- задумалась Сима. - Он хорошо изучил меня и не мог не предполагать, как отразится на мне случившееся, - я буду потрясена и выйду из строя. Ему было известно, что у моей мамы тоже больное сердце, а сердечно-сосудистая патология часто передается по наследству. У меня стенокардия с сорокадвухлетнего возраста, а гипертонической болезнью я заболела ещё раньше. Неужели своей жестокостью Гоша сознательно меня убивал? От всех этих потрясений у меня мог случиться инсульт или инфаркт. Сильное эмоциональное потрясение для сосудистых больных - смерти подобно. Значит, мой бывший муж все сделал сознательно. Едва я выписалась из больницы после операции, он обрушил на меня новость, что уходит к другой, хотя любой порядочный и сострадательный человек не стал бы так поступать с еле живой женой. Еще через месяц, когда я вернулась после месячного стационарного лечения, Гоша опять явился в тот же день и сознательно вел себя как холодный, бездушный эгоист, надеясь, что это явится для меня тяжелым эмоциональным потрясением, и у меня будет сосудистый криз. А когда и это не удалось - добил меня другим способом, лишив всего и даже средств на лечение. Для того он и забрал все деньги с наших общих счетов, чтобы я не могла получить квалифицированную медицинскую помощь. Ничем иным объяснить такой поступок невозможно. Эта сумма для него - мизер, зато очень нужна была мне. И Гоша все же добился желаемого. Хоть я и не умерла в физическом смысле, как ему, видимо хотелось, зато умерла морально, проболела год и выпала из обоймы. Кому нужен компаньон, который по году болеет! Бизнес - занятие для людей с лошадиным здоровьем, а не для сердечников".
И тогда все стало на свои места. Гоша все проделал сознательно, обдуманно и хладнокровно, планомерно уничтожая её, - как личность, как женщину, как бизнесмена. И она его тоже уничтожит, обдуманно и хладнокровно.
- Как тебя зовут? - спросил Яков, когда медсестра вернулась.
- Алла, - ответила та, стягивая маску.
Яша аж дар речи потерял. Это ж надо - такую красоту прятать под куском марли! Вот дуреха-то!
- Слышь, да ты красотка! - наконец обрел он дар речи. - Зачем же ты эту тряпку нацепила?
- Сюрприз, - с усмешкой сказала она, но обалдевший Яша не заметил, что в её голосе появились другие интонации.
- Нарочно, что ли? Чтобы потом снять?
- Именно так, - подтвердила Алла, уже откровенно усмехаясь. - Ну и как я тебе?
- Годишься, - одобрительно кивнул он, не придав значения, что медсестра перешла на "ты".
Она подошла к его кровати, оперлась на противоположную от изголовья спинку руками, положив на них свою роскошную грудь, и некоторое время усмешливо разглядывала его.
- Ты чего так смотришь? - удивился Яша.
- Любуюсь.
- Что, нравлюсь?
- Да, пожалуй, нет.
- Ты это брось, - нахмурился он.
- Я пошутила, - улыбнулась она. - И как тебе сюрприз?
- Мордашка твоя, что ли? Нормально.
- Учти - это был последний в твоей жизни приятный сюрприз. Все остальные будут уже неприятными.
- Ты что, подруга, с катушек съехала?
- Да какая я тебе подруга? - Алла выпрямилась. - Ты посмотри на себя-то, заморыш! Кто ты и кто я?
- Ты много на себя не бери, - с угрожающими интонациями произнес Яков. - А то, как бы твою мордаху не попортили.
- Уж не ты ли? - насмешливо улыбнулась она. - Тебе, мерзавец, уже ничего не успеть. За время, что тебе отпущено, ты успеешь лишь обосраться со страху.
- Ну, лахудра, ты пожалеешь. - Он не на шутку разозлился и решил, что теперь его охранникам найдется работенка. А потом эта девица отработает ртом за свою наглость.
- Я - вряд ли, - уверенно заявила Алла. - А вот ты пожалеешь о своих словах. И о-очень пожалеешь. Это я тебе гарантирую.
Яков скрипнул зубами в бессильной злобе. Стояла бы она поближе, он бы её достал и заткнул её наглый рот, предназначенный совсем для другого. Но эта сучонка, видимо, нарочно стоит так далеко.
- Не дергайся, паршивец Яшка, - предупредила Алла, - а то ненароком слетишь с кровати, и тогда твои сломанные конечности уже никогда не срастутся. Могу и я подсобить - сейчас переверну твою кровать, и получишь ты уже не закрытый, а открытый перелом плечевой кости с таким смещением отломков, что останешься одноруким. Можешь орать во всю глотку до следующего утра, хоть оборись до посинения. В отделении, кроме меня, никого из персонала нет, а врачи давно ушли по домам. Все больные лежат по палатам, а если спросят, кто это так истошно воет, я найду, что сказать. Так что помощи, говнюк, тебе ждать не от кого. Твой дурной нрав всем известен, и никто не удивится, когда утром твое скрюченное тело обнаружат на полу. И никакая медицина тебе уже не поможет.
Яша тяжело дышал, еле сдерживаясь от ярости. Ну, надо же - какая-то шавка, дешевая подстилка смеет так разговаривать с ним, Яковом Паршиным! И хотя та по-прежнему улыбалась, он не сомневался, что если сейчас что-то скажет поперек, она и в самом деле перевернет кровать. А у него сломана шейка бедра, что-то с копчиком, от чего ему даже лежать больно, а сломанная рука пока без гипса, лишь на этих чертовых спицах, и даже ползком до двери не добраться. Потом, конечно, он её из-под земли достанет...
- Ну что, въехал? - ласково поинтересовалась Алла. - Желаешь узнать, какие ещё сюрпризы тебя ждут?
Стиснув зубы, Яков молчал, сверля её ненавидящим взглядом.
- Что ж ты так без любви на меня смотришь, а? - улыбнулась она. - А ведь всего четверть часа назад ты в мою сторону неровно дышал. А теперь часто дышишь по другой причине... И почему-то мне уже не улыбаешься... Или теперь уже не нравлюсь?
Алла помолчала, разглядывая его с брезгливой гримасой. Потом посмотрела на ручные часики, удовлетворенно кивнула, ещё раз внимательно оглядела жертву и спросила:
- Ну, как, Яша, ощущаешь в голове туман, а во рту сухость? Язык уже не слушается?
Яков и в самом деле все это чувствовал, но до этой минуты не обращал внимания на свои ощущения, - уж очень он был зол, и решил, что язык стал деревянным от ярости. А теперь осознал, что голова кружится, лицо собеседницы расплывается, очертания всех предметов стали неотчетливыми, потолок то наплывает, то уплывает. И вдруг внезапно, как озарение, к нему пришла догадка.
- Что ты мне вколола, сука? - прохрипел он, еле ворочая непослушным языком.
- То, что надо, паршивец, - безмятежно улыбнулась Алла. - Так что я недаром говорила, что в этой жизни ты уже ничего не успеешь. Жить тебе осталось... - Она снова посмотрела на свои часики и оповестила его: - Всего десять-пятнадцать минут. Все это время я тут постою и с удовольствием посмотрю, как ты откинешься. Должна тебя предупредить - умрешь ты не сразу, а в страшных мучениях, чем доставишь мне неописуемое наслаждение. И знаешь, почему-то мне кажется, что никто не заплачет, когда ты подохнешь, гаденыш. Как раз наоборот, - все, кто имел несчастье тебя знать, очень обрадуются, что ты сдох. Должна признаться, и я в том числе.
- Зачем ты это сделала? - Его голос уже был еле слышен.
- Чтобы восстановить справедливость. Зло должно быть наказано - это мой принцип по жизни. Вот я и наказала тебя за все зло, которое ты причинил людям.
Она мило улыбнулась, с любопытством разглядывая его, как ребенок разглядывает нечто интересное, с чем встретился впервые. Насладившись его перекосившейся от страха физиономией, Алла весело сказала:
- Но в моих силах все переиграть. Видишь, на моем подносе лежат ещё два шприца? В одном из них противоядие. Если договоримся, я тебе его вколю. А если нет, - я позвоню с поста и вызову дежурного врача. Он придет как раз к тому моменту, когда твой пульс считать уже не понадобится. Никакого яда в твоем организме не найдут - этот препарат следов не оставляет. И поставят тебе патологоанатомический диагноз: Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Учитывая, что ты ежедневно потребляешь по полкило коньяку, диагноз вполне правомочный. Ну, как, Яша? Решайся. - Алла снова взглянула на часы. - В твоем распоряжении всего семь минут. А дальше уже и противоядие не поможет.
- Коли, - прохрипел он.
- Значит, договорились? - уточнила она.
Яков уже не мог говорить и лишь кивнул.
Алла подошла к нему и даже не стала утруждаться тем, чтобы протереть ему бедро спиртом. Вколола со всей силой и бросила пустой шприц на поднос. Потом взяла его правую руку и стала с сосредоточенным видом считать его пульс, глядя на свои часики. Удовлетворенно кивнув, отпустила его руку, и она тяжело упала на кровать. Пощупав вялые мышцы его бицепса, Алла снова подняла здоровую руку пациента и снова отпустила, и проделала это несколько раз. Указательным и средним пальцем правой руки слегка оттянула вниз его нижние веки, внимательно глядя в его зрачки, потом медленно провела ладонью перед его лицом, вначале из стороны в сторону, потом то приближая, то удаляя ладонь и следя за реакцией зрачков. Опять удовлетворенно кивнула, засунула руки в карманы халата и стояла рядом с кроватью, чуть прищурившись, и внимательно разглядывала Якова, фиксируя мельчайшие изменения.
- Ну, как, Яша, посветлело в голове? - спросила она через некоторое время. - Но имей в виду, подонок, на моем подносе лежит ещё один наполненный шприц. - Приподняв салфетку, мстительница показала ему шприц. Если ты посмеешь нарушить условия нашего договора, то получишь ещё одну порцию яда, и тогда уже никакое противоядие тебе не поможет. Ну, как, будешь вести себя как пай-мальчик?
В голове у него ещё был туман, и её слова доходили до него как сквозь вату. Общий смысл он понимал, но в висках будто отбойные молотки стучали, сердце колотилось, а по затылку, по шее и спине стекали струйки пота. Во рту все ещё было сухо, язык шершавый, как терка.
- Итак, ты сейчас подпишешь документы, и после этого живи. Договорились?
Яша молча кивнул - язык все ещё не слушался.
- Вот и молодец, - похвалила его Алла. - Хоть и не сразу, но въехал. Но лучше поздно поумнеть, чем быть хладным трупом, не так ли?
"Может быть, намеченный план не удался? Или возникли непредвиденные осложнения?..", - подумала Серафима, закуривая новую сигарету и опять отдавшись своим воспоминаниям.
... Новые подруги из Клуба одиноких сердец помогли Серафиме устроиться в нотариальную контору, и у неё появился твердый и весьма неплохой заработок. Потом она устроилась в юридическую консультацию, чтобы обзавестись клиентурой.
Занявшись привычной работой, Сима сразу преобразилась. Даже подъем артериального давления её уже не смущал - она постоянно носила с собой портативный тонометр и лекарства и принимала гипотензивные средства, если давление повышалось. Ко всему привыкаешь, даже к болезни. Дочь не могла нарадоваться, что мать опять стала бодрой и энергичной.
- Ну, теперь моя душа за тебя спокойна. Ты при деле, ожила и похорошела, и я могу выйти замуж, - сказала она. В то время за ней как раз начал ухаживать Владимир Дьяконов, и она решила, что с помощью его денег наконец-то сможет отплатить отцу.
- Неужели ты из-за меня не выходила замуж? - ахнула Серафима.
- Да куда ж я от тебя денусь? - рассмеялась Регина. - Какие мои годы! Замужество от меня никуда не денется.
Сима только покачала головой. Ну надо же!
Она попросила в долг у членов Клуба, и ей без звука собрали двенадцать тысяч долларов. Дочь об этом не знала - Серафима решила сделать ей свадебный подарок. Купила однокомнатную квартиру в Братеево и выкроила немного денег на свадьбу. Сватья обставили квартиру и тоже внесли свою лепту в расходы. Отец новобрачной на свадьбе отсутствовал - Регина его не пригласила, да и вряд ли он пришел бы.
Сима стала тещей и уже предвкушала, что скоро станет бабушкой - вскоре дочь сказала, что беременна. Но бабушкой ей стать не довелось - на сроке 18 недель у Регины случился выкидыш. Видно, волнения в связи с болезнью матери не прошли для неё бесследно. Потом у неё было ещё две беременности и опять выкидыши.
Регина тяжело переживала каждый случай. Навещая её в больнице, Серафима видела, что глаза у неё заплаканы, она подавлена, взгляд потухший. При матери старается сдерживаться, а наедине с собой, конечно же, горюет о своих не родившихся детях.
"Дочка во многом повторяет мою судьбу, - с грустью думала Серафима, сидя в больничной палате возле кровати Регины и поглаживая её руку. - Я очень хотела детей, но не могла себе позволить, и моя любимая доченька тоже очень хочет стать мамой, да не получается..."
С мужем у неё тоже не все ладно. На все расспросы Регина отвечала, что они живут нормально, но ведь материнское сердце не обманешь... Ее когда-то веселая, жизнерадостная и активная дочка теперь была постоянно чем-то подавлена, стала молчаливой, веки частенько припухшие - опять плакала.
Ее муж Владимир и в самом деле оказался никчемным. Красивый молодой человек, высокий голубоглазый блондин, - вот и все его достоинства. Как и Регина, он закончил юридический факультет, пристроился было в адвокатуру, но не преуспел. Завалил несколько перспективных дел, за которые взял солидный аванс и уже успел его потратить, а потом перезанимал, чтобы вернуть. Очень любил блеснуть красноречием, но не желал вникать в суть дела, и потому получил прозвище "краснобай". К тому же, оказался морально нечистоплотен. В итоге на его адвокатской карьере поставили крест. Все клиенты предпочитали обращаться к солидным, уже зарекомендовавшим себя адвокатом с хорошей репутацией и богатым опытом, а не к смазливому Володе Дьяконову, который ничего не умел и не желал учиться мастерству. Последние полтора года он не вел никаких дел и практически ничего не зарабатывал. Тем не менее, именовал себя адвокатом, заказал шикарные визитные карточки и с важным видом раздавал их всем. Правда, клиентуры от этого не прибавлялось.
Серафима предлагала ему перейти в нотариальную контору, где трудилась сама, или в юридическую консультацию, но избалованный зять любил поспать до двенадцати дня и не желал "отсиживать" положенные часы на работе.
Во время последней встречи с дочерью Сима сказала, что в их нотариальной конторе скоро снова освободится место - шестидесятитрехлетняя Изольда Валентиновна оповестила коллег, что через два с половиной месяца станет бабушкой, и тогда уйдет с работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54