https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/bezobodkovye/
И были счастливы, особенно после того, как узнавали, что ни та, ни другая ни на шаг не продвинулась в нужном направлении.
Вслед за ними явилась понурая девушка Настя, о которой никто ничего не знал, потому что она почти всегда молчала. Она приносила с собой молдавское вино и пироги, молча нарезала салаты и с видом сиротки, прислуживающей у чужих людей, подавала все принесенное на стол.
С большим опозданием прибежали вихрастые первокурсники с филфака, мрачный парень Саша с волосами до плеч, весь в кожаном, с заклепками и цепями. Остальные подтянулись почти вовремя.
Подготовка к банкету как всегда легла на плечи унылой Насти, так как Даша и Наташа успели чуть ли не подраться за право поставить на стол бокалы. Сам хозяин не принимал участия в кухонной суете. У него были заботы поважнее – развесить на стенах постеры – странички из настенного календаря за 1998 год с видами Бретани, а также расставить позаимствованные у соседей стулья вокруг большого овального стола в гостиной. Единственное что он не доверил пришедшим – это извлечение из холодильника бутылки с настоящим бретонским сидром (подарок одного студента из Сен-Назера, приехавшего в МГУ по обмену). По Мишиному замыслу сидра должно было всем хватить по два-три глотка – в самый раз, чтобы причаститься к бретонской вечеринке. Диски со всякой бретонской и похожей на нее музыкой уже были стопкой составлены около музыкального центра.
– Мишечка, а давай я тебе помогу? – как всегда, манерно растягивая слова, обратилась к нему Даша. – Постеры развешивать, а? Я аккуратно умею, правда-правда!
– Спасибо, не надо, – отрывисто ответил Колбаскин.
– Даша, да он сам развесит, ты, между прочим, всегда криво вешаешь, – тут же встряла Наташа. – Давай, Миша, я тебе стол художественно сервирую?
– Не надо, спасибо, – буркнул Миша, кивнув в сторону Насти, которая с вечным выражением скорби и покорности судьбе расставляла разнокалиберные тарелки.
Черно-бело-полосатый бретонский флаг был торжественно извлечен из шкафа и ждал того часа, когда Миша, как всегда церемонно объявит очередную кельтскую вечеринку открытой. Впрочем, на этот раз он делал это без особенного энтузиазма. Он чувствовал, как "его" часть кельтской тусовки потихоньку расползается. Народ уходит кто куда, к своим интересам, и никто уже не хочет изображать из себя древних ирландцев. До серьезного реконструкторского клуба Колбаскин и К не дотягивали, а из несерьезной игры стремительно вырастали даже первокурсники. Миша уже не злился на них, просто грустил. Он-то знал, что все это не игра, и поэтому собирался сегодня сделать то, что задумал. Красиво, эффектно, чтобы они поняли, наконец, что он один из них ни во что не играл…
В дверь снова позвонили. Час Ч уже двадцать минут как пробил, а это значило, что скоро можно ждать и всех остальных гостей, которые, как истинные кельты, меньше чем на полчаса не опаздывали. Настя покорно оставила стол и поплелась в прихожую. Саша-в-коже уселся в самом дальнем углу и принялся настраивать гитару. Даша-Наташа налетели на оставленный Настей стол и стали по-своему расставлять тарелки.
– А вот и я! – в дверях гостиной показалась Маша Петрова с картонной коробкой, – Торт куда поставить?
– В холодильник! – буркнул Мишка.
Он не мог простить Маше того, что она перестала быть Дейрдре после возвращения из Питера.
– А ну-ка дай сюда! – подскочила Наташа, успев-таки опередить Дарью и выхватила из Машиных рук коробку с тортом. После чего с победным видом прошествовала на кухню: ее допустили аж до холодильника!
– А когда начинаем? – угрюмо спросил Саша из своего угла.
– Скоро, когда все соберутся, – ответил Кобласкин, придирчиво оглядывая гостиную и соображая, все ли на месте.
– А "все" – это кто? – но Сашин вопрос остался без ответа. Маша бродила, разглядывая постеры, Настя восстанавливала порядок на столе, а Даша и Наташа возмущались тем что: "Эта Настя наглая такая! Нет, ты только посмотри!… Можно подумать, она умеет на стол накрывать!"
***
– …Ну и где этот твой Колбасный живет? – Володя начинал нервничать и был готов сорвать свое волнение на ком угодно, включая собственную дочь. Но Ириша держалась на удивление спокойно. Она неторопливо достала из рюкзачка записную книжку и сверила номер дома с тем, который был записан у нее. Потом, близоруко сощурившись, поглядела на ту сторону Кутузовского проспекта. – Где-то здесь должна быть арка. Напротив театра Куклачева.
– Так это дальше, – раздраженно махнул рукой Володя.
Я тоже переживала. И как всегда, чувствовала себя виноватой. Как будто из-за меня вся наша странная процессия движется мимо помпезного сталинского здания навстречу загадочной и очевидно зловещей неизвестности. Больше всего меня огорчало то, что Володя ни слова не сказал жене о том, куда это мы все дружно отправились.
– Ну вот она, эта арка… – Ириша указала на нее своей яркой вязаной перчаткой.
Было уже темно и очень неуютно, особенно по ту сторону арки, в большом дворе, где невозможно было пройти по тротуару из-за припаркованных на нем машин.
Подъезд мы искали долго, кружили по двору, пытались найти кого-то у кого можно было бы спросить. Фонари над подъездами горели далеко не везде, так что если бы не разговорчивая пожилая дама с черным пуделем, мы бы еще долго бродили в поисках.
Ириша набрала код домофона.
– Але, – ответил грустный женский голос.
– Настен, это Ира Черемис. Я тут с друзьями к Мише…
Судя по верещанию кодового замка, Сезам открылся и нас впустили. Просторный вестибюль подъезда был в точности таким же, как внутренности высотки на Красных Воротах. Совпадение было настолько разительным, что у меня закружилась, голова. А мне-то казалось, что я совсем не волнуюсь…
– Нам на четвертый… Пешком пойдем? – Иришка вопросительно посмотрела на нас. Мы как по команде молча кивнули и зашагали вверх по лестнице, высокими пролетами поднимавшейся куда-то, куда и подумать страшно. Пахло кошками, обычной подъездной грязью и полным запустением, как это обычно бывает там, где кончилась эпоха былой роскоши.
Ириша уверено прошагала лак двери, на которой не было номера, и нажала на кнопку звонка. Прежде чем дверь открылась, ЧОПорные ребята оказались впереди нее, и когда за открытой дверью показалась испуганная девичья физиономия, Ирише пришлось из-за широких спин кричать:
– Насть, я это… с приятелями тут пришла…
Далее "приятели" повели себя и вовсе бесцеремонно: едва войдя в квартиру, двое из них бесшумно разбежались по всем комнатам и, видимо, убедившись в отсутствии опасности, через какое-то время снова оказались с прихожей.
– Вообще-то у нас принято снимать обувь и верхнюю одежду, – проговорил маленький смешной человечек, вышедший нам навстречу.
– Ой, Миш, ты уж извини, они больше не будут. Знакомься: Это мой папа. Пап, это Миша Колбаскин. Миш, а это Маргарит-Сергеевна, она очень Бретанью интересуется…
– Очень приятно, – бормотал милый смешной человечек (видимо, это и был хозяин квартиры). Странно, что по телефону он казался таким сердитым и резким.
– А это… – Иришка в панике оглянулась на "приятелей", с ужасом понимая, что забыла спросить, как их зовут. Но те не дали ей растеряться и по-военному четко представились…
– Алексей!
– Петр!
– Николай!
Колбаскин, слегка ошалев от такого приветствия, машинально протянул им руку:
– Приятно… Очень… Михаил…
За нашей спиной снова раздался звонок.
– Да вы проходите в гостиную. Обувь только не забудьте…
Алексей-Петр-Николай не вняли его мольбе и прошли в гостиную так. Я все же разулась, Ириша и Володя последовали моему примеру.
Пока я оглядывала комнату, сплошь оклеенную бретонскими видами – от Карнака до Изумрудного Берега, Ириша здоровалась с молодежью, которая лениво посиживала на креслах, поигрывала на гитарах и каких-то дудочках и болтала о том, да о сем. В комнате собралось уже человек семь-восемь, не считая нас, ждали еще кого-то. Дверь, видимо, уже не закрывали, потому что люди приходили без звонков. Приветствовали друг друга молча, молодые люди пожимали друг другу руки, девушки целовали друг друга и подставляли щеки молодым людям.
Когда нас набралось человек пятнадцать, Колбаскин неожиданно очутился во главе стола. Он постучал ножом по бокалу и неожиданно серьезно изрек:
– Господа!
Тишина, которой он ждал, так и не воцарилась. Он снова заколотил ножом по бокалу, за судьбу которого я начал опасаться.
– Дамы и господа! Вас так много собралось и это радует…
Гул голосов не стихал.
– … но именно потому, что нас много я прошу соблюдать тишину, иначе мы никогда не начнем наш музыкально-литературный вечер
– О, куда нас занесло! – нервно усмехнулся Володя.
После еще нескольких призывов к тишине гул голосов наконец-то смолк.
– Итак, – церемонно объявил Колбаскин, – Прошу поднять флаг, соответствующий теме нашего вечера…
Двое юношей развернули какую-то тряпицу, которая действительно оказалась бретонским флагом, и кнопками прикрепили его к старому шкафу, очевидно символизировавшему флагшток.
– Сегодня, – продолжал Колбаскин, – не самый обычный вечер. Все вы знаете… – он многозначительно обвел взглядом внимавшую ему толпу, – что в эту ночь мы празднуем Самайн, который символизирует начало нового года, а также темной части года…
Я вздохнула. При чем тут Самайн? В Бретани эта ночь зовется ночью всех святых, а отголоски языческих представлений о том, что в эту самую ночь начиналась темная часть года, моими возлюбленными бретонцами утрачена почти что насовсем. Ну и каша в голове у этой молодежи!
– К тому же, – так же торжественно вещал Колбаскин, не обращая внимания на тех, кто торопливо входил в гостиную и устраивался на задворках, – сегодня я объявляю о том, что наши встречи более не будут иметь место…
– Какое место они не будут иметь? – ехидно переспросил какой-то парень с гитарой, но оратор не обратил на него ровно никакого внимания.
– В эту таинственную ночь я решил уйти из этого мира
– Это что, клуб самоубийц? – удивился Володя, – Кажется, нам везет на криминальные истории.
– Да это он так, шу-у-утит, – успокоила нас сидевшая рядом восторженная девица, которую я, кажется, где-то видела… Только где?
Потом Колбаскин еще что-то долго и нужно говорил, но его начали перебивать возгласами "А сидр-то пить будем?" и он, наконец, понял, что пора от слов переходить к яствам и напиткам. Какой-то паренек принес большую зеленую бутылку, и присутствующие затянули нестройными голосами:
– Ev sistr'ta Laou ar sistr 'zo mat lon la!…
Я грустно усмехнулась: все, что эти люди смогли уловить из любимой мною бретонской культуры, это простая и незатейливая песенка про сидр…
Хозяин квартиры открыл бутылку так, что пробка ударилась об потолок и приземлилась в один из салатов, после чего гости протянули стаканы и каждому досталось понемногу янтарной влаги на донышко. Володя, кажется, перестал нервничать: все происходящее его забавляло настолько, что он смог позволить себе забыть о причине нашего здесь присутствия. Он смотрел на все происходящее как мальчишка в цирке, которому показывают клоунов и дрессированных слоников.
А вот Ириша напряглась. Она с трудом пробралась к Колбаскину, что-то шепнула ему на ухо, потом вернулась, ступая по чьим-то некстати вытянутым ногам, и уселась подле меня.
– Маргарит-Сергеевна, – прошептала она мне на ухо, – я договорилась, что как только Мишка закончит всю эту фигню, он сюда подойдет, и вы с ним поговорите…
– Спасибо, – прошептала я.
На место Колбаскина вышел длинноволосый юноша и стал петь бретонскую балладу о Яннике, который бессовестно бросил свою невесту, так как мама велела ему не водиться с девушками и идти учиться на священника. Я было приуныла заранее, но у мальчика оказался, как ни странно, неплохой голос, да и ошибок в бретонском произношении он почти не делал. Так что ему я аплодировала от души. Выступившая вслед за ним девушка, продекламировавшая свои стихи о Бретани, тоже была весьма мила, да и сочинения ее послушать было приятно. Если бы не причина нашего визита в эту веселую квартиру, я бы, наверное, получила удовольствие от этого вечера студенческой самодеятельности. В молодости я сама с удовольствием готовила капустники, хотя и стеснялась выходить на сцену.
– Видели? – кивнула Ириша на девушку, – Это Маша Петрова, с которой Димка в Питер ездил.
Вот уж сюрприз! Я-то представляла девушку, которую Татьяна обвиняла во всех смертных грехах и называла одним очень нехорошим словом, эдакой женщиной-вамп с пурпурными ногтями и глазами, подведенными черной краской. А тут – какой-то Гаврош белобрысый…
После чтения стихов длинноволосый снова заиграл на гитаре, но ему не дали исполнить то, что он хотел, потому что какая-то юная особа случайно облокотилась на музыкальный центр, и все шумы потонули в звуках бретонского гавота, утяжеленного современными музыкальными инструментами. Колбаскин махал руками и что-то пытался втолковать присутствующим, которые не сразу поняли, что он всего лишь требует убавить звук (видимо, боясь конфликтов с соседями). Через какое-то время музыку сделали потише. Гости потянулись к угощениям, а Миша стал неловко пробираться к нам с Володей.
– Ира сказала мне, что вы хотели меня о чем-то спросить… Насчет книг?
Я энергично закивала.
– Тогда пойдемте в другую комнату, а то здесь шумно…
– Собственно, вопрос об одной книге… – я поднялась с места и последовала за Колбаскиным, за мной увязался Володя и поманил пальцем одного "приятеля" из ЧОПа. Остальные двое остались в гостиной, видимо, обеспечивать безопасность Ириши.
Все эти предосторожности казались мне излишними на этой не очень тихой, но вполне интеллигентной вечеринке. Как только мы покинули гостиную, музыка умолкла, и кто-то вновь начал декламировать стихи.
– Я сегодня решил раздать все, – патетически жестикулируя, говорил Колбаскин, иду по коридору в соседнюю комнату. – Все книги, диски, они мне больше не нужны.
– А что, переезжаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Вслед за ними явилась понурая девушка Настя, о которой никто ничего не знал, потому что она почти всегда молчала. Она приносила с собой молдавское вино и пироги, молча нарезала салаты и с видом сиротки, прислуживающей у чужих людей, подавала все принесенное на стол.
С большим опозданием прибежали вихрастые первокурсники с филфака, мрачный парень Саша с волосами до плеч, весь в кожаном, с заклепками и цепями. Остальные подтянулись почти вовремя.
Подготовка к банкету как всегда легла на плечи унылой Насти, так как Даша и Наташа успели чуть ли не подраться за право поставить на стол бокалы. Сам хозяин не принимал участия в кухонной суете. У него были заботы поважнее – развесить на стенах постеры – странички из настенного календаря за 1998 год с видами Бретани, а также расставить позаимствованные у соседей стулья вокруг большого овального стола в гостиной. Единственное что он не доверил пришедшим – это извлечение из холодильника бутылки с настоящим бретонским сидром (подарок одного студента из Сен-Назера, приехавшего в МГУ по обмену). По Мишиному замыслу сидра должно было всем хватить по два-три глотка – в самый раз, чтобы причаститься к бретонской вечеринке. Диски со всякой бретонской и похожей на нее музыкой уже были стопкой составлены около музыкального центра.
– Мишечка, а давай я тебе помогу? – как всегда, манерно растягивая слова, обратилась к нему Даша. – Постеры развешивать, а? Я аккуратно умею, правда-правда!
– Спасибо, не надо, – отрывисто ответил Колбаскин.
– Даша, да он сам развесит, ты, между прочим, всегда криво вешаешь, – тут же встряла Наташа. – Давай, Миша, я тебе стол художественно сервирую?
– Не надо, спасибо, – буркнул Миша, кивнув в сторону Насти, которая с вечным выражением скорби и покорности судьбе расставляла разнокалиберные тарелки.
Черно-бело-полосатый бретонский флаг был торжественно извлечен из шкафа и ждал того часа, когда Миша, как всегда церемонно объявит очередную кельтскую вечеринку открытой. Впрочем, на этот раз он делал это без особенного энтузиазма. Он чувствовал, как "его" часть кельтской тусовки потихоньку расползается. Народ уходит кто куда, к своим интересам, и никто уже не хочет изображать из себя древних ирландцев. До серьезного реконструкторского клуба Колбаскин и К не дотягивали, а из несерьезной игры стремительно вырастали даже первокурсники. Миша уже не злился на них, просто грустил. Он-то знал, что все это не игра, и поэтому собирался сегодня сделать то, что задумал. Красиво, эффектно, чтобы они поняли, наконец, что он один из них ни во что не играл…
В дверь снова позвонили. Час Ч уже двадцать минут как пробил, а это значило, что скоро можно ждать и всех остальных гостей, которые, как истинные кельты, меньше чем на полчаса не опаздывали. Настя покорно оставила стол и поплелась в прихожую. Саша-в-коже уселся в самом дальнем углу и принялся настраивать гитару. Даша-Наташа налетели на оставленный Настей стол и стали по-своему расставлять тарелки.
– А вот и я! – в дверях гостиной показалась Маша Петрова с картонной коробкой, – Торт куда поставить?
– В холодильник! – буркнул Мишка.
Он не мог простить Маше того, что она перестала быть Дейрдре после возвращения из Питера.
– А ну-ка дай сюда! – подскочила Наташа, успев-таки опередить Дарью и выхватила из Машиных рук коробку с тортом. После чего с победным видом прошествовала на кухню: ее допустили аж до холодильника!
– А когда начинаем? – угрюмо спросил Саша из своего угла.
– Скоро, когда все соберутся, – ответил Кобласкин, придирчиво оглядывая гостиную и соображая, все ли на месте.
– А "все" – это кто? – но Сашин вопрос остался без ответа. Маша бродила, разглядывая постеры, Настя восстанавливала порядок на столе, а Даша и Наташа возмущались тем что: "Эта Настя наглая такая! Нет, ты только посмотри!… Можно подумать, она умеет на стол накрывать!"
***
– …Ну и где этот твой Колбасный живет? – Володя начинал нервничать и был готов сорвать свое волнение на ком угодно, включая собственную дочь. Но Ириша держалась на удивление спокойно. Она неторопливо достала из рюкзачка записную книжку и сверила номер дома с тем, который был записан у нее. Потом, близоруко сощурившись, поглядела на ту сторону Кутузовского проспекта. – Где-то здесь должна быть арка. Напротив театра Куклачева.
– Так это дальше, – раздраженно махнул рукой Володя.
Я тоже переживала. И как всегда, чувствовала себя виноватой. Как будто из-за меня вся наша странная процессия движется мимо помпезного сталинского здания навстречу загадочной и очевидно зловещей неизвестности. Больше всего меня огорчало то, что Володя ни слова не сказал жене о том, куда это мы все дружно отправились.
– Ну вот она, эта арка… – Ириша указала на нее своей яркой вязаной перчаткой.
Было уже темно и очень неуютно, особенно по ту сторону арки, в большом дворе, где невозможно было пройти по тротуару из-за припаркованных на нем машин.
Подъезд мы искали долго, кружили по двору, пытались найти кого-то у кого можно было бы спросить. Фонари над подъездами горели далеко не везде, так что если бы не разговорчивая пожилая дама с черным пуделем, мы бы еще долго бродили в поисках.
Ириша набрала код домофона.
– Але, – ответил грустный женский голос.
– Настен, это Ира Черемис. Я тут с друзьями к Мише…
Судя по верещанию кодового замка, Сезам открылся и нас впустили. Просторный вестибюль подъезда был в точности таким же, как внутренности высотки на Красных Воротах. Совпадение было настолько разительным, что у меня закружилась, голова. А мне-то казалось, что я совсем не волнуюсь…
– Нам на четвертый… Пешком пойдем? – Иришка вопросительно посмотрела на нас. Мы как по команде молча кивнули и зашагали вверх по лестнице, высокими пролетами поднимавшейся куда-то, куда и подумать страшно. Пахло кошками, обычной подъездной грязью и полным запустением, как это обычно бывает там, где кончилась эпоха былой роскоши.
Ириша уверено прошагала лак двери, на которой не было номера, и нажала на кнопку звонка. Прежде чем дверь открылась, ЧОПорные ребята оказались впереди нее, и когда за открытой дверью показалась испуганная девичья физиономия, Ирише пришлось из-за широких спин кричать:
– Насть, я это… с приятелями тут пришла…
Далее "приятели" повели себя и вовсе бесцеремонно: едва войдя в квартиру, двое из них бесшумно разбежались по всем комнатам и, видимо, убедившись в отсутствии опасности, через какое-то время снова оказались с прихожей.
– Вообще-то у нас принято снимать обувь и верхнюю одежду, – проговорил маленький смешной человечек, вышедший нам навстречу.
– Ой, Миш, ты уж извини, они больше не будут. Знакомься: Это мой папа. Пап, это Миша Колбаскин. Миш, а это Маргарит-Сергеевна, она очень Бретанью интересуется…
– Очень приятно, – бормотал милый смешной человечек (видимо, это и был хозяин квартиры). Странно, что по телефону он казался таким сердитым и резким.
– А это… – Иришка в панике оглянулась на "приятелей", с ужасом понимая, что забыла спросить, как их зовут. Но те не дали ей растеряться и по-военному четко представились…
– Алексей!
– Петр!
– Николай!
Колбаскин, слегка ошалев от такого приветствия, машинально протянул им руку:
– Приятно… Очень… Михаил…
За нашей спиной снова раздался звонок.
– Да вы проходите в гостиную. Обувь только не забудьте…
Алексей-Петр-Николай не вняли его мольбе и прошли в гостиную так. Я все же разулась, Ириша и Володя последовали моему примеру.
Пока я оглядывала комнату, сплошь оклеенную бретонскими видами – от Карнака до Изумрудного Берега, Ириша здоровалась с молодежью, которая лениво посиживала на креслах, поигрывала на гитарах и каких-то дудочках и болтала о том, да о сем. В комнате собралось уже человек семь-восемь, не считая нас, ждали еще кого-то. Дверь, видимо, уже не закрывали, потому что люди приходили без звонков. Приветствовали друг друга молча, молодые люди пожимали друг другу руки, девушки целовали друг друга и подставляли щеки молодым людям.
Когда нас набралось человек пятнадцать, Колбаскин неожиданно очутился во главе стола. Он постучал ножом по бокалу и неожиданно серьезно изрек:
– Господа!
Тишина, которой он ждал, так и не воцарилась. Он снова заколотил ножом по бокалу, за судьбу которого я начал опасаться.
– Дамы и господа! Вас так много собралось и это радует…
Гул голосов не стихал.
– … но именно потому, что нас много я прошу соблюдать тишину, иначе мы никогда не начнем наш музыкально-литературный вечер
– О, куда нас занесло! – нервно усмехнулся Володя.
После еще нескольких призывов к тишине гул голосов наконец-то смолк.
– Итак, – церемонно объявил Колбаскин, – Прошу поднять флаг, соответствующий теме нашего вечера…
Двое юношей развернули какую-то тряпицу, которая действительно оказалась бретонским флагом, и кнопками прикрепили его к старому шкафу, очевидно символизировавшему флагшток.
– Сегодня, – продолжал Колбаскин, – не самый обычный вечер. Все вы знаете… – он многозначительно обвел взглядом внимавшую ему толпу, – что в эту ночь мы празднуем Самайн, который символизирует начало нового года, а также темной части года…
Я вздохнула. При чем тут Самайн? В Бретани эта ночь зовется ночью всех святых, а отголоски языческих представлений о том, что в эту самую ночь начиналась темная часть года, моими возлюбленными бретонцами утрачена почти что насовсем. Ну и каша в голове у этой молодежи!
– К тому же, – так же торжественно вещал Колбаскин, не обращая внимания на тех, кто торопливо входил в гостиную и устраивался на задворках, – сегодня я объявляю о том, что наши встречи более не будут иметь место…
– Какое место они не будут иметь? – ехидно переспросил какой-то парень с гитарой, но оратор не обратил на него ровно никакого внимания.
– В эту таинственную ночь я решил уйти из этого мира
– Это что, клуб самоубийц? – удивился Володя, – Кажется, нам везет на криминальные истории.
– Да это он так, шу-у-утит, – успокоила нас сидевшая рядом восторженная девица, которую я, кажется, где-то видела… Только где?
Потом Колбаскин еще что-то долго и нужно говорил, но его начали перебивать возгласами "А сидр-то пить будем?" и он, наконец, понял, что пора от слов переходить к яствам и напиткам. Какой-то паренек принес большую зеленую бутылку, и присутствующие затянули нестройными голосами:
– Ev sistr'ta Laou ar sistr 'zo mat lon la!…
Я грустно усмехнулась: все, что эти люди смогли уловить из любимой мною бретонской культуры, это простая и незатейливая песенка про сидр…
Хозяин квартиры открыл бутылку так, что пробка ударилась об потолок и приземлилась в один из салатов, после чего гости протянули стаканы и каждому досталось понемногу янтарной влаги на донышко. Володя, кажется, перестал нервничать: все происходящее его забавляло настолько, что он смог позволить себе забыть о причине нашего здесь присутствия. Он смотрел на все происходящее как мальчишка в цирке, которому показывают клоунов и дрессированных слоников.
А вот Ириша напряглась. Она с трудом пробралась к Колбаскину, что-то шепнула ему на ухо, потом вернулась, ступая по чьим-то некстати вытянутым ногам, и уселась подле меня.
– Маргарит-Сергеевна, – прошептала она мне на ухо, – я договорилась, что как только Мишка закончит всю эту фигню, он сюда подойдет, и вы с ним поговорите…
– Спасибо, – прошептала я.
На место Колбаскина вышел длинноволосый юноша и стал петь бретонскую балладу о Яннике, который бессовестно бросил свою невесту, так как мама велела ему не водиться с девушками и идти учиться на священника. Я было приуныла заранее, но у мальчика оказался, как ни странно, неплохой голос, да и ошибок в бретонском произношении он почти не делал. Так что ему я аплодировала от души. Выступившая вслед за ним девушка, продекламировавшая свои стихи о Бретани, тоже была весьма мила, да и сочинения ее послушать было приятно. Если бы не причина нашего визита в эту веселую квартиру, я бы, наверное, получила удовольствие от этого вечера студенческой самодеятельности. В молодости я сама с удовольствием готовила капустники, хотя и стеснялась выходить на сцену.
– Видели? – кивнула Ириша на девушку, – Это Маша Петрова, с которой Димка в Питер ездил.
Вот уж сюрприз! Я-то представляла девушку, которую Татьяна обвиняла во всех смертных грехах и называла одним очень нехорошим словом, эдакой женщиной-вамп с пурпурными ногтями и глазами, подведенными черной краской. А тут – какой-то Гаврош белобрысый…
После чтения стихов длинноволосый снова заиграл на гитаре, но ему не дали исполнить то, что он хотел, потому что какая-то юная особа случайно облокотилась на музыкальный центр, и все шумы потонули в звуках бретонского гавота, утяжеленного современными музыкальными инструментами. Колбаскин махал руками и что-то пытался втолковать присутствующим, которые не сразу поняли, что он всего лишь требует убавить звук (видимо, боясь конфликтов с соседями). Через какое-то время музыку сделали потише. Гости потянулись к угощениям, а Миша стал неловко пробираться к нам с Володей.
– Ира сказала мне, что вы хотели меня о чем-то спросить… Насчет книг?
Я энергично закивала.
– Тогда пойдемте в другую комнату, а то здесь шумно…
– Собственно, вопрос об одной книге… – я поднялась с места и последовала за Колбаскиным, за мной увязался Володя и поманил пальцем одного "приятеля" из ЧОПа. Остальные двое остались в гостиной, видимо, обеспечивать безопасность Ириши.
Все эти предосторожности казались мне излишними на этой не очень тихой, но вполне интеллигентной вечеринке. Как только мы покинули гостиную, музыка умолкла, и кто-то вновь начал декламировать стихи.
– Я сегодня решил раздать все, – патетически жестикулируя, говорил Колбаскин, иду по коридору в соседнюю комнату. – Все книги, диски, они мне больше не нужны.
– А что, переезжаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39