На этом сайте магазин https://Wodolei.ru
И мы с Паниным принялись смотреть «домашнее кино». Длилось оно минут пятнадцать, а нам показалось — вечность. Я всегда считал себя человеком вольных взглядов и свободного поведения, во всяком случае, в ханжестве и лицемерии меня трудно обвинить, но то, что я увидел на экране…
М-да. Тут нужен психиатр. Для участников сабантуя. В сауне.
Высокопоставленных туш было семь. Возглавляли всю эту голую свору пидеров господин ШХН и генерал Дусев. Были ещё два депутатика, мелькающие на ТV, армейский генералишко с обвислым пузом и два банкира, один из которых — до боли мне знакомый.
Съемка скрытой камерой началась в наивысший пик свинства. (Боюсь, перед этими благородными и чистыми животными придется извиниться.)
Так вот, эти отцы нации, потрясая брюхами и тем, что находилось под ними, начали обсуждать текущий политический момент. Ну, не нравился нагим господам текущий политический момент. И, влив в свои бурдюки по литру водки, они решали, точнее, мечтали о том грядущем близком, когда они будут полноправными хозяевами кремлевских палат. Этакий заговор бояр во главе с Шуйским.
Выражались бояре на жаргоне народном. И поэтому приводить пример не имеет смысла. Такие откровения дорогого стоят. Теперь понятно, почему вельможный пан ШХН готов был на все. Думаю, Рафаэль родился в рубашке. Что и говорить, незнание часто спасает человека. От гильотины.
Потом появились «мальчики» — печники со своими инструментами. И началось такое, что я почувствовал неистовое желание расстрелять всех участников банной фиесты. За аморальный образ существования.
Когда просмотр мультфильма про семерых богатырей закончился, мы с Паниным молча отправились в кухню. Там нас уже ждал поздний завтрак.
— Ну, как кино? — радостно спросила Рита. — Это то?
— А выпить ничего нет? — поинтересовался я.
— Молоко, — ответил Евгений.
— Саша, я же спросила? — обиделась девушка. — Кино то или не то?
— То, то, родная, — проговорил я, разливая молоко по стаканам. — Ты даже не представляешь, какое «то».
— Ну и хорошо, — легко сказала Маргарита.
Мы с Паниным взглянули друг на друга и, давясь смехом, подняли стаканы. И хлопнули по молочку. За погибель всей пятой колонны!
Марго возмутилась — руки в боки:
— Мальчики, вы над кем смеетесь? Что происходит? Черт дери!
Я плюхнулся на стул, усадил на колени сопротивляющуюся маленькую девочку-хозяюшку.
— Мальчики, вы точно рехнулись! Евгений, да? Им молока больше не наливать.
— Если я рехнусь, то только от тебя, милая, — и чмокнул в ланиту, оставив на ней чистый молочный след, похожий на галантерейное сердечко. Такие сердечки-заколки я видел у мамы. В другой жизни.
У «Детского мира» штормила торгашеская волна: продавали все, от ползунков до колясок, похожих на танки в малиновых тонах. Наш джип проезжал мимо. Рыночных отношений. И вдруг — ба! Что за встреча… У детских колясок — генерал Матешко в плаще и шляпе, делающий вид, что торгует ходовым товаром. Да-да, торговля танками нынче приносит доход. Даже детскими.
Наших шуток генерал не принял. А стал браниться, правда, в корректных выражениях, поскольку с нами находилась молодая дама в лице Маргариты. Оказывается, генерал места не находил, когда пришла информация с ночной трассы о гибели двух машин. Уж он, грешным делом… Хотя наш автомобильчик тоже на вид — путь на свалку истории и металлолома.
— Товарищ генерал, — отрапортовал я. — Задание родины выполнено.
— Иди ты, — и покосился на Риту. — Охламонище. Каких свет не видывал.
— Но симпатичный, — улыбнулась девушка.
Джип выехал на набережную реки. По ней тянулась вся та же, кажется, ржавая баржа с пирамидами гравия. Майский блатной шарик катился по золотым маковкам кремлевских церквушек.
Мы с генералом Матешко решили прогуляться вдоль гранитной набережной. Зачем? Видимо, поглазеть на самоотверженных рыбаков, пытающихся выудить в мутной, мазутной реке потравленную пищу для своих братьев меньших. Чтобы те сдохли сразу. Не мучаясь.
— Ну, брат, вы потешились, — сказал Матешко. — ГРУ в трауре. Дусев рвет и мечет. Господин ШХН готов на все. И тоже в трауре. Кто мог подумать, что Нинель Шаловна. Странно, такая сильная. Кстати, все в МУРе на ушах, ищут какого-то генерала Бармалейчика. Твои шутки, Саня, а?
— Упаси Боже, — удивился я. — На такие шуточки я уже не способен. А какие проблемы?
— Ну, говорят, шутил такой. На тебя похожий.
— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.
— Ну, и я говорю, — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?
— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.
Генерал Матешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:
— Молодцы, братцы. Спасибо. — И поинтересовался: — Смотрел киношку?
— Имел такое счастье, — признался я.
— И как?
— Не «Ленин в Октябре», но кому-то будет интересно, — ответил я. — Да, если не секрет, кто интересуется такими художественными картинками? Помимо господина ШХН и иже с ним.
— Есть люди, — невольно взглянул на золотые маковки кремлевских церквушек.
— Понятно, — хмыкнул я.
Генерал Матешко с облегчением вздохнул, и мы пошли к машине. Рыболовы мужественно держали свою вахту у воды. По-моему, главное для них не результат, а участие. Олимпийский принцип — не результат, а участие, отговорка для чудаков на все ту же известную всему народу букву «м».
— Да, — вдруг остановился Бармалейчик, — а вы, случайно, копию не срубили? Знаю я вас, разбойников.
— Срубили, — признался я. (И сказал истинную правду. Сделали копию. Так, на всякий случай. Как говорится, все в хозяйстве пригодится.)
— Да ладно, — не поверил генерал, хлопая меня по плечу. — Ох, ребятки, с вами не соскучишься. Сейчас куда?
— К Кото, — ответил я. — Надо навестить Котэ. Взбодрить добрым словом и гранатами, которые фрукты.
— О, совсем забыл, — вытащил из кармана плаща конверт. — Премиальные, что ли. Вашей троице. Бери-бери, тити-мити народные. Из бюджета.
— Спасибо, — вздохнул я. — Панину на бензопровод, мне на томик Пушкина, а Кото на витамины.
— Привет ему. От меня.
— Кому? Пушкину? — пошутил я.
— Какому Пушкину? Ах, Пушкину. Ох, Александр-Александр… — и поднял руку. Зачем? Чтобы тормознуть тачку с шашечками?
Я ошибся: из-за угла на крейсерской скорости вырвался служебный лимузин. Генерал Матешко буквально на ходу… И все. Был генерал. И нет генерала. Был Бармалейчик. И нет Бармалейчика.
Я открыл рот от удивления — вот это профессионалы. Умеют же работать, когда захотят. Узнаю старую выучку. Как понимаю, олимпийское движение продолжается. И вновь набирает силу.
Посмотрев на вечную реку, вечных рыбаков и вечные церковные купола, я вздохнул и побрел к джипу.
Что наша жизнь — суета сует. Вот ещё одна проблема решена, порвана финишная ленточка — и что? Ничего, никакой радости и чувства победы. Усталость и обреченность. Вся наша деятельность похожа на работу золотаря, черпаком выбирающего говно из нужников подмосковных садово-дачных кооперативов. Неприятно для духа, да надо. И так каждый день. Год из года.
Радужная перспектива у нас, что там говорить.
Я сел в джип, и Маргарита сообщила, что баба Лена требует пропащие души на обед. В категорической форме. И в полном составе.
— То есть? — не понял я.
— Маленького, говорит, с носом, как у орла, взять с собой.
Мы переглянулись, хмыкнули — ай да калбатоно Лена — и поехали за маленьким, но могучим духом и нюхательным агрегатом, нашим незабвенным другом и товарищем Котэ.
Знаю по себе, болеть приятно. В том смысле, что окружен вниманием и заботой. И стоящие у изголовья ловят каждый твой шепот, каждое движение, взгляд… Тебя пичкают меловыми лекарствами, но и витаминами экзотическими фруктами и овощами. И ты в конце концов чувствуешь себя аборигеном на теплых островах Полинезии. Хорошо!
Видимо, подобные чувства испытывал и Кото. Он князем восседал на престоле с колесами и мотался на нем по коридору. За медсестричками. Те повизгивали и отбивались от него «утками».
Разумеется, нам он обрадовался и принялся показывать Маргарите совершенное искусство вождения. На коляске. Я все это уже видел. В первое посещение. И отправился на поиски человека, способного дать точный диагноз болезни нашего Котэ.
Я познакомился с профессором. Он оказался типичным представителем интеллигентной медицины, на мои вопросы отвечал с извиняющейся улыбкой, мол, видите ли, молодой человек, у вашего друга произошел психологический надлом, этакая психоинфлюинтернеция, то есть он совершенно здоров на свои конечности, но страх боли застрял, как шип, в мозгу; мол, мы, молодой человек, делаем все возможное, но пока, увы…
— Спасибо, доктор, — сказал я. — Я вас понял.
И пошел ловить наглеца в коляске.
Дальнейшее лучше пересказать словами Марго. Чтобы не вдаваться в излишнюю детализацию переговоров, которые я поначалу повел с Кото. Когда втащил коляску в палату. Напомню, палата была одноместная и очень удобная для душевных бесед.
— Давай, родненький, поднимайся, — сказал я травмированному навсегда другу. — Доктор говорит, ты в норме!
— Вах, Алекс! Что эти убийцы в белых халатах понимают? Посмотри, ноги холодные, как горы.
— Не дури, Кот.
— Саша, ты ж меня знаешь.
— Кото, тебя Фро ждет, забыл? Во глубине сибирских руд.
— Подождет.
Ну и так далее. Теперь эти же события глазами Риты, так сказать, объективный взгляд: минут через пять, после того как мы с Котэ удалились в палату, раздался выстрел. И дикий вопль. Дверь палаты распахнулась — и оттуда, выписывая невиданные кренделя, вырвался орущий Кото. И гигантскими скачками, как кенгуру, помчался по коридору. За справкой. О полном восстановлении функций своих волосатых конечностей. Вслед за несчастным появился я. И, пряча пистолет в кобуру, сказал:
— Первый раз вижу, чтобы оружие так хорошо лечило. Эффективно, ей-ей!
Наверное, так оно и было. С единственной поправкой, что выразился я более эмоционально:
— Кото!……! Ты меня понял……..!
Так или иначе, но через полчаса мы загрузили брыкающегося Котэ в джип и под радость медперсонала, которому каскадер в коляске осточертел хуже контуженного при строительстве собственной дачи генерала из палаты № 157 (вояка прибыл принимать важный стратегический объект, и на его голову свалилось полотно шифера, вот такая неприятность), отправились на обед. В честь славной советской медицины. И нашу тоже.
Обед проходил в обстановке повышенной эмоциональности и витаминизации. Заехав на рынок, мы приобрели всевозможную экзотическую зелень, фрукты и овощи. И теперь сидели в каких-то кущах и общались друг с другом, как в райском саду.
Котэ выглядел именинником, когда понял, что может ходить по планете без посторонней пальбы. Лада и Коля ворковали, как птахи. Тетя Лена хлопотала по хозяйству и требовала от нас активного пищеварительного процесса. Процесс проходил успешно.
Я сидел напротив Маргариты, и какой-то клятый куст мешал мне… Равно как и ей… Проклятый куст мешал нам смотреть друг на друга. Вздохнув, мы начали пожирать эту зеленую дрянь. Неспешно, как млекопитающие.
— Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Идут дела.
— Ты грустишь?
— Педро жалко.
— Какого Педро?
— Забыла?
— Ах, Педро!
— Голодный.
— Бедненький.
— А у нас пир горой.
— А поехали кормить его.
— Поехали кормить Педро?
— А почему бы и нет? Смотри, сколько объедков. Ему на неделю.
— Ты не знаешь Педро. Слопает сразу все. На всякий случай.
— Ну и хорошо. Пусть и у него будет праздник.
— Тогда вперед?
— Вперед.
Сборы наши были скоры. Елена Максимовна, узнав, что мы отъезжаем в родовое поместье Коровино, тут же приготовила две сумки. Одну побольше для нас. Поменьше — для Педро и возможной его подружки. Какой-нибудь Джульетты.
Вручая ключи от джипа, Панин предупредил, что бензопровод шалит… Я успокоил товарища: чему быть, того не миновать.
Прощаясь, Котэ заверил меня, что будет бегать каждый день. Вокруг дома. И через неделю выйдет на старт в Лужники. С юными спортсменками.
Потом Лада и Рита посекретничали о чем-то своем, девичьем. Наверное, читали стихи Степ. Щипачева о том, что любовь не вздохи на скамейке. (А что тогда? Вопли?)
Наконец мы все с праздничными воплями вывалились на лестничную клетку. С сумками. И букетом. Откуда цветы взялись, не знаю. Все вместе походило на проводы молодоженов в сладкий медовый месяц. На три дня. Я уж не рад был, что вспомнил про Педро. Если бы он знал, какие события возникли в связи с его бедолажной, беспородной персоной. Тут же потребовал бы титул дворянина и новое имя. Тузенбах, например.
Соседние двери начали открываться — публика повалила на лестницу. Смотреть жениха и невесту.
— Ты что-нибудь понимаешь, милый? — смеялась Рита.
— Ничего не понимаю, — нервничал я от такого внимания. Проклятый Тузенбах, так меня подвести!
Да, ещё у подъезда древняя бабуся, вместе с которой начинался век паровой машины, перекрестила нас и прошамкала:
— Щастья вам, детки.
— Спасибо, бабушка, — сказала Маргарита.
А я поставил перед бабулькой сумку побольше. В знак благодарности. За добрые пожелания.
Словом, мы в джипе стартовали с такой скоростью, с какой, быть может, стартовала только ракета. С Белкой и Стрелкой на борту.
И летели над трассой на космической скорости. Вперед-вперед — в родное Коровино. К своим грядкам. С огурцами.
И смеялись, и были, кажется, счастливы.
И молил я своего ангела-хранителя, молил лишь об одном, чтобы проследил он за работоспособностью этого капризного и гребаного, если выражаться простым языком своего народа, бензопровода.
3. ЗЕРКАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ
Месяц май закончился днем рождением Лады. Для всей нашей честной компании. Именно об этой акции мы, помнится, были заранее предупреждены. И, конечно же, благополучно забыли. Как пассажиры столичной подземки забывают сумки. С березовыми веничками. Или самодельными бомбами. К счастью, со вторыми предметами куда реже, чем с первыми. Что радует москвичей и гостей столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
М-да. Тут нужен психиатр. Для участников сабантуя. В сауне.
Высокопоставленных туш было семь. Возглавляли всю эту голую свору пидеров господин ШХН и генерал Дусев. Были ещё два депутатика, мелькающие на ТV, армейский генералишко с обвислым пузом и два банкира, один из которых — до боли мне знакомый.
Съемка скрытой камерой началась в наивысший пик свинства. (Боюсь, перед этими благородными и чистыми животными придется извиниться.)
Так вот, эти отцы нации, потрясая брюхами и тем, что находилось под ними, начали обсуждать текущий политический момент. Ну, не нравился нагим господам текущий политический момент. И, влив в свои бурдюки по литру водки, они решали, точнее, мечтали о том грядущем близком, когда они будут полноправными хозяевами кремлевских палат. Этакий заговор бояр во главе с Шуйским.
Выражались бояре на жаргоне народном. И поэтому приводить пример не имеет смысла. Такие откровения дорогого стоят. Теперь понятно, почему вельможный пан ШХН готов был на все. Думаю, Рафаэль родился в рубашке. Что и говорить, незнание часто спасает человека. От гильотины.
Потом появились «мальчики» — печники со своими инструментами. И началось такое, что я почувствовал неистовое желание расстрелять всех участников банной фиесты. За аморальный образ существования.
Когда просмотр мультфильма про семерых богатырей закончился, мы с Паниным молча отправились в кухню. Там нас уже ждал поздний завтрак.
— Ну, как кино? — радостно спросила Рита. — Это то?
— А выпить ничего нет? — поинтересовался я.
— Молоко, — ответил Евгений.
— Саша, я же спросила? — обиделась девушка. — Кино то или не то?
— То, то, родная, — проговорил я, разливая молоко по стаканам. — Ты даже не представляешь, какое «то».
— Ну и хорошо, — легко сказала Маргарита.
Мы с Паниным взглянули друг на друга и, давясь смехом, подняли стаканы. И хлопнули по молочку. За погибель всей пятой колонны!
Марго возмутилась — руки в боки:
— Мальчики, вы над кем смеетесь? Что происходит? Черт дери!
Я плюхнулся на стул, усадил на колени сопротивляющуюся маленькую девочку-хозяюшку.
— Мальчики, вы точно рехнулись! Евгений, да? Им молока больше не наливать.
— Если я рехнусь, то только от тебя, милая, — и чмокнул в ланиту, оставив на ней чистый молочный след, похожий на галантерейное сердечко. Такие сердечки-заколки я видел у мамы. В другой жизни.
У «Детского мира» штормила торгашеская волна: продавали все, от ползунков до колясок, похожих на танки в малиновых тонах. Наш джип проезжал мимо. Рыночных отношений. И вдруг — ба! Что за встреча… У детских колясок — генерал Матешко в плаще и шляпе, делающий вид, что торгует ходовым товаром. Да-да, торговля танками нынче приносит доход. Даже детскими.
Наших шуток генерал не принял. А стал браниться, правда, в корректных выражениях, поскольку с нами находилась молодая дама в лице Маргариты. Оказывается, генерал места не находил, когда пришла информация с ночной трассы о гибели двух машин. Уж он, грешным делом… Хотя наш автомобильчик тоже на вид — путь на свалку истории и металлолома.
— Товарищ генерал, — отрапортовал я. — Задание родины выполнено.
— Иди ты, — и покосился на Риту. — Охламонище. Каких свет не видывал.
— Но симпатичный, — улыбнулась девушка.
Джип выехал на набережную реки. По ней тянулась вся та же, кажется, ржавая баржа с пирамидами гравия. Майский блатной шарик катился по золотым маковкам кремлевских церквушек.
Мы с генералом Матешко решили прогуляться вдоль гранитной набережной. Зачем? Видимо, поглазеть на самоотверженных рыбаков, пытающихся выудить в мутной, мазутной реке потравленную пищу для своих братьев меньших. Чтобы те сдохли сразу. Не мучаясь.
— Ну, брат, вы потешились, — сказал Матешко. — ГРУ в трауре. Дусев рвет и мечет. Господин ШХН готов на все. И тоже в трауре. Кто мог подумать, что Нинель Шаловна. Странно, такая сильная. Кстати, все в МУРе на ушах, ищут какого-то генерала Бармалейчика. Твои шутки, Саня, а?
— Упаси Боже, — удивился я. — На такие шуточки я уже не способен. А какие проблемы?
— Ну, говорят, шутил такой. На тебя похожий.
— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.
— Ну, и я говорю, — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?
— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.
Генерал Матешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:
— Молодцы, братцы. Спасибо. — И поинтересовался: — Смотрел киношку?
— Имел такое счастье, — признался я.
— И как?
— Не «Ленин в Октябре», но кому-то будет интересно, — ответил я. — Да, если не секрет, кто интересуется такими художественными картинками? Помимо господина ШХН и иже с ним.
— Есть люди, — невольно взглянул на золотые маковки кремлевских церквушек.
— Понятно, — хмыкнул я.
Генерал Матешко с облегчением вздохнул, и мы пошли к машине. Рыболовы мужественно держали свою вахту у воды. По-моему, главное для них не результат, а участие. Олимпийский принцип — не результат, а участие, отговорка для чудаков на все ту же известную всему народу букву «м».
— Да, — вдруг остановился Бармалейчик, — а вы, случайно, копию не срубили? Знаю я вас, разбойников.
— Срубили, — признался я. (И сказал истинную правду. Сделали копию. Так, на всякий случай. Как говорится, все в хозяйстве пригодится.)
— Да ладно, — не поверил генерал, хлопая меня по плечу. — Ох, ребятки, с вами не соскучишься. Сейчас куда?
— К Кото, — ответил я. — Надо навестить Котэ. Взбодрить добрым словом и гранатами, которые фрукты.
— О, совсем забыл, — вытащил из кармана плаща конверт. — Премиальные, что ли. Вашей троице. Бери-бери, тити-мити народные. Из бюджета.
— Спасибо, — вздохнул я. — Панину на бензопровод, мне на томик Пушкина, а Кото на витамины.
— Привет ему. От меня.
— Кому? Пушкину? — пошутил я.
— Какому Пушкину? Ах, Пушкину. Ох, Александр-Александр… — и поднял руку. Зачем? Чтобы тормознуть тачку с шашечками?
Я ошибся: из-за угла на крейсерской скорости вырвался служебный лимузин. Генерал Матешко буквально на ходу… И все. Был генерал. И нет генерала. Был Бармалейчик. И нет Бармалейчика.
Я открыл рот от удивления — вот это профессионалы. Умеют же работать, когда захотят. Узнаю старую выучку. Как понимаю, олимпийское движение продолжается. И вновь набирает силу.
Посмотрев на вечную реку, вечных рыбаков и вечные церковные купола, я вздохнул и побрел к джипу.
Что наша жизнь — суета сует. Вот ещё одна проблема решена, порвана финишная ленточка — и что? Ничего, никакой радости и чувства победы. Усталость и обреченность. Вся наша деятельность похожа на работу золотаря, черпаком выбирающего говно из нужников подмосковных садово-дачных кооперативов. Неприятно для духа, да надо. И так каждый день. Год из года.
Радужная перспектива у нас, что там говорить.
Я сел в джип, и Маргарита сообщила, что баба Лена требует пропащие души на обед. В категорической форме. И в полном составе.
— То есть? — не понял я.
— Маленького, говорит, с носом, как у орла, взять с собой.
Мы переглянулись, хмыкнули — ай да калбатоно Лена — и поехали за маленьким, но могучим духом и нюхательным агрегатом, нашим незабвенным другом и товарищем Котэ.
Знаю по себе, болеть приятно. В том смысле, что окружен вниманием и заботой. И стоящие у изголовья ловят каждый твой шепот, каждое движение, взгляд… Тебя пичкают меловыми лекарствами, но и витаминами экзотическими фруктами и овощами. И ты в конце концов чувствуешь себя аборигеном на теплых островах Полинезии. Хорошо!
Видимо, подобные чувства испытывал и Кото. Он князем восседал на престоле с колесами и мотался на нем по коридору. За медсестричками. Те повизгивали и отбивались от него «утками».
Разумеется, нам он обрадовался и принялся показывать Маргарите совершенное искусство вождения. На коляске. Я все это уже видел. В первое посещение. И отправился на поиски человека, способного дать точный диагноз болезни нашего Котэ.
Я познакомился с профессором. Он оказался типичным представителем интеллигентной медицины, на мои вопросы отвечал с извиняющейся улыбкой, мол, видите ли, молодой человек, у вашего друга произошел психологический надлом, этакая психоинфлюинтернеция, то есть он совершенно здоров на свои конечности, но страх боли застрял, как шип, в мозгу; мол, мы, молодой человек, делаем все возможное, но пока, увы…
— Спасибо, доктор, — сказал я. — Я вас понял.
И пошел ловить наглеца в коляске.
Дальнейшее лучше пересказать словами Марго. Чтобы не вдаваться в излишнюю детализацию переговоров, которые я поначалу повел с Кото. Когда втащил коляску в палату. Напомню, палата была одноместная и очень удобная для душевных бесед.
— Давай, родненький, поднимайся, — сказал я травмированному навсегда другу. — Доктор говорит, ты в норме!
— Вах, Алекс! Что эти убийцы в белых халатах понимают? Посмотри, ноги холодные, как горы.
— Не дури, Кот.
— Саша, ты ж меня знаешь.
— Кото, тебя Фро ждет, забыл? Во глубине сибирских руд.
— Подождет.
Ну и так далее. Теперь эти же события глазами Риты, так сказать, объективный взгляд: минут через пять, после того как мы с Котэ удалились в палату, раздался выстрел. И дикий вопль. Дверь палаты распахнулась — и оттуда, выписывая невиданные кренделя, вырвался орущий Кото. И гигантскими скачками, как кенгуру, помчался по коридору. За справкой. О полном восстановлении функций своих волосатых конечностей. Вслед за несчастным появился я. И, пряча пистолет в кобуру, сказал:
— Первый раз вижу, чтобы оружие так хорошо лечило. Эффективно, ей-ей!
Наверное, так оно и было. С единственной поправкой, что выразился я более эмоционально:
— Кото!……! Ты меня понял……..!
Так или иначе, но через полчаса мы загрузили брыкающегося Котэ в джип и под радость медперсонала, которому каскадер в коляске осточертел хуже контуженного при строительстве собственной дачи генерала из палаты № 157 (вояка прибыл принимать важный стратегический объект, и на его голову свалилось полотно шифера, вот такая неприятность), отправились на обед. В честь славной советской медицины. И нашу тоже.
Обед проходил в обстановке повышенной эмоциональности и витаминизации. Заехав на рынок, мы приобрели всевозможную экзотическую зелень, фрукты и овощи. И теперь сидели в каких-то кущах и общались друг с другом, как в райском саду.
Котэ выглядел именинником, когда понял, что может ходить по планете без посторонней пальбы. Лада и Коля ворковали, как птахи. Тетя Лена хлопотала по хозяйству и требовала от нас активного пищеварительного процесса. Процесс проходил успешно.
Я сидел напротив Маргариты, и какой-то клятый куст мешал мне… Равно как и ей… Проклятый куст мешал нам смотреть друг на друга. Вздохнув, мы начали пожирать эту зеленую дрянь. Неспешно, как млекопитающие.
— Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Идут дела.
— Ты грустишь?
— Педро жалко.
— Какого Педро?
— Забыла?
— Ах, Педро!
— Голодный.
— Бедненький.
— А у нас пир горой.
— А поехали кормить его.
— Поехали кормить Педро?
— А почему бы и нет? Смотри, сколько объедков. Ему на неделю.
— Ты не знаешь Педро. Слопает сразу все. На всякий случай.
— Ну и хорошо. Пусть и у него будет праздник.
— Тогда вперед?
— Вперед.
Сборы наши были скоры. Елена Максимовна, узнав, что мы отъезжаем в родовое поместье Коровино, тут же приготовила две сумки. Одну побольше для нас. Поменьше — для Педро и возможной его подружки. Какой-нибудь Джульетты.
Вручая ключи от джипа, Панин предупредил, что бензопровод шалит… Я успокоил товарища: чему быть, того не миновать.
Прощаясь, Котэ заверил меня, что будет бегать каждый день. Вокруг дома. И через неделю выйдет на старт в Лужники. С юными спортсменками.
Потом Лада и Рита посекретничали о чем-то своем, девичьем. Наверное, читали стихи Степ. Щипачева о том, что любовь не вздохи на скамейке. (А что тогда? Вопли?)
Наконец мы все с праздничными воплями вывалились на лестничную клетку. С сумками. И букетом. Откуда цветы взялись, не знаю. Все вместе походило на проводы молодоженов в сладкий медовый месяц. На три дня. Я уж не рад был, что вспомнил про Педро. Если бы он знал, какие события возникли в связи с его бедолажной, беспородной персоной. Тут же потребовал бы титул дворянина и новое имя. Тузенбах, например.
Соседние двери начали открываться — публика повалила на лестницу. Смотреть жениха и невесту.
— Ты что-нибудь понимаешь, милый? — смеялась Рита.
— Ничего не понимаю, — нервничал я от такого внимания. Проклятый Тузенбах, так меня подвести!
Да, ещё у подъезда древняя бабуся, вместе с которой начинался век паровой машины, перекрестила нас и прошамкала:
— Щастья вам, детки.
— Спасибо, бабушка, — сказала Маргарита.
А я поставил перед бабулькой сумку побольше. В знак благодарности. За добрые пожелания.
Словом, мы в джипе стартовали с такой скоростью, с какой, быть может, стартовала только ракета. С Белкой и Стрелкой на борту.
И летели над трассой на космической скорости. Вперед-вперед — в родное Коровино. К своим грядкам. С огурцами.
И смеялись, и были, кажется, счастливы.
И молил я своего ангела-хранителя, молил лишь об одном, чтобы проследил он за работоспособностью этого капризного и гребаного, если выражаться простым языком своего народа, бензопровода.
3. ЗЕРКАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ
Месяц май закончился днем рождением Лады. Для всей нашей честной компании. Именно об этой акции мы, помнится, были заранее предупреждены. И, конечно же, благополучно забыли. Как пассажиры столичной подземки забывают сумки. С березовыми веничками. Или самодельными бомбами. К счастью, со вторыми предметами куда реже, чем с первыми. Что радует москвичей и гостей столицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41