Развернул его - тускло блеснул красновато-желтый корявый камушек величиной со спичечный коробок.
"Так вот ты какой?" - меланхолично подумал Климов и немного удивился, что ему раньше не пришла в голову мысль посмотреть на виновника преступления. - Неужели это из-за тебя?.."
Следователь спокойно взял самородок, как будто это был обыкновенный булыжник, положил его на траву, в то место, где была обозначена рука. Некоторое время он в мрачной задумчивости взирал на эту картину.
- Константин Леонидович... - неожиданно громко в наступившей тишине прозвучал голос врача. - А ушиб-то слабенький. С размаху так не бьют.
Эта фраза сразу преобразила Хрустова. Его как будто током тряхнуло. Он вытащил из "дипломата" лупу, подошел к сундучку, уставился на его угол.
- Юрий Петрович, полюбопытствуйте! - позвал он врача.
Гаврилов оторвался от своего "объекта", заглянул в увеличительное стекло.
- Угу, - подтвердил он. - Похоже... Вот эпителий... брызги крови...
- Так!.. - Хрустов оживленно потер ладони. - А скажите-ка мне, граждане свидетели, ваш Мохов на здоровье не жаловался? Голова? Сердце?
Тихомиров встрепенулся...
- Жаловаться не жаловался... А за грудь в последнее время хватался... Я замечал... Вздохнет - так тяжко, жалобно... И руку к сердцу тянет.
- Во-о-от... - протяжно, выразительно сказал Хрустов. - А вы, товарищ лейтенант, говорите "выводы"...
Честно говоря, Климов не понял, на что намекает следователь. И только по тому, как весело сверкнули глаза Хрустова, окруженные золотой дужкой очков, ощутил: произошло нечто важное, проливающее свет на всю эту мрачную историю.
И вдруг послышался какой-то странный, булькающий звук. Шаронов, схватившись рукой за горло, извиваясь всем телом, не то рыдал, не то смеялся. Лицо его обмякло, как будто с него сползла тонкая резиновая маска. Лейтенант с удивлением увидел - перед ним совершенно другой человек: напряжение, державшее Шаронова в тисках, бесследно ушло. Да, он смеялся, хохотал, рычал... И, глядя на него, Хрустов почему-то тоже улыбался...
И снова была лесная тропа, и снова сочно чавкала грязь под копытами лошадей, и снова сонно качался Климов на своем жеребце, а сзади - с Джеком поперек седла - ехал побуревший от усталости Исаев. Они возвращались на заставу - спокойные, умиротворенные. Картины прошедшего дня - несколько утомительных часов осмотра, отправка трупа с вертолетом на Большую землю, заключительная беседа с Хрустовым, прощание с Шароновым - все это толпилось в сознании, воспринималось как тяжкий, давний сон.
Перед отлетом Хрустов сказал Климову:
- Кстати, ваш "рапорт" многое прояснил. Мохов был крупной, внешне здоровой особью, поэтому никто из вас не заподозрил естественную смерть, а тут еще этот шрам на виске... Но, во-первых, Мохов сильно пил, а во-вторых, то нервное состояние, в котором он находился, неумолимо вело к срыву. Видимо, сердце не выдержало...
Климов прикрыл веки. И ему вдруг представилось видение.
Ночь, шуршит дождь по палатке... А Мохов не спит: белыми от ненависти глазами смотрит он в темноту, и в который раз накатывает на него тяжкая тоска. И пульсирует в его голове одна и та же едкая мысль: "Что наделал? Что наделал?.. Сколько лет лелеял в душе мечту-тайну... Все думал, надеялся - придет пора, найдет он эти "златые горы". И тогда начнется совсем другая жизнь - веселая, праздная: вино забулькает - сладкое, душистое; сударки-любовницы будут заглядывать в глаза, ловить каждый блеск его желания... Эх, все пропало! В один миг... Мозгляк этот проклятый за стакан водки купил дедовскую тайну. Теперь все прахом пойдет, все казна заберет, перемелет..." И снова заныло нутро, что-то там жгло, томило... Он встал - страшный, озверевший, тихо пополз вдоль нар. Спят-сопят кореши, намаялись... Нет им до него дела, никто не знает, что с ним творится, как корежит его судьба...
Зачем он шел в камеральную палатку? Может, хотел убить Шаронова? При осмотре в кармане Мохова был обнаружен охотничий нож.
Он стоял перед этим паршивым сундучком, в котором лежал "его" самородок... Нет начальника... Куда же Шаронов делся? И здесь ему повезло - уберег друг-случай... Потянул заскорузлыми пальцами замочек - только петелька звякнула... Вот он - "золоточек", лежит на ладошке... "Мой это! Никому не отдам... Зубами глотки перегрызу - за свое, за дедовское..." И вдруг накатил страх, отчаяние... "Что сделаешь? Придут, отнимут, заберут..." Вспыхнула в груди ярость, схватила лютая боль - будто взорвалось что-то внутри... Подкосились ноги, захрипел, дернулся... Падая, ударился головой, но сжимал, сжимал в кулаке желанный кусок золота... И холод от него стал медленно разливаться по всему телу...
Климов покачнулся - конь оступился в бочажок. Лейтенант открыл глаза, провел рукавом по лицу, смахнул прилипшую к губам паутинку.
Впереди за деревьями блестела река. Значит, застава совсем рядом.
Месяца через полтора Хрустов прислал Климову подробное письмо, в котором писал, что версия о естественной смерти Мохова подтвердилась, что сейчас он занимается новым сложным делом и на пути к истине следует ответить на множество вопросов. Но надежды на благоприятный исход не теряет. Желает Климову не забывать юридических уроков, полученных в связи с расследованием обстоятельств гибели Мохова.
Климов усмехнулся. Все же он испытывал явную симпатию к жизнерадостному и уверенному в себе Хрустову.

1 2 3 4 5