеснялась, ее неудачи не очень расстраивали. Они с сосредоточенным видом вышагивали рядом с ней, время от времени выпрашивая денег на обеды, гамбургеры или бутылку пива.
Время шло, деньги, выданные родителями, таяли на глазах, а работа все никак не находилась. Когда же у Альки в кошельке остались три последние сотни, она начала всерьез подумывать о возвращении под родительское крыло.
«Ничего! — тешила она себя мыслью. — Поругают, поворчат и простят».
Еще утром она потихоньку упаковала вещи. Сбегала в дежурный магазин, купила соседям прощальную бутылку водки, а себе бутылку «Мускателя» и совсем уже было собралась в тихом кругу отпраздновать свой отъезд домой, как произошло событие, в корне изменившее всю ее дальнейшую жизнь.
Глава 4
Звонок в дверь застал ее на кухне с ножом в руках: она резала тонкими ломтиками буханку хлеба.
— Иду! — крикнула Алька, откладывая в сторону огромных размеров нож и направляясь в прихожую. — Клава! Перестань же звонить, наконец!
Клавдия, узнав о неожиданно принятом девушкой решении, метнулась на другой конец улицы за Михаилом, который помогал кому-то с ремонтом, не безвозмездно, разумеется. Ушла она часа два назад, и время, отведенное ей для возвращения уже давно миновало.
— Вот ведь нетерпение какое, — с легким раздражением пробормотала Алька, открывая дверь. — И где, интересно, ее ключ?
Но, вопреки предположению, соседей за дверью не оказалось. На пороге выросла долговязая фигура незнакомого парня, а за его широкими плечами угадывались еще несколько силуэтов.
— Привет, — растянул он губы в широченной «голливудской» улыбке, одновременно оглядывая девушку с головы до пят леденящим душу взглядом. — Извини, мы уж войдем…
Легонько оттеснив девушку от двери, словно она и не человек вовсе, а так, пустое место, парни гурьбой ввалились в квартиру.
Их было пятеро. Высокие, плечистые, они сразу заполонили все пространство узкого коридора, который, к слову сказать, претерпел за последнее время некоторые изменения в лучшую сторону.
— Вам кого? — на всякий случай поинтересовалась Алька, немного растерявшись от того, как по-хозяйски вели себя незваные гости.
Ответа не дождалась. Парни молча обследовали квартиру, поочередно открывая все имеющиеся двери. Не обнаружив ничего, заслуживающего внимания, они прошли на кухню и, увидев накрытый к ужину стол, довольно заухмылялись.
— За что пить будем? — поинтересовался тот, что умел ослепительно улыбаться, попутно раскупоривая бутылку водки и наполняя все имеющиеся на столе стаканы.
— Вам виднее, — еле слышно ответила девушка, оскорбленная до глубины души их манерами.
Не то чтобы ей было жалко продуктов и выпивки, но та бесцеремонность, с какой они расположились за столом, без приглашения, ей претила. Пусть ее соседи люди тоже не лучших душевных качеств, но, вытягивая за время прожитого бок о бок месяца из нее деньги, они каждый раз делали это с таким виноватым видом и так убедительно обещали ей все вернуть при случае, что она невольно искала оправдывающие их действия мотивы, хотя в обещания верила слабо.
— Грубишь, значит? — стер с лица улыбку парень. — А зря! Мы поговорить пришли.
— Так говорите, — Алька встала спиной к окну и скрестила руки перед грудью. — Говорить хором будете или по очереди?
— По очереди мы только знаешь что делаем? — прошипел один из них и немного приподнялся с табуретки. — Вот если нам не понравится, что ты нам скажешь, тогда и в очередь встанем…
Алька промолчала, сообразив, что эти непрошеные визитеры, очевидно, бывшие дружки ее скрывшегося в неизвестном направлении братца и что с ними лучше держаться поскромнее.
— Итак, вопрос первый — кто ты такая? — нацелил на нее указательный палец парень, на этот раз не улыбаясь и не показывая великолепные зубы.
— Я здесь жила один месяц. Вернее, снимала комнату.
— А сейчас что же, уже не снимаешь?
— Я уезжаю сегодня ночным поездом, — просто ответила Алька и прямо посмотрела ему в глаза.
Тот, проигнорировав ее взгляд, опрокинул рюмку водки, подхватил маринованный опенок и, сосредоточив все свое внимание на грибке, предположил:
1 2 3 4 5