В нем, между прочим, указывалось, что в одном из шурфов была проба с весовым золотом. Это меня уже насторожило. Я стал изучать этот район направленно - на золото и через некоторое время окончательно убедился, что оно может здесь быть... Дальнейшее вам известно... Мохов каким-то образом узнал о нашей разведке. Он приходил ко мне домой, просил, чтобы я взял его с собой. Я подумал, что отказать ему несправедливо. Он очень переживал, плакал, проклинал себя за болтливость... Я успокаивал, говорил, что рано или поздно это месторождение все равно обнаружат и вообще, хватит ему прошлым веком жить! Вроде угомонился, работал как все... Но когда нашел самородок, с ним что-то произошло, прямо черт какой-то в него вселился... Помню: идет, несет "золоточек" - лицо зеленое, руки дрожат, глаза кровью налились... Опять начались упреки. Потом он стал угрожать, что расскажет всем, как я вышел на золото. Я на него прикрикнул, сказал, что меня это не пугает: я на государство работаю, а не себе в карман. Тогда он затребовал каких-то гарантий; спрашивал, какая ему будет "премия", одним словом - извел и себя и меня...
- Ты не выдержал - и трахнул его по башке, - мрачно произнес Никишин.
- Нет, Петя, ошибаешься... Мне его жалко было. Понял?
- А ты умеешь жалеть-то? Ты же презираешь всех.
- Зря ты так, Петя... Все я умею: и любить и жалеть... Только пойми, чудак, если человек живет целью, она его в плен берет и... сушит, конечно. Чем-то за страсть платить надо... От меня и жена ушла. Я до сих пор люблю ее... Мне без нее так плохо, хоть вой. А что толку? Женщине нужно внимание оказывать, а я не могу... Разучился... Ладно, это другой разговор...
Шаронов встал, подошел к нарам - там под курткой лежал его планшет. Он вытащил из него желтый листок, вернулся к столу.
- Это тот план, о котором я говорил... - Вадим Петрович протянул его Климову. - Возьми, лейтенант, отдашь следователю... Тут есть мой грех... Знаешь, как в боксе: бывает "чистая" победа, а бывает так... по очкам... Вот я и хотел... - Он не договорил, обреченно махнул рукой. - Ну да теперь все равно...
Климов вышел из палатки. Лицо его горело. А на душе было тоскливо.
Как это сказал Шаронов: "За страсть платить надо..." Неужели правда? И, словно подтверждая его вопрос, в лесу кто-то заухал, захохотал - так жалобно, одиноко.
- Не боись, лейтенант, то филин дурачится, - раздался из темноты голос Тужикова.
- Я и не боюсь... - поспешно ответил Климов и на всякий случай расстегнул кобуру пистолета.
- Что ж ты за пушку хватаешься? - усмехнулся невидимый собеседник.
"Сам ты как филин..." - раздраженно подумал лейтенант.
Чавкнула вода под подошвами; Тужиков подошел ближе - выплыла из тумана его коренастая фигура.
- Ложись-ка ты спать, лейтенант, - добродушно сказал Тужиков. - Кому он нужен - упокойник этот...
- А вы почему не спите? - Климов попытался придать своему голосу достойную суровость.
Тужиков шумно вздохнул, промолчал, потом сам спросил:
- Вы следы чужака искали?
- Нет никаких следов, - честно ответил Климов.
- Выходит, мы его пришили... Так? - И тут же, как бы перебив самого себя, страстной скороговоркой залепетал: - Не верю я этому, лейтенант, понимаешь - не верю! Я давеча на Вадима Петровича тебе наговорил - это так, от страха за свою шкуру. Не мог он его убить, не такой это человек... Он же страдалец, нутро-то у него ранимое, я это давно разглядел... Ты бы видел, как мы тут начинали... Рвем шурфы - и ничего... Одна грязь в лотках... Он каждый день собирал нас на совет - ведь у нас, работяг, свой опыт есть. Он нам свое мнение докладывает и просит: "Соображайте, братцы... Туда ли идем? То ли делаем?" Веришь, лейтенант, я себя человеком почувствовал... Соратником великого дела, единомышленником... Смерть эта проклятая нас порушила!..
- Но ведь кто-то его ударил? Допустим - не ты, не Шаронов. Тогда кто?.. Никишин?.. Тихомиров?..
- Сам думаю - голова пухнет...
- Вот Никишин... Он что, всегда такой шебутной?
- Всегда... Уж его таким мать родила. Он и в своей-то могиле одной ногой стоять будет - все равно что-нибудь отчудит... Нет, Петя даже в драке не бьет; я сколько раз видел: он схватит обидчика за руки и держит его, пока тот пощады не попросит.
- Тогда остается Тихомиров.
- Знаешь, Кирилыч по пьяному делу мог бы. Так-то он трусливый мужичок, но как выпьет - в нем обида эта, за робость свою, наружу выходит. И тогда держись!.. Только ведь он в тот вечер трезвый был... - Тужиков помолчал, а потом вдруг спросил: - А ты что, совсем не пьешь?
- Нет.
- Больной?.. Или за идею страдаешь?
- За нее... - Климов усмехнулся и пояснил: - Не хочу я, чтобы мое настроение от стакана отравы зависело.
- Занятный ты парень, лейтенант. Трудно тебе будет.
- Почему?
- Армия дело суровое, нудное.
- Как же нудное? Ты что?.. Все время люди разные... вокруг тебя... Каждый с собой целый мир приносит.
- Люди-то разные... - Тужиков смачно зевнул. - А дурь у всех одна. Ладно, пойду я... Завтра Вадим Петрович рано поднимет.
В два часа ночи Климов, шатаясь от недосыпа, пошел будить сержанта. Он положил руку на его плечо и вкрадчиво произнес:
- Вам пора на службу...
Привычная для каждого пограничника фраза сразу "включила" Исаева. Он вскочил, огляделся. Вспомнил, где находится.
- Фу ты, забылся я, товарищ лейтенант... - растерянно сказал сержант. - Думал, что на заставе.
- Заступайте на пост... бдительно... - ватными губами сказал Климов и, не снимая сапог, упал на теплые нары - сразу провалился в темноту.
Он спал воистину словно убитый и не слышал, как пришел в лес рассвет, как запели ранние птицы, радостно заржали лошадки; не слышал, как поднял Шаронов геологов, как гремел котелком Никишин, чертыхался Тихомиров... Ничего не слышал лейтенант, лежал как чурка - все в нем смазалось, стерлось, заглушилось.
Но вот из-за туч выполз долгожданный луч, и сразу что-то дернуло Климова изнутри. Он открыл глаза, встал, вышел из палатки.
Мир радостно встречал солнце. Лес искрился, сверкал, тянул к небу каждую былинку, каждую иголку, каждый лепесток.
Сержант и его верный Джек понуро стояли посреди поляны. Было видно, что оба чертовски устали.
- Здравия желаю, товарищ лейтенант, - пытаясь говорить бодрым голосом, сказал Исаев. - Никаких происшествий не произошло.
- Ночью выходил кто-нибудь?
- Никак нет... Утром встали, позавтракали и пошли на работу.
- Хорошо. Идите отдыхайте... Оставьте рацию.
Климов связался с заставой. Доложил, что у него все в порядке. Михайленко сообщил: вертолет из отряда уже вылетел.
- Скоро кончатся твои муки... Замаялся?
- Что вам сказать, товарищ капитан?.. Муторно как-то... У нас на границе все проще: здесь - свои, там - чужие. А тут... не разберешь.
- Ну, ничего... Теперь уже недолго осталось, потерпи.
Щелкнул тумблер - оборвалась ниточка, связывающая лейтенанта с родной заставой.
"Наверно, нужно какой-то документ подготовить", - после некоторых колебаний решил Климов. Лейтенант вошел в палатку. Сержант и Джек безмятежно спали; он достал из планшета несколько листочков бумаги, шариковую ручку. Сел за стол, задумался: "Как же его назвать?.." Подумал-подумал, написал печатными буквами: "РАПОРТ". И стал канцелярским стилем излагать, как приехал в лагерь, как беседовал с геологами, как узнал о карте Мохова... Вначале слова вяло становились друг к другу, толкались, не хотели прояснять смысл. Но постепенно Климов увлекся, вспомнил подробности и даже сам не заметил, как исписал всю бумагу. Перечитал текст, хмыкнул - прямо рассказ получился... А вывод какой сделать?.. Подпер лейтенант ладонью голову, уставился в угол, долго так сидел...
Приглушенный стрекот прервал его раздумья. Климов облегченно вздохнул, надел фуражку, поправил портупею. И пошел к выходу.
Зеленый кузнечик вертолета, словно оглядываясь по сторонам, повис над поляной, потом плавно опустился. Из палатки, торопливо застегивая тужурку, выскочил взволнованный сержант. Винт вертолета потоками воздуха причесал влажным зализом траву. Какое-то время он еще вращался - все медленнее, медленнее... Наконец остановился. Отъехала в сторону дверца, из полумрака блеснула физиономия солдата-бортмеханика; он подвесил лесенку. По ней на землю осторожно спустился бравый молодец в ярких резиновых сапожках, в джинсах, в модной нейлоновой курточке и кокетливой лыжной шапочке (в руках - черный "дипломат"), за ним вышел пожилой сухощавый мужчина (в руках потертый чемодан) и еще один - крепкий, в котором даже в гражданской одежде сразу признаешь милиционера (в руках - рюкзак).
Молодец упругим шагом направился к пограничникам.
- Лейтенант Климов.
- Следователь Хрустов.
Подошли остальные пассажиры. Хрустов светским тоном сказал:
- Врач-эксперт Гаврилов Юрий Петрович, оперуполномоченный Мандрыка.
- Здравия желаю.
Из машины выпрыгнули летчики, приветственно помахали Климову руками, стали возиться со своим агрегатом, который, остывая, тихо пощелкивал.
- Позвать свидетелей? - спросил Климов. - Они работают в долине.
- Не надо, - ответил Хрустов. - Уже идут... - И, заметив удивление в глазах лейтенанта, улыбнувшись, пропел: - Нам сверху видно все, ты так и знай...
- Товарищ следователь, - протокольным голосом начал Климов. - Пока они подойдут, я считаю, вам нужно ознакомиться с этим документом.
Он отстегнул клапан планшета, достал свой рапорт.
Хрустов с легким поклоном взял климовское "эссе", прищурился близорукий, стал внимательно читать. Лейтенант с волнением вглядывался в его лицо. Следователь был ненамного старше Климова, но две-три горькие складки у рта выдавали в нем человека, повидавшего жизнь. "Тоже ведь работенка, - подумал Климов. - Со всякой швалью общаться приходится..."
- Ну что ж, - деликатно кашлянув, сказал наконец Хрустов. - Серьезное психологическое исследование. Спасибо... Я думаю, оно поможет нам.
- Я, правда, выводы никакие не сделал.
- Это как раз хорошо.
Вскоре на тропинке появились геологи. Шаронов был несколько бледнее обычного. ("Волнуется", - определил Климов.) Подошли, представились.
- Теперь все в сборе, - констатировал Хрустов. - Начнем осмотр места происшествия. Вы готовы, Юрий Петрович? - Пояснил для Климова: - Его немного укачало...
- Да-да, я в норме! - торопливо ответил врач.
- Товарищ следователь, мы можем возвращаться на заставу? - с надеждой спросил Климов.
- Я бы попросил вас задержаться, - мягко, но настойчиво сказал Хрустов. - Мне нужны понятые, больше ведь некому...
- Есть, - грустно согласился Климов.
Хрустов направился к камеральной палатке. Все гуськом потянулись за ним. Следователь достал из "дипломата" очки в позолоченной оправе.
- Предлагаю такую тактику... Сначала мы исследуем и опишем тент. Потом его снимем, чтобы лучше было видно, и продолжим работу... Есть возражения?
Все, насупившись, молчали.
- Возражений нет, - подвел итог Хрустов. - Тогда прошу в палатку войти понятых. Мандрыка, садись за стол, будешь записывать.
Покачиваясь с пятки на носок, следователь начал медленно диктовать:
- Протокол осмотра места происшествия... Какое сегодня число, Мандрыка? - оперуполномоченный ответил. - Вот... Значит, пиши... Такого-то числа, года... следователь прокуратуры... Хрустов К. Л. - Глянул на Климова. - Константин Леонидович... В соответствии со статьями... Уголовно-процессуального кодекса... составил настоящий протокол... Хрустов перевел дыхание, поправил очки, продолжил: - Прибыв сего числа на место обнаружения трупа гражданина Мохова... - Посмотрел на Шаронова. Как его имя, отчество?
- Макар Васильевич.
- Значит, гражданина Мохова М. В. с ушибленной раной головы... Доктор, не возражаете против такой формулировки?
Эксперт в это время внимательно изучал покойника.
- Нет, - отозвался он.
- Хорошо... В присутствии понятых... Климова?..
- Владимира Николаевича.
- Отлично... Проживающего?
Лейтенант назвал адрес войсковой части.
- И?..
- Сержант Исаев Евгений Васильевич.
- Замечательно... Проживающего там же... И с участием судебно-медицинского эксперта... Сам допиши.
Хрустов прошел в центр палатки, продолжил:
- Осмотром установлено... Место, где обнаружен труп, находится в брезентовой палатке на окраине лесной поляны...
И далее он самым подробным образом стал описывать, из каких деталей состоит тент палатки, как он натягивается, на что крепится, какого цвета...
Климов и Исаев выразительно переглянулись.
Закончив "первую главу", Хрустов спросил:
- У понятых есть замечания по протоколированию состояния тента?
- Нет, - в один голос ответили пограничники.
- Тогда будем снимать...
Никишин, Тужиков и Тихомиров за несколько секунд скрутили брезент. Солнце ярко осветило маленький квадратик земли, на котором разыгралась трагедия.
- Другое дело! - оживленно воскликнул Хрустов. - Свидетель Шаронов... - Вадим Петрович вздрогнул, вытянулся. - Сейчас многое зависит от вас... Мне нужно как можно точнее знать первоначальное положение трупа. Сможете вы хотя бы приблизительно начертить его контур?.. Как он лежал? Где были руки, ноги?
- Я могу это сделать совершенно точно, - сухо ответил Шаронов. - У меня профессиональная память на контуры.
- Великолепно! Мандрыка, дайте ему мешочек с порошком гипса.
Оперуполномоченный порылся в своем рюкзаке, вытащил полиэтиленовый пакет, протянул Вадиму Петровичу.
- Вот, обозначьте... - предложил Хрустов. - Не торопитесь, вспомните, как лежало тело по отношению к другим предметам.
Теперь Шаронов встал в центре палатки. Лицо его было напряженным; он закусил губу, нахмурил лоб, вглядывался в очертания земляного пола, как в горный ландшафт.
Наконец, видимо приняв окончательное решение, Вадим Петрович надорвал уголок пакета и тоненькой струйкой белой пыли стал медленно рисовать на земле какой-то чертеж. Постепенно плавные линии замкнулись, и все увидели изображение человека: голова, вытянутая рука, слегка согнутые ноги...
- Очень интересно! - возбужденно сказал Хрустов. - Значит, голова лежала именно так - рядом с сундучком?
- Да, - уверенно подтвердил Шаронов и указал: - В этой руке был зажат самородок.
- А где он, кстати?
Вадим Петрович благоговейно вытащил из нагрудного кармана носовой платок.
1 2 3 4 5