Серебристая дорожка пересекала комнату и отражалась от большого старинного зеркала.
Я лежал и слушал, как шумит сад.
Несмотря на усталость, сон накатывал на меня вол нами, и большую часть времени я провел в каком-то забытьи. По овалу двигались вперемежку люди и звери. Каждое мгновенье кто-то вырывался из толпы и исчезал в розовом мареве, которое окружало нас. Это ритуал, понимал я, и пытался остановиться. Но толкали в спину, и я продолжал бежать в безумном хороводе. Наконец пелена лопнула, и я оказался на краю лестницы. На ступеньках сидела женщина, почти девочка, спрятав лицо под черным капюшоном. Я попытался обойти ее, но она встрепенулась и откинула капюшон. Ее глаза оказались совсем близко. Неестественно близко. Блеклые старушечьи глаза, разделенные породистой тонкой переносицей. Из черных складок одежды выскользнула худая белая рука и загородила мне дорогу. Я шагнул ей навстречу, прошел сквозь нее и всплыл из кошмара, чтобы
увидеть лунную дорожку на полу.
Потом мне приснилось, что по дому кто-то ходит. Шаги проскрипели мимо моей двери, замерли в конце коридора, снова послышались в одной из комнат...
Мне казалось, сейчас что-то произойдет... Но шаги стали возвращаться, и тут я услышал, как стучат ветви в стены дома, и понял, что не сплю.
Кто-то бродил по мрачному затихшему дому.
Я лежал тихо-тихо и слушал.
Шаги приближались.
Вот они скрипнули в конце коридора, возле лестницы. Шаги были осторожные. Я тихо встал, подкрался к двери.
Сердце стучит где-то возле самого горла.
Еще мгновение - и я окажусь с этим неизвестным лицом к лицу. Подошвы шаркнули у самого порога.
Я рванул ручку на себя...
Дверь была заперта.
0 дальнейшем у меня довольно сбивчивые воспоминания. Я что-то крикнул, снова и снова дернул дверь, потом, разбежавшись, изо всех сил двинул ее плечом. Дверь выстояла. Я снова разбежался... Наверное, с третьей попытки я бы разнес ее в щепки. Я задыхался от ярости. Неожиданное дверь поддалась, и я вывалился в коридор, чуть не сбив с ног Нину.
Она была бледная и испуганная.
- Что случилось? - тихо спросила она.
- Что случилось?! - меня трясло от злости. - Это вас надо спросить. Какого лешего вы заперли дверь?
- Я не закрывала, - она побледнела еще сильнее.
- Как же, мне все приснилось! Ведь он же ходил по всему дому...
- Кто ходил? - она вздрогнула.
- Откуда я знаю. Вы что, сами не слышали?
Она промолчала, отступив на шаг от меня.
- Ну и ночка, - не унимался я, - лучше уж среди подопытных крыс...
Я стоял босиком на полу и почувствовал, как мерзнут ноги.
- И опять эти сквозняки... - пробормотал я.
- Открыто окно... - прошептала Нина, не поднимая глаз, - в кабинете у Бессонова...
- Так закройте же. Насморка мне только не хватало.
- Не могу... боюсь.
- Черт знает что...
Я нашел под кроватью свои туфли и, надев их на босу ногу, прошел в кабинет хозяина. На улице здорово похолодало, и я, ежась от холода, подошел к распахнутому окну. За окном было молочно-бело от густого предутреннего тумана, я высунулся, чтобы рассмотреть хотя бы ветви яблонь у дома. Они едва проглядывались серыми скорченными тенями.
- Что там? - тревожно спросила Нина.
- Ничего интересного. Сыро только, как в погребе.
Я взялся рукой за шпингалет и начал закрывать окно. Но так и замер, с поднятой рукой и выпученными глазами...
Где-то совсем рядом, из скрытого густой пеленой тумана сада, возник глухой, тоскливый, леденящий душу вой. Он наполнил собою весь дом, пропитал, казалось, насквозь все тело щемящей болью.
И оборвался так же внезапно, как и возник.
Я наконец нашел в себе силы и захлопнул окно. Потом обернулся к Нине.
Она сидела на диване, уронив голову на скрещенные руки. Сидела тихо, неподвижно.
- Бродячая собака, - сказал я, - их много развелось в последнее время.
Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
- Это не бродячая, - сказала она глухо. - Это не собака.
- Глупости... Вам надо принять снотворное и уснуть.
Она замотала головой.
- Я уже приняла. Две таблетки...
Ее стала бить мелкая дрожь. Я присел рядом на диван и обнял ее за плечи.
- Успокойтесь. Утром все выясним...
Она снова отрицательно покачала головой и прижалась к моему плечу. В коридоре тикали старые напольные часы, поскрипывали перекрытия, в дымоходе завывал ветер.
Так мы и сидели, как два подростка, обнявшись и укрывая друг друга от холода и всяческих напастей, которые роились в нашем возбужденном воображении. Я и не заметил, как побелело окно и туман стал рассеиваться. Нина уже спала, положив голову мне на плечо и изредка жалобно всхлипывая во сне. Тогда ресницы ее вздрагивали, и она еще крепче обхватывала мою руку...
2. СУББОТА
Когда на стекле появился первый блик солнечного луча, я осторожно встал, чтобы не разбудить спящую женщину, и подошел к окну. Я отворил его и смотрел, как пожар рассвета заливает бездонное небо и пустынную улочку, старый яблоневый сад и далекую березовую рощу, как отражается он в золотых куполах церквушки, что стоит на пригорке у реки.
Воздух после дождя холодный и влажный. Он пахнет свежестью осеннего утра. Березовая роща набегает на косогор янтарным прибоем, и ветер шелестит за моей спиной белыми тюлевыми занавесками. Город только просыпается, и над его красными крышами повисает на мгновение крик утренней электрички.
А здесь, на окраине, где-то заиграло радио, захрипел в утреннем кашле курильщика сосед слева, стукнула рама в доме напротив, и зазвенела поздняя пчела у сиреневых астр под окном.
В эти мгновения хочется верить, что душа бессмертна.
Я затворяю окно и, прихватив из своей комнаты полотенце, иду в душевую. Включаю холодную воду и проклинаю себя за решение начинать каждый день с этой пытки. Сердце подпрыгивает и обрывается, внутренности судорожно сжимаются. Я постанываю, подставляя тело под упругие ледяные струи, но креплюсь. И понимаю, что перед остальным человечеством у меня есть небольшое преимущество. Я заранее знаю, что когда-нибудь умру в ванной от холода.
Наконец, растираюсь махровым полотенцем и одеваюсь.
Нина еще спит, и я решаю выйти на улицу - посмотреть, не наследил ли ночной гость. Не то, чтобы я был очень любопытен, просто в голове у меня некоторый сумбур, от которого хотелось бы избавиться.
Иду в прихожую, где на вешалке оставил вчера свой плащ. В коридоре полумрак - день проникает сюда сквозь небольшое и пыльное окно. У вешалки останавливаюсь в нерешительности.
Дело в том, что я ношу свой плащ уже пять лет, и мы научились довольно быстро узнавать друг друга. Потому-то я сразу догадался, что здесь что-то не так... Моего плаща не было.
Вместо него висела чужая куртка.
Я протянул к ней руку, но на мгновение раньше понял, что ткань вся промокла от ночного дождя. Снимаю куртку с вешалки и в растерянности разглядываю. Синяя, финская, лыжная... Сейчас в таких никто не ходит, а раньше были в моде.
Дождь начался, когда я был уже в доме. Значит, хозяин куртки пришел следом. Ночные шорохи получают некоторое объяснение. И еще - в принципе я не против люди должны делиться с ближними, в том числе и одеждой. Но как-то не принято делать это заочно. Тем более что в плаще остались документы на машину, деньги, права и ключи. Такие дела...
Я понимаю, что попал в довольно нелепое положение. Кем бы ни был ночной гость и какие бы обстоятельства ни вынудили его к столь таинственным посещениям, содержимое моих карманов, точнее отсутствие его, создает массу неудобств.
Мой черный длинный плащ...
Я вешаю чужую куртку на место и бреду обратно по коридору.
Под ногой вдруг пронзительно скрипит половица.
Я припоминаю, что уже слышал этот скрип.
Нины в комнате не было, а в душевой шумела вода. Я прошел на кухню, открыл холодильник и решил внести разнообразие в меню омлетом. Поставил на плиту чайник, и как раз, когда он закипел, на кухню вошла Нина. Она сонно жмурилась и ела яблоко.
- Доброе утро, - Нина застенчиво улыбнулась.
- Уи, мадам, утро вы уже проспали.
- Неужели? - спросила она с притворным удивлением. - Хотя, наверное, вы правы.
Нина села напротив меня и подвинула к себе тарелку.
- А вы неплохо готовите...
- У меня долгая практика.
- Как это?
- В холостяцкой жизни есть единственный недостаток. Все приходится делать самому. В том числе и готовить.
- Единственный?
- Да. В остальном чувствуешь себя как до грехопадения. Я имею в виду библейский сюжет.
Нина качает головой:
- Да, жизнь одинокого мужчины гораздо привлекательнее, чем одинокой женщины. В глазах общества, во всяком случае.
- Вот как?
- Именно. Одинокий мужчина, сам себе стирающий белье, - у окружающих это вызывает только восхищение. Как и героизм холостяка, вынужденного самостоятельно варить макароны. Когда то же самое проделывает женщина, ничего особенного в этом никто не видит. Разве кто пожалеет - не позарились на бедняжку. А уж
когда видят разведенного папашу, который в выходной вместо
футбола и компании дружков прогуливает свое чадо, которое, к
слову, остальные шесть дней живет у мамы, - тут общественность
начинает путаться в соплях умиления.
- С чего это вы так сердиты?..
- Просто жалею незамужних баб. Получается, они кругом виноватые. Одна поехала отдыхать - ловит кавалеров, завела ребенка - умудрилась лечь под кого-то, не завела - норовит оставить отечество без детей, одевается нарядно выставляется напоказ, наоборот - синий чулок, выдра и мужик в юбке.
- Ну а замужние? - я рассмеялся. - Им-то полегче?
- Через месяц после свадьбы муж вдруг понимает, что ты вкалываешь на работе так же, как и он, если не больше, а по вечерам валишься с ног от усталости. И до него доходит, что розовая мечта о вкусных ужинах из трех блюд, сказках Шахерезады и прочих прелестях разбивается о действительность. И тогда в один прекрасный день ты замечаешь следы чужой пудры у него на рубашке, подозрительно долгие разговоры по телефону с неизвестным абонентом, которого муж почему-то называет Иван Иванычем и при этом предательски краснеет. А потом из-за пустячного конфликта вдруг уходит из дома... Может, рано или поздно он поймает свою мечту за подол, но ты-то становишься снова одинокой бабой...
Бессонова замолкает и несколько минут сосредоточенно ест. А я исподтишка наблюдаю за ней.
У нее крылатые брови и переменчивые глаза. Еще вчера они казались серыми, а сейчас я замечаю, что они уже зеленые с золотистыми искорками. Выступающие скулы, длинные блестящие
ресницы, капризные губы и роскошные темно-русые волосы...
За кофе я решаюсь:
- Нина, как вы думаете, ваш муж...
- Вам интересно, не сбежал ли он? - ресницы ее
вздрагивают. - Если и сбежал, то до первых заморозков. На нем была
легкая куртка, а что-нибудь потеплее он вряд ли сможет купить с
первой зарплаты. Со второй тоже.
Тогда я рассказываю, что увидел на вешалке.
- Значит, - она прикусывает губу, - он оказался хитрее...
Мне неловко. Мужья иногда сбегают от своих жен, и тут я, конечно, ни при чем. Но делается это, как правило, с меньшей помпой. Во всяком случае, быть свидетелем довольно тягостно.
Потом мы вместе идем к вешалке.
- Я еще вчера заметила - на вас был плащ - совсем как у Бессонова. Он ведь скоро должен был в него влезть - погода... Недавно перевесила к себе в шкаф хотела пуговицу пришить, да забыла. Вот он и перепутал. Он рассеянный, может сразу не спохватиться...
- Ничего, подождем до понедельника, - бодро говорю я, с трудом подавляя раздражение.
Дурацкое положение. Нина хочет что-то ответить, но, вижу, не может подобрать слова. Уж не извиниться ли она собирается за своего сбежавшего мужа?
Никогда не допускайте в сердце жалость - вы становитесь рабом тех, кого пожалели. Сочувствие - еще куда ни шло...
Зазвонил телефон.
- Вас, - зовет меня Нина. - Звонит Эдгар.
- Привет, - говорю я.
- Здравствуй, - вежливо отвечает Эдгар. - Слушай, у меня в шкафу стоят два отличных удилища со шведской леской...
- Так-так, развивай свою мысль.
- Конечно, теперь не самое удачное время для рыбалки, но я знаю прекрасный пляж и заводь, где в тихих омутах кое-что водится.
- Так чего же мы ждем?
- Это я и хотел спросить.
- Считай, что уже спросил. Где встретимся?
- Слушай, у тебя из окна видна церковь с золотыми куполами? Над рекой?
- Угу.
- Там и встретимся. Кстати, не забудь накопать червей.
- А ты малый не промах...
Когда я вернулся на кухню, Нины там уже не было, а возле моей тарелки лежал ключ. Я не стал больше задерживаться. Только натянул на себя оставшиеся в сумке теплые вещи.
Всегда стараюсь увильнуть от проблем, когда они возникают. Хотя бы на часок. Путеводной звездой мне были золотые купола церквушки.
* * *
За пустырем асфальт кончился, под будущее полотно был насыпан толстый слой гравия, и стояли большие оранжевые дорожные машины. От них пахло натруженным металлом и мазутом. За машинами притулился домик с резными наличниками, клумбой отцветших роз и ухоженным палисадником.
Я вспомнил просьбу Эдгара и остановился. В самом углу огорода, у забора, на рыхлой черной земле, лежал многообещающий серый лист шифера.
На крылечке сидела старушка лет под сто и с удовольствием уплетала морковку:
- Сударыня, - спросил я, - вы не позволили бы мне заглянуть вон под тот кусок шифера? Мы с другом собрались на рыбалку, и чего нам не хватает - так это наживки. Хороших дождевых червей. Уверен, я найду их именно там.
- Молодой человек, - она подняла голову, - сразу видно, что в вас романтики и отваги хватит на десятерых. Только неисправимый романтик мог обратиться к такой старой мегере, как я, со слова "сударыня"... Что же касается отваги - не тревожьте прах бедного существа...
- С нами крестная сила! Как такое может быть?
- Да-да, моя бедная серая кошка... Наверное, съела отравленную мышь. Соседи травили... - она нахохлилась и стала похожей на поблекшую моль.
- Какая грустная история, - я подпустил дрожи в голосе.
- И не говорите, - старушка встрепенулась и улыбнулась. - Хотите морковку?
- Благодарю вас, надо спешить. Меня ждет товарищ. Кроме того - долг чести. Пресловутые черви.
- Тогда выпейте хотя бы молока, а я пока принесу лопату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17