Я почувствовал, что кубинцы тоже боятся его. Можно было войти в их положение - я тоже не любил бы его на их месте, но у меня сейчас в руках был такой серьезный аргумент в споре с ним, как R-1, и настало время или убить его, или доставить к майору.
Кубинец, который говорил по-английски, был, несомненно, главой "советнической" миссии. Он был лет на пятнадцать старше других "фиделистас". Я посчитал его за полковника или, минимум, за майора. За полковника я принимал его по возрасту, а так - попробуй, различи офицеров в кубинской армии: у них нет офицерских знаков различия. Старшему из кубинцев было лет сорок, другим - лет по двадцать пять. Старший был невысок и полноват, но в хорошей спортивной форме, иначе его не послали бы в Африку. У него были седые волосы и густые черные усы, в зубах он держал такую толстую сигару, как у самого Фиделя. Два других кубинских офицера, если они были таковыми, смахивали на близнецов: оба худощавые, маленькие и щеголеватые в своих зеленых маскировочных костюмах.
Старший пытался урезонить Гванду. Я не слышал, что он говорил, потому что его голос тонул в мощном басе Гванды. Гванда сделал глоток из бутылки и продолжил тираду, размахивая перед лицом кубинца кулаком:
- Говорю вам, что надо немедленно начинать наступление Чего вы ждете? Пока вы строите свои проклятые планы, а потом планы на основе прежних планов, Солсбери вербует все новых и новых наемников. На американцев все больше и больше давят, чтобы они выдвинули ультиматум Советскому Союзу и подтвердили его демонстрацией силы. Вы, кубинцы, должны лучше понимать, что может означать американский ультиматум. Кеннеди сказал им, что их ожидает, если они не уберут свои ракеты из вашей страны. Что будет - скажи, если можешь, - поступи они таким же образом здесь? Не будьте идиотами. Они дали пасть Анголе, потому что не были готовы к новой войне сразу после Вьетнама. Американцы знают, что, если падет Родезия, падет и Южная Африка. Они не допустят этого, если вовремя спохватятся.
Кубинцу надо было показать свою знаменитую гордость. Теперь настала его очередь выходить из себя, и он со злостью швырнул свою толстую сигару в костер. Несмотря на испанский акцент, в его произношении был сильный американский налет. Не исключено, что он много времени провел в Штатах. Оба его подчиненных нервозно следили за старшим, то и дело заискивающе улыбаясь убийцам из окружения Гванды, но те не отвечали на их улыбки, за исключением совсем пьяных.
- Я подчиняюсь своим приказам! - кричал старший кубинец.
Крепкие же у него были нервы, если он мог так кричать на Гванду, имея в союзниках только пистолет в кобуре. - Никакого вторжения сейчас не будет. Надо быть разумным, полковник. Мы оба солдаты и должны подчиняться приказам. Вы подчиняетесь приказам своего командования, я - своего.
Гванде это понравилось, и он засмеялся. Он по-прежнему был не в себе, но не настолько, как минутами раньше.
- В Африке все не так. Для меня, по крайней мере. Я подчиняюсь только тем приказам, которые считаю умными. А то, что вы мне говорите, - глупость. Сколько у вас людей с той стороны прохода? Сколько кубинцев в Мозамбике?
- Достаточно. Не об этом речь.
Гванда как следует отхлебнул из бутылки и завелся пуще прежнего. Он заорал на кубинца:
- Плевать мне, о чем там у вас речь! Вы считаетесь командующим войсками, расположенными по ту сторону прохода. И там, за проходом Зану, у вас больше войск, чем во всей родезийской армии. Вся эта паршивая родезийская армия - не больше пяти тысяч чело век. Так называемые резервисты - это ерунда, кучка фермеров и иммигрантов из Европы, которые даже английского не знают. Забудьте о приказах Сами оцените ситуацию - и посылайте своих сюда. А раз так, то и остальные кубинцы поддержат вас. Пока американцы закончат споры в конгрессе, освобождение Родезии станет свершившимся фактом. А после этого они сюда не полезут. - Гванда ухмыльнулся. - Так что выйдет не по-американски.
Кубинец медленно покачал головой, вытаскивая тем временем новую сигару из кармана рубашки. Другой кубинец поднес ему зажигалку. Некоторое время он молча раскуривал сигару, потом заговорил, вновь оспаривая доводы Гванды и усиленно жестикулируя сигарой.
Гванда опять заорал на него:
- Русский лакей! Не тычь в меня этой своей вонючей штукой! Ты можешь хоть раз в жизни быть мужчиной?
В кубинце опять взыграла успокоившаяся было гордость:
- Мне нечего доказывать вам. Где вы были, когда мы дрались и умирали в Анголе?
Гванда набрал в рот мокроты и смачно плюнул возле ног кубинца. Тот отступил и положил руку на кобуру. В этой ситуации это был не лучший шаг с его стороны. Другие кубинцы не знали, что предпринять, но они оказались умнее своего шефа и не потянулись к пистолетам.
- Сейчас они начнут убивать друг друга, - прошептал Ван Рейс.
- Да, - шепнул я в ответ, улыбнувшись.
Южноафриканец улыбнулся мне в ответ:
- Тогда и мы начнем.
Гванда гремел, явно пытаясь спровоцировать гордого кубинца:
- Ты мужчина, пока русские водят твоей рукой. Вы вроде ирландских или шотландских крестьян, которых англичане посылают сюда воевать за свои интересы. Они все равно остаются для англичан дерьмом, даже если защищают их интересы. Так и вы для русских. Вы - самое настоящее дерьмо. Все вы лакеи. Возьмись за ум, парень, и присоединяйся к нам. Ведь ты даже не белый...
Кубинец хлопнул рукой по кобуре, но не успел даже открыть ее. Гванда сделал шаг в сторону и кивнул. Автоматчик, которого я в первый момент не заметил, - но автоматчик хороший, - уложил главного кубинца, а потом и двух других. Близнецов с тонкими усиками.
Я открыл огонь, потом Ван Рейс из своего замечательного израильского автомата, а там и мои мэрки вскочили с земли, надежно замаскированные листвой деревьев. Им очень хотелось выразить благодарность Гванде за истертые ноги, а наемников весьма раздражают такие мелочи. По большому счету с ними нет проблем, они не идеалисты, но стертые ноги или перебои со жратвой доводят их до белого каления. О, они обрушили на, лагерь такой ливень свинца! Мое внимание было приковано к автоматчику, который скосил трех кубинцев. Он влетел в палатку кубинцев и стрелял из-за брезента. Это его скрывало, но не защищало, и когда я определил его местоположение, то быстро утихомирил его. Он упал на палатку и завалил ее. От града пуль палатка загорелась, и бушующее пламя взметнулось до верхушек деревьев. Террористы понимали, что влипли, но некоторые пытались оказать сопротивление. Однако это было бесполезно, потому что мои наемники в этой жизни не делали столько глупостей, сколько, в гражданской. Сейчас они занимались тем, что им нравилось больше всего, - убивать за деньги. В нескольких ярдах правее меня Ван Рейс строчил из своего "галила", короткими и длинными очередями укладывая террористов. Ответный огонь был сильным, но стреляли в отчаянии, неприцельно. Я услышал прямо-таки женский крик ирландца Смита, которому очередью прошило голову. Потом застонал Ван Рейс. Я посмотрел на него, но крови не увидел, а Ван Рейс уже снова стрелял как ни в чем не бывала
Следующим был поражен Леманн, один из южноафриканцев. Он находился рядом со мной, и я слышал глухой шлепок, когда пуля отрикошетила от камня и прошила ему горло. Как часто бывает с людьми, когда в них попадает пуля, он вскочил на ноги и обеими руками схватился за горло. В нормальной войне, где есть врач, его рана, возможно, не была бы смертельной, но здесь, в горах, он был обречен. Еще одна автоматная очередь снесла ему большую часть черепа.
Центр лагеря был усыпан мертвыми и умирающими террористами. Когда мы открыли огонь, Гванда нырнул за камень, и в течение какого-то времени я думал, что он убит. Но потом увидел его фельдмаршальскую фуражку, торчавшую из-за камня. Он поднял пистолет поверх камня и начал было стрелять. Я выстрелил в его сторону и сбил с его головы странную фуражку. У него была такая шапка волос, что неясно было, где у него начинается и кончается голова. Он снова появился и начал палить из своего пистолета. Я,снова загнал его за камень, полив пулями верхушку камня. Мои люди вели устойчивый огонь, кося все, что бегало, ходило или ползала Я выругался, когда один из грузовиков загорелся. Деревянный кузов старой машины горел очень хорошо. Через минуту взорвется бензобак, подумал я. И он взорвался, разбрасывая пламя во все стороны. Пять-шесть террористов пытались завести один из двух оставшихся грузовиков. Им это удалось, и они уже тронулись, но Ван Рейс длинной прицельной очередью взорвал его.
- Вперед, - крикнул я, поднимаясь на ноги. - Заканчивайте. Я иду за Гвандой.
Наемники выскочили из укрытий и пошли вперед, стреляя на ходу. Шаг за шагом они прошли весь лагерь, завершив дело, а я с R-1 на изготовку направился к Гванде, готовый разнести его на куски, если он высунется со своим пистолетом.
- Гванда, - закричал я, - встань и покажись. Руки за голову, пистолет оставь там.
Гванда встал, но пистолет был по-прежнему у него в руке, хотя и не нацелен на меня. Я подумал, что "полковник", этот убийца маленьких девочек, хочет умереть, как солдат. Использовать пистолет против меня ему не имело смысла. У него был немецкий Р-38, прекрасный полуавтоматический пистолет, но он не мог соперничать в огневой мощи с моим R-1 Он посмотрел на меня мрачными испуганными глазами, пытаясь прийти к какому-нибудь решению.
- Брось пистолет, - приказал я, - или попытайся пустить его в дело. У меня нет времени.
Гванда бросил Р-38 и произнес:
- Я военнопленный.
Он, наверное, подумал, что это красивый и театральный жест. Эти выверты пусть он прибережет для суда в Солсбери, мне на них наплевать. Я велел ему выйти из-за камня. Наемники прочесали лагерь. Прогремела последняя короткая очередь. Все, стрельба закончилась. По периметру выставили охрану. Пришел Ван Рейс и доложил то, что я уже знал: все террористы перебиты. Все, кроме троих, которые скрылись в темноте.
- Это печально, - сказал Ван Рейс. - Мы ведь так близко к ним подошли, надо было всех положить. А так очень скоро за нами придет новая компания.
Тут подал голос Гванда:
- Даже если бы вы положили всех, за вами все равно пришли бы. Вы думаете, мои люди дадут вам увести меня? До Солсбери еще далеко.
Никто из нас не ответил этой скотине.
- У тебя есть наручники, - обратился я к Ван Рейсу. - Надень их нашему другу, и давай мотать отсюда.
- Ты прочел мои мысли, - заметил Ван Рейс.
Он нашел наручники, замкнул Гванде руки за спиной и ткнул его лицом в грязь. Потом позвал Марсдена, англичанина, и поручил ему опекать пленного.
Бутылка Гванды с южноафриканским бренди чудесным образом осталась невредимой под градом пуль. Я поднял ее, там оставалась еще добрая половина.
- Думаю, не отравимся, если выпьем из одной бутылки с Гвандой.
Ван Рейс улыбнулся мне, открыл ее и сделал большой глоток.
- Это вещь, - произнес он. - После тяжелого трудового дня ничего нет лучше, чем выпить доброго напитка. И все же...
- Да, знаю: нет ничего лучше бутылочки холодненького "кейптаунского". Жаль, что нам не удалось прихватить одного из кубинцев.
Я взял у Ван Рейса бутылку и допил оставшийся бренди. Это был не самый лучший бренди, который когда-либо производила Южная Африка. Он проскочил как огонь, потом внутри разлилось приятное тепло.
Мы с Ван Рейсом подошли к мертвым кубинцам и обшарили их Взяли личные номера, кошельки, оружие с кубинской маркировкой.
- Хватит, я думаю, - сказал Ван Рейс. - Да, действительно жаль, что нам не удалось захватить их. В последнее время они стали очень надоедливыми, эти кубинцы. По крайней мере, мы знаем, что они готовят вторжение.
- Не сегодня ночью, - добавил я, - но все равно будет.
- Да, в этом нет никакого сомнения. - Ван Рейс не был ни оптимистом, ни пессимистом. Он все воспринимал солидно и спокойно. - Но мы с ними поборемся,
конечно. А что нам еще остается делать? Но здесь им не Ангола. Часть наших побежит в Южную Африку. Надеюсь, добегут. А остальные никуда не уйдут и будут драться.
Я сказал Ван Рейсу, чтобы собрал людей, а потом посмотрел, в хорошем ли состоянии оставшийся грузовик.
- Поднимай пленного, пускай лезет в кузов, - приказал я Марсдену. - И смотри за ним.
- Как за любимой мамочкой, -; ответил англичанин.
Ван Рейс закончил осмотр грузовика.
- Не так уж он и плох Покрышки поистерлись на этих дорогах. Призов на нем не получишь, но, думаю, поедет.
- А с бензином как?
- В баке больше половины. Запасов нет, они были в первой машине, которую мы взорвали. Для начала нам хватит, а в районе Умтали мы встретимся со своими.
- Будем надеяться. Ладно, поехали.
Двух погибших наемников мы оставили там, где они лежали. Мы не прочитали молитв над их телами, не прозвучал над ними и прощальный салют. Леманн и Смит приехали в Родезию воевать за тысячу шестьсот долларов в месяц - плата хорошая для любой армии. Как только мы отъедем от лагеря, из тьмы выйдут шакалы и начнут рвать их на куски.
Только когда Кесслер зажег фары, я увидел, что Ван Рейс ранен в бок. Он сказал, что это поверхностная рана, кость не задета, но в Африке любое поверхностное ранение, если его надолго оставить необработанным, может оказаться смертельным. Когда я предложил ему, чтобы он занял мое место рядом с Кесслером, он отказался. Думаю, он считал, что командир должен ехать на удобном и почетном месте.
- Не спорь, поедешь с водителем. А мы с Гвандой поедем наверху, подышим ночным воздухом.
Мы с Марсденом завалили Гванду в кузов, куда залезли и остальные. Кесслер включил передачу, и машина тронулась. Когда она поворачивала, свет фар на мгновение осветил лагерь. С точки зрения наемника, зрелище было весьма симпатичное. Кесслеру, этому кровожадному крауту, здесь понравилось все. Да так понравилось, что я подумал, как бы он не вышел из машины и не начал все это фотографировать.
- Бог мой! Ну, мы им дали, а, командир?
Командир! Брови у меня сами приподнялись от удивления: это был первый знак уважения со стороны Кесслера, с тех пор как я его знал. Что ж, сэр, теперь ты точно заработал свою сигару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15