Даже не верилось, что с тех пор прошло всего два дня.
- Спасибо, бабушка, в следующий раз. Не разменяете мне двухкопеечными? Позвонить надо.
- Все торопишься? - Она поднесла к лицу коробку с мелочью. Разменяю, чего ж не разменять. - И, отсчитав в ладошку пять монет, протянула их мне. - Держи. Только в первой будке не звони, испорчен там телефон.
- Спасибо.
- Не за что. Беги, сынок, твое дело молодое.
Справочное отозвалось быстро и так же быстро выдало номер ресторана "Восход".
- Скажите, пожалуйста, Люба сегодня работает? - спросил я у поднявшего трубку мужчины.
- Возможно, - последовал ответ.
- Нельзя ли поконкретней?
- А какая, собственно, Люба вас интересует? - спросил мужчина доброжелательно, но не без ехидства.
- Люба из бухгалтерии, - уточнил я.
- Ах, из бухгалтерии! - Чувствовалось, что мой собеседник располагает временем и рад возможности скоротать его с моей помощью. - Знаете, я думаю, что какая-нибудь Люба в какой-нибудь бухгалтерии наверняка работает. И именно сегодня. Не исключено, кстати, что она и завтра будет работать, если, конечно, не заболеет или...
Ну, бездельник! Я понял, что, если не сопротивляться, наша беседа затянется до утра. Посетителей у них нет, что ли?
- Простите, это ресторан "Восход"?
- Совершенно верно.
- У вас в бухгалтерии работает Люба?
- А вам нужна только Люба? Таисия Петровна вас, например, не устроит?
Я еле удержался, чтобы не послать его ко всем чертям.
- Нет, мне нужна именно Люба.
- Жаль, очень жаль. Вынужден вас разочаровать. Насколько мне известно, в нашей бухгалтерии Любы нет. И никогда не было. Возможно, в будущем...
Я нажал на рычаг. Пусть упражняется с кем-нибудь другим. Главное он сообщил: никакой Любы в ресторане "Восход" нет. Как и следовало ожидать, это был лишь предлог, и телефон в "Лотосе" зазвонил неспроста.
Я опустил в прорезь еще одну двушку и набрал знакомую комбинацию цифр.
Трубку снял Симаков.
- Слава богу! - воскликнул он, едва услышав мой голос. - Как ты, Сопрыкин?! Жив, здоров?
По тону можно было догадаться, что ему уже известно о событиях в Якорном.
- В полном порядке, товарищ подполковник.
Он великодушно не заметил оплошности, пропустив "подполковника" мимо ушей.
- Ты где был? Мы потеряли тебя у почтамта.
Ага, стало быть, я ушел не только от чужих, но и от страховавших меня своих. Нужно отдать должное - за все эти дни я ни разу не почувствовал их дружеской опеки и даже забывал порой, что, как у альпиниста, к моему поясу постоянно подстегнут страхующий фал.
Дабы не искушать судьбу вторично, я ответил в полном соответствии с правилами конспирации.
- Халтура тут одна подвернулась, пришлось зайти кое-куда.
- Ты можешь говорить свободно?
- Вполне.
- За тобой никого?
Это он о возможно сопровождающем меня эскорте.
- Вроде нет.
- Где ты сейчас находишься?
- У "Лотоса".
- Жди меня там. Запомни номер. - Он назвал четырехзначную цифру. Через четверть часа я буду ехать по бульвару в сторону центра. "Москвич" красного цвета, с противотуманными фарами. Увидишь, подними руку, как если бы левака останавливал. Понял?
- Понял.
- Все, до встречи. - И он отключился.
Разговор не на шутку меня встревожил.
Вариантами, заготовленными нами на все случаи жизни, личная встреча с начальником отдела не предусматривалась. Не иначе случилось что-то из ряда вон выходящее, коли Симаков решился на прямой контакт.
"Терпение, - урезонил себя я. - Через пятнадцать минут все выяснится".
А пока надо было куда-то деваться - стоять на одном месте опасно.
Я посмотрел вправо и снова натолкнулся взглядом на старушку.
Что ж, видно, судьба...
- Что, сынок, сорвалось? - посочувствовала она, когда к встал на платформу весов.
- Что сорвалось, бабушка?
- Известно что, свидание. - Она передвинула большую гирьку на одно деление и сокрушенно покачала головой. - Рост-то у тебя какой, орел?
- Метр восемьдесят.
- Вот я и говорю, больно ты худой, кожа да кости. По правилам в тебе семи кило недостает. Что, кормят плохо?
- Кто кормит? - не понял я.
- Ну в санатории или где ты там питаешься?
- Я сам по себе.
- Оно и видно, что сам. - Она вздохнула. - Силу мерить будешь?
- Давайте.
Я сжал в здоровой ладони продолговатый никелированный браслет и посмотрел на стрелку. Она чуть-чуть не дотянула до ограничителя.
- Надо же, - удивилась старуха. - Тощий-тощий, а силенка еще есть. С лотереей что делать-то будем? Возьмешь?
Гулять, так гулять - я выудил из кармана рубль, отдал ей и спросил, проверяя только что пришедшую на ум мысль:
- Скажите, бабушка, вы случайно не знаете, где здесь автостоянка поблизости?
- Случайно знаю. У тебя что, машина есть? - с сомнением поинтересовалась она.
- Не у меня, у друга.
Она достала пачку билетов, отделила от нее с десяток и сложила веером.
- Как завернешь за гостиницу, там автобусная остановка будет. Сядешь в автобус, три остановки проедешь - так и уткнешься в автостоянку.
- Был он там, друг-то. Мест, говорят, нет, все заняты. А ему неподалеку надо. Может, другую какую знаете?
- Нет, милок, другой не знаю.
- А что, если он за гостиницу машину поставит? - Я показал пальцем за спину. - Как думаете, не прогонят?
- Как же он ее поставит, ежели туда мусорник в день по два раза приезжает?
- Какой еще мусорник?
- Какой - обыкновенный. Машина такая специальная. Ящики с мусором возит, не видал, что ли?
- Как же она туда въезжает? Узко там.
- Товарищу твоему, значит, не узко, - поймала она меня на противоречии. - Заедет передом, а потом задний ход дает.
- Понятно...
- Выбирай билеты-то, - напомнила она.
- Не надо, - отмахнулся я. - Оставьте себе, вдруг выиграете. У вас рука легкая.
- Подарок, что ли? - смутилась старушка. - Ну, спасибо. - Она спрятала билеты в сумочку, возраст которой за древностью не поддавался определению. - Дай тебе бог здоровья.
- И поправиться на семь кило, - добавил я, хотя переход в другую весовую категорию на ближайшее время не предвиделся.
Попрощавшись, я направился к кромке тротуара и пошел навстречу движению.
Мои антимагнитные показывали половину девятого.
3
В половине двенадцатого Симаков высадил меня у автозаправочной станции на въезде в город.
- Ну-ну, не вешай нос, лейтенант, - сказал он напоследок. - Ты сделал все, что мог, даже больше. Готовь, Сопрыкин, рамку. Благодарность тебе объявим по управлению.
Это было слабое утешение, и, глядя на удалявшиеся в сторону города габаритные огоньки симаковского "Москвича", я старался умерить чувство досады, которое оставил во мне наш разговор.
Как ни лестно слышать похвалу из уст высокого начальства, какие бы железные доводы ни приводило оно в обоснование принятого решения, факт остается фактом - с нынешнего дня меня отстраняли от дальнейшего выполнения задания. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.
Я опустился на лавку, вкопанную у щита с расписанием движения, и в ожидании рейсового автобуса стал перебирать подробности нашего трехчасового свидания, хотя в моем положении это уже не имело никакого значения. С тем же успехом я мог считать проносящиеся мимо автомобили или деревья, стоящие по ту сторону шоссе, - результат был бы тот же самый. Но, видно, слишком велика была сила инерции, слишком глубоко завяз я в этой истории, чтобы вот так, разом, выйти из игры. Думать не мог мне запретить даже Симаков.
Поначалу все шло гладко.
Он подъехал минута в минуту, ровно четверть часа спустя после моего звонка. Я издали увидел красный "Москвич", увешанный противотуманными фарами, и, как договорились, поднял руку.
Мы покружили по улицам, потом Симаков вывел машину на шоссе и погнал ее по направлению к аэропорту. Скорость была приличная, и я помалкивал, тем более, что он тоже молчал, сосредоточив все внимание на дороге.
На одном из поворотов мы притормозили и свернули к железнодорожному переезду. "Москвич" подбросило на ухабах, качнуло из стороны в сторону, и под колесами зашуршала галька.
В полной темноте мы проехали еще с полсотни метров. Остановились. Симаков заглушил двигатель.
Секунду-другую в ушах еще стоял дорожный гул, потом наступила тишина. Стало слышно, как за приспущенными стеклами трещат цикады и где-то совсем рядом плещется море.
- Пляж? - спросил я.
- Он самый. Искупаться хочешь? - неожиданно спросил он.
- У меня полотенца нет, товарищ подполковник.
- Ты, случаем, не забыл, как меня зовут?
- Не забыл.
- Давай-ка, брат, по имени-отчеству, так оно проще будет, время-то не служебное. А насчет полотенца не беда, у меня запасное есть.
Я понимал, что встреча назначена не ради увеселительной прогулки к морю, но Симаков, похоже, и думать забыл о деле.
- Люблю, знаешь, окунуться в конце дня, - продолжал он. - Мозги прочищает, и усталость как рукой снимает. Ну что, искупаемся?
- Искупаемся.
Мы вылезли из машины.
Моря видно не было. Спокойное, почти беззвучное, оно тонуло в темноте, напоминая о себе лишь тихим однообразным шелестом. Пахло йодом и немного железной дорогой, которая проходила выше по склону.
Я увидел, как упала на гальку белая рубашка Симакова, и тоже разделся. Камни были теплые, не остывшие после дневного пекла.
- Только, чур, не увлекаться. Пять минут, и на берег, - предупредил он и с разбега бросился в воду.
Я последовал за ним.
В первый момент мгновенной острой болью обожгло ссадину на ладони, но тут же боль прошла, и я саженками поплыл от берега. Сбоку и чуть позади, отфыркиваясь, вынырнул Симаков.
- Горазд ты плавать, - послышался в темноте его голос. - Где выучился?
- Я же на реке вырос, Игорь Петрович.
- Ну и как морская водичка?
- Нормально.
Он шумно втянул в себя воздух и снова исчез под водой.
Я лег на спину и закрыл глаза.
Что-то беспредельное, нежное и всесильное окружило меня. Ничего похожего на это состояние я никогда не испытывал, его просто не с чем было сравнить. Меня точно унесло на тысячелетия назад, отбросило к нижним ступеням эволюции, превратив в зыбкий комок плоти, обособленный и вместе с тем неотторжимый от чего-то целого - от стихии, из которой вышел и в которую рано или поздно возвратишься. Море мягко покачивало меня на своей обманчиво-надежной поверхности, обволакивая, пронизывая идущим снизу теплом...
Я потерял счет времени и, когда вдалеке послышался всплеск и человеческий голос, не смог бы сказать, прошла ли минута или тысяча лет...
Вскоре мы сидели в машине. На капоте сохли наши мокрые полотенца.
Симаков включил вмонтированную под приборный щиток лампочку.
- А теперь давай перекусим. - Он вытащил завернутый в газету пакет и положил его посреди сиденья. - Только без стеснения, пожалуйста. Разворачивай, я соль поищу.
Я повиновался. В пакете оказалось несколько бутербродов с сервелатом, здоровенный кусок пирога, помидоры, огурцы и пара яблок величиной с автомобильную фару.
- Жена утром положила, - пояснил он, - не нести же обратно. После моря аппетит волчий...
Аппетит действительно был отменный. Мы по-братски разделили еду и умяли ее в считанные минуты. Потом он открутил крышку термоса и разлил в раздвижные стаканчики чай.
- Ты как, с сахаром пьешь?
- С сахаром.
- Напрасно. От сахара весь вкус пропадает, один цвет остается. Симаков подул в стаканчик, отхлебнул и зажмурился от удовольствия.
В штатском, с непросохшими взъерошенными волосами, он выглядел моложе своих пятидесяти, но лицо, как и прежде, удивило меня своей бледностью. Собственно, чему удивляться: при его распорядке солнечный удар не схватишь - днем занят, а ночью не позагораешь, разве что под кварцевой лампой.
- Тебе долить? - спросил он.
- Спасибо, не откажусь.
Морская ванна и общая трапеза слегка сбили нетерпение, с которым я ждал начала разговора, но вот этот момент наступил. Симаков достал свой "Беломорканал", по привычке потарахтел спичками и закурил, пустив по кабине синеватый табачный дым.
- Ну выкладывай, Сопрыкин. Что нового? - Он повернулся вполоборота и приготовился слушать.
- Новостей хватает, Игорь Петрович, не знаю, с какой начинать... - И, подобно Шехерезаде, я начал с того, чем закончил в прошлый раз, - с анонимных писем, которые подарила мне Нина.
Затем описал утреннее столкновение с сомбрероносцем, посещение парикмахерской и участие в субботнике.
- Это еще зачем? - нахмурился он.
Чтобы не пускаться в длинные объяснения, я слегка подретушировал действительность:
- Гулял по набережной, случайно столкнулся с Ниной, ну и...
Поверил он или нет, не знаю, но последовал кивок, означавший, что я могу продолжать.
Посещение магазина и обнаруженная в почтовом ящике записка вызвали у него интерес. Когда с уточняющими вопросами было покончено, Симаков спросил:
- Записка у тебя с собой?
- С собой. - Я передал ему послание Стаса. - Там должны быть отпечатки мои и Нины.
- Ясно. - Взявшись за уголки, он развернул бумагу и поднес ее к лампочке. Прочитав, так же аккуратно сложил и спрятал в целлофановый кулек. - Дальше?
О моих приготовлениях к свиданию в "Страусе" слушал молча, не перебивая, но стоило перейти к самому свиданию, остановил:
- Погоди, Володя. Давно хочу спросить: что за отношения у тебя с этой девушкой?
- Нормальные отношения.
- Нормальные? - Ответ явно не удовлетворил Симакова, и он ждал продолжения.
Надо было что-то говорить, но слов, как назло, не было, и с отчаяния я ляпнул первое, что пришло на ум:
- Между прочим, ваша газета, Игорь Петрович, за сегодняшнее число.
- Какая газета?
Я понимал, что сморозил глупость, однако отступать было поздно.
- В которую продукты завернуты.
- При чем тут газета? - удивился он.
- При том, что не могла ваша супруга утром завернуть в нее бутерброды. "Вечерка" выходит во второй половине дня, после пяти.
Самое поразительное, что Симаков тоже порозовел.
- У вас кто криминалистику читал? - спросил он.
- Крутилин, - ответил я.
- Иван Сергеевич?
- Да, а что?
Он тщательно затушил окурок и только после этого сказал:
- Насчет газеты ты прав. Продукты я у ребят конфисковал, когда к тебе собирался, думал, голодный ты. Но к нашему разговору это никакого отношения не имеет. Так что, Сопрыкин, зря ты мне зубы заговариваешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33