Тут уж шила в мешке не утаишь. Так вот эта Дроздова заявила однажды коллегам, что скоро станет очень богатой.
– Она не сказала почему?
– Вот и мы поинтересовались, где у нас раздают большие деньги. Может, стоило побежать и стать в очередь, – с претензией на юмор заявил Артур и посмотрел в сторону подсудимой. Та упорно рассматривала линолеум на полу и абсолютно не реагировала на выпады свидетеля. – Так вот Дроздова хитренько улыбнулась и заявила, что эта информация пока секретна. «Может, тебя ждет богатое наследство?» – спросил кто-то из нас. «Может быть», – ответила она. Кто бы мог тогда подумать, что это не розыгрыш? Потом она взяла в руки телефон и записную книжку. Первый звонок, как мне помнится, она сделала в агентство недвижимости и попросила подготовить ей информацию о продаже помещений под офис. Удивительно, но она потребовала самые дорогие варианты в центре. «Цена не имеет значения», – небрежно бросила она. Потом Дроздова позвонила еще в одну фирму и попросила к телефону ведущего дизайнера, заявив, что хочет заручиться его помощью. Ее интересовали самые дорогие образцы мебели для кабинетов. Что-то она плела про английский стиль, который обожает. Окончательно «добила» она нас звонком в имидж-студию. Там, видите ли, ей должны были разработать концепцию ее делового образа, а также бренд ее собственной юридической фирмы: стиль одежды, всякие там логотипы, визитки, фирменные бланки… А еще она требовала какие-то ковры с вензелями, рекламную кампанию в СМИ и собственный сайт.
– Скажите, а Дроздова могла позволить себе подобные траты, исходя из той заработной платы, которую она получала?
– Никоим образом. Максимум, что она могла себе приобрести, так это канцелярские скрепки, – охотно отозвался Плюхин. – Правда, мне известно, что Дворецкая положила ей две тысячи долларов в месяц. Но согласитесь, этого ведь недостаточно, чтобы скупить весь мир!
– Думаю, что нет. Так где же, по-вашему, Дроздова собиралась взять деньги?
– Из завещания предпринимательницы, конечно!
– Благодарю, вы мне здорово помогли, – улыбнулся прокурор.
– Всегда готов прийти на помощь…
– У адвоката Дубровской будут вопросы?
– Нет, ваша честь.
– Дальше…
– Родионов Николай Иванович, нотариус.
Маленький мужичок с портфелем под мышкой вид имел встревоженный. Глаза за толстыми стеклами очков беспокойно бегали по сторонам. Он боялся большого скопления представительных людей: судьи в черной мантии, прокурора, судебных приставов и конвоя. Герб на стене и трехцветный государственный флаг за спиной председательствующего, решетка перед скамьей подсудимых, высокие своды зала судебного заседания – все приводило его в священный трепет, граничащий с обморочным состоянием. Даже старая овчарка, мирно дремавшая на сапоге конвоира, казалась ему символом величия судебной власти, способной отправить его на лесоповал, даже не уточнив, за какие грехи.
– Как можно охарактеризовать ваши отношения с погибшей? – спросил прокурор.
– Сугубо деловые, – негромко ответил нотариус. – Госпожа Дворецкая, занимаясь предпринимательской деятельностью, частенько обращалась ко мне для составления различного рода документов и удостоверения сделок…
– Нас больше интересует завещание госпожи Дворецкой. Этим также занимались вы?
– Конечно. За годы сотрудничества между мной и Вероникой Анатольевной сложились доверительные отношения. У нее не было нужды обращаться к другому нотариусу. – Родионов уставился на прокурора, пытаясь отгадать, доволен ли тот его ответом.
Судя по всему, он был на верном пути, поскольку государственный обвинитель прохаживался мимо свидетельской трибуны, довольно потирая руки и изредка поглядывая в сторону судьи. Похоже, он сам пытался предугадать ход мыслей председательствующего.
– Значит, говорите, доверительные отношения? – прокурор задумался. – А когда впервые обратилась к вам Дворецкая по вопросу составления завещания?
Нотариус сдвинул брови, пытаясь вспомнить.
– Лет десять назад. – Он кивнул головой. – Точно, десять. Будучи особой практичной и здравомыслящей, Вероника Анатольевна любила порядок в делах.
– Ну и какова была ее воля на тот момент?
– Она оставляла все свое имущество детям в равных долях.
– Вполне разумно, на мой взгляд, – улыбнулся прокурор. – Будьте добры, напомните суду суть последнего завещания Дворецкой.
Лицо нотариуса пошло бурыми пятнами. Он поглядел на прокурора, как утопающий смотрит на спасительный круг. Но тот не собирался подсказывать нужный ответ. Родионов вздохнул.
– Все свое имущество Вероника оставила своему адвокату Дроздовой, – произнес он, словно зачитывая некролог.
– Вам известно, кто эта женщина?
Нотариус покосился в сторону решетки.
– Подсудимая. Я понял это уже из газет.
– Верно. Но кем она приходилась Дворецкой: приемной дочерью, сестрой, племянницей? Кем?
– Никем, – обреченно ответил Родионов. – Дроздова была ее адвокатом, но это я уже говорил.
– А я являюсь прокурором, но мне же она не оставила наследства!
Судья оторвался от своих бумаг и почти ласково попросил:
– Соблюдайте этические нормы, если не хотите получить замечание в протокол.
– Извините, ваша честь! Ну, так я продолжу. Почему такое странное завещание? Вы не находите?
– Нахожу. Но Вероника говорила мне что-то про сложности во взаимоотношениях с детьми. Якобы ни один из них не достоин наследства. Что они неблагодарны, непрактичны и пустят деньги по ветру.
– В то время как Дроздова…
– Милая девушка с непростой судьбой. Вероника сказала что-то вроде того, что именно она раскрыла ей глаза на истинный облик детей, часто сетовала на то, что после смерти Дворецкой семейный бизнес придет в упадок.
– Но вы не пытались ее отговорить, наставить, так сказать, на путь истинный?
– А что я могу? – захлопал глазами нотариус. – Я же не семейный психолог. Существует такое понятие, как «свобода завещания». И если ей угодно было завещать все свое имущество Дроздовой, значит, так тому и быть. Последняя воля – это закон!
Прокурор выдержал паузу.
– Хм! А давайте зайдем с другой стороны. Как известно, завещание пишут в твердом уме и здравой памяти…
– Вы хотели сказать наоборот, – робко поправил нотариус.
– Какая разница! – отмахнулся обвинитель. – Ну, так как у госпожи Дворецкой с этим обстояли дела? Замечали ли вы у нее какие-нибудь странности в поведении?
– Если не брать в расчет содержание завещания, то, пожалуй, она вела себя как обычно.
– Не заговаривалась? А может, она путала цифры и факты, а заодно имена и фамилии людей?
– Нет, ничего такого, – задумчиво ответил нотариус, а затем добавил: – Я в жизни не встречал более трезвомыслящей женщины. Это была ее последняя воля. Но на волю ведь мог кто-нибудь и повлиять.
Последний ответ пришелся в точку. Государственный обвинитель удовлетворенно тряхнул головой.
– Больше вопросов не имею, ваша честь!
– Адвокат Дубровская, ваши вопросы.
– Я отказываюсь от допроса свидетеля.
– Вы хорошо подумали? Боюсь, у вас не будет больше возможности задать ему вопросы. – Председательствующий обеспокоенно смотрел в сторону адвоката.
– Спасибо, ваша честь. Но я воздержусь от допроса.
– Как хотите. Обвинитель, что там еще у вас?
– Позвольте огласить данные экспертиз?
– Пожалуйста.
Прокурор оглядел зал. Публика была в его распоряжении. Она внимала ему, как обычно внимают человеку, устами которого вещает истина. Он был убежден, что зрители мыслят так же, как и он, так же ждут развязки судебного поединка. Правда, адвокат Дубровская несколько смазала картину его триумфа. Он желал подавить ее своими доводами, разбить ее защиту в пух и прах, выставить ее на всеобщее посмешище. К этому были все основания. Но эта адвокатесса, по-другому и не назовешь, продолжала молчать, лишая его блестящей возможности одержать победу в схватке. Невысока цена выигрыша, если ты сражаешься с ребенком или недоумком. В этом случае, по всей видимости, имели место оба варианта.
Эх, была, не была!
– По делу было проведено несколько экспертиз. Согласно одной из них, смерть госпожи Дворецкой наступила от острого отравления цианидом, а если точнее, синильной кислотой. Смерть наступила моментально, поэтому какие-либо реанимационные мероприятия были бесполезны. Судебный медик отметил характерный запах горького миндаля изо рта погибшей, а также ярко-красную оболочку слизистых, что типично для отравления цианидами. Добавлю от себя, что подобные вещества используются в фармакологической промышленности, сельском хозяйстве и в фотографии. Все вышесказанное, на мой взгляд, исключает версию бытового отравления. Смертельная пилюля не случайно оказалась среди безвредных снотворных средств, она умышленно была туда помещена подсудимой!
Судья постучал молоточком по столу.
– Напоминаю обвинителю, что время судебных прений еще не наступило. Выводы будете делать позже.
– Хорошо, ваша честь. Идем дальше. На очереди заключение дактилоскопической экспертизы. На пузырьке с лекарствами и стакане с водой обнаружены хорошо различимые отпечатки пальцев, принадлежащие подсудимой и погибшей Дворецкой. Стало быть, ничья посторонняя рука этих предметов не касалась. Таким образом, версия о постороннем вмешательстве тоже исключается.
– Я уже делал замечание, – возмутился председательствующий. – Неужели надо повторять несколько раз?
– Нет-нет, ваша честь! Азарт, знаете ли…
Судья едва сдержал улыбку.
– Ну, так вот! У нас есть еще результаты почерковедческой экспертизы, согласно которой текст завещания был написан рукой Дворецкой. Никаких данных, свидетельствующих о том, что Вероника Анатольевна находилась в эмоционально неустойчивом состоянии, не выявлено: никаких болезненных реакций, дрожи, волнения. Почерк обычный. Так что она была спокойна, наша бизнес-леди, спокойна, как покойник. Простите, ваша честь, за случайный каламбур!
Елизавета Дубровская готова была плакать от досады. Защита рушилась, а на горизонте, в самой ближайшей перспективе, маячило громкое поражение. А ведь советовали ей знающие люди не браться за это дело, потому что, кроме проигрыша, оно ничего не сулило. Но Дубровская не была бы самой собой, если бы хоть иногда прислушивалась к дельным советам. Она была неисправимая оптимистка и всегда верила в лучший исход. Несколько раз судьба поощряла адвоката за столь легкомысленное отношение к жизни, но на этот раз, по всей видимости, лимит ее терпения исчерпал себя.
– Вы собираетесь что-нибудь предпринять, черт возьми? – горячился молодой человек, буквально зажав Лизу в темном углу судебного коридора. – Как долго вы собираетесь молчать?
Конечно, Дубровская могла гордо ответить нахалу, что ничем ему не обязана, что всего лишь является защитником по назначению, что, в конце концов, смешно требовать от человека, получающего скромное вознаграждение от государства, заоблачных чудес. Но Лиза была старомодно воспитана и считала неприличным само упоминание о каких-либо денежных обязательствах.
– Понимаете, – пыталась оправдаться она. – Это всего лишь адвокатская тактика. Ну, искусство ведения защиты.
– Чего-чего, а искусства я здесь не заметил, – возразил молодой человек. – Вы сидите, как в рот воды набравши, в то время как прокурор сколачивает эшафот для моей невесты.
– Ну, насчет этого можете быть спокойны, – решила обнадежить его Дубровская. – Смертная казнь, впрочем, как и пожизненное заключение, в отношении женщин не применяется.
– Вы что, издеваетесь? – вспылил мужчина. – Анастасия должна быть оправдана. Я знаю, что она не способна на те ужасные вещи, о которых здесь все говорят.
– Если бы еще убедить в этом суд, – приуныла Елизавета. – Вы же видите, что факты ведут нас совсем в другую сторону. Свидетели словно сговорились между собой в любом случае засадить ее за решетку; данные экспертиз – в ту же кучу! Нет, я определенно не встречала такого дела. Полная безнадежность, и ни малейшего проблеска.
– Ну, вы же адвокат, черт подери! Сделайте же что-нибудь.
– Не чертыхайтесь, – обиженно промолвила Лиза. – Я, конечно, адвокат, но не волшебница. Кроме того, ваша невеста тоже была адвокатом, если вы об этом еще не забыли, но что-то я не заметила в ее поведении и проблеска самозащиты. Напротив, она ведет себя неразумно, словно только и дожидается обвинительного приговора.
– Например? Что Настя делает не так?
– Она не была откровенна со мной. Конечно, мне было известно про напряженные отношения с детьми Вероники. Но откуда все эти интриги? Непонятная история с пропавшим браслетом, какой-то прием арабских шейхов, буклеты с зарубежной недвижимостью. А эта ее нелепая выходка в конторе? Видите ли, ковры с вензелями ей понадобились! У нее что, проблемы с головой?
– Да нет. Я уверен, что это просто глупая шутка!
– Шутка? А вы знаете, что такое обнаружение преступного умысла? Нет? Ну, вот то-то же! Ваша невеста выдала свои криминальные планы, да еще в присутствии десятка свидетелей.
– Но что все-таки делать? – В голосе молодого человека звучало отчаяние.
– Я вызову ее для допроса. Может быть, общими усилиями мы сгладим то негативное впечатление, которое осталось у суда после допроса свидетелей обвинения.
– А это получится?
– Возможно. Хотя ручаться за это дело сейчас может лишь только сумасшедший.
«Или сумасшедшая», – добавила она про себя.
– Подсудимая, вы признаете себя виновной в убийстве госпожи Дворецкой Вероники Анатольевны?
– Нет, не признаю.
– Тогда поясните суду, верно ли, что из ваших рук потерпевшая приняла лекарство десятого октября прошлого года?
– Совершенно верно. Это я подала Веронике таблетку снотворного и стакан воды.
– Как известно, потерпевшая приняла внутрь цианид, а не снотворное.
1 2 3 4 5 6 7