Ко мне поступило заявление одного гражданина с жалобой на соседку, которая якобы сдает свою квартиру в поднаем, извлекая нетрудовые доходы. Проверив сигнал, я пришел к выводу, что в действиях этой гражданки нет состава какого-либо преступления. Я принял решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Однако ни начальник РОВД, ни начальник ОБХСС со мной не согласились и требовали объявить в розыск эту гражданку, которая выехала примерно за месяц до этих событий в неизвестном направлении. Объявлять в розыск временно отсутствующего нанимателя квартиры, за которым, согласно статье 60 Жилищного Кодекса, жилое помещение сохраняется в течение шести месяцев, не было никаких оснований. Это было бы нарушением закона и прав человека. Тратить силы и средства на это беззаконие я не собирался и прямо сказал об этом начальнику РОВД.
- Если же вы настаиваете на розыске, я требую не устного, а письменного указания, - спокойно закончил я.
Он закричал на меня так, словно прорвало плотину, это был какой-то водопад бессвязных слов, и мне показалось, что его вот-вот хватит кондрашка.
В тот же день мне стало известно, что подготовлен проект приказа о моем наказании за прямое неподчинение. Однако объявить мне служебное несоответствие они не успели. Поскольку быть наказанным просто так, за здорово живешь, мне совсем не хотелось, я обратился в прокуратуру к человеку, которому доверял. Знакомый помощник прокурора все понял, он знал как мой упрямый характер, так и амбиции моего начальства. Он немедленно истребовал заявление гражданина с жалобой на соседку и почти сразу же вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Спорить с прокурором мое начальство не решилось, и приказ о наказании, соответственно, на свет не появился. Конечно, я осознавал, что это лишь небольшая пауза, временная передышка для следующей атаки. Я ждал от своих противников новых провокационных действий. И они не заставили себя долго ждать.
В один из дней я пришел на работу и обнаружил, что из железного ящика, который заменял мне сейф, исчезли все материалы, собранные мной на верхушку преступного синдиката и ее охранников в погонах. Исчезли объяснения граждан, а ведь они признавались в передаче крупных взяток должностным лицам, пропали акты ревизий, часть фотокопий. Кроме этих документов, являющихся непосредственным доказательством преступной деятельности, у меня украли и журнал с подробными данными на каждого фигуранта, замешанного в той или иной незаконной махинации. В этот же журнал я заносил источник получения информации и предполагаемые способы ее проверки.
Удар был, конечно, сильный. Меня не только лишили оригиналов важных документов, но и отрезали от надежных агентов, которые, по сути, оказались проваленными. Но что я мог сделать? Жаловаться? Кому? Не своему же начальнику ОБХСС, по поведению которого я сразу понял, что и он приложил руку к этому делу. Надо сказать, что материалы у меня похищали и прежде, но как-то выборочно: то справка какая-нибудь исчезнет, то агентурная записка. Но чтобы так беспардонно вымести все подчистую - этого раньше не было. Хорошо еще, что большую часть фотокопий я спрятал в другом месте и, следовательно, имел хоть какую-то опору в дальнейшей борьбе.
Сославшись на плохое самочувствие жены, я взял отпуск на несколько дней, чтобы ее навестить. Это была официальная версия. На самом деле с имеющимися материалами я поехал в Москву, решив обратиться в редакции центральных газет. Вежливые сотрудники редакций сочувственно кивали головами, но ничего не обещали. ("Понимаешь, старик, у нас не та специфика, мы больше по части экономики. Или вот по экологической части. Не можешь? Жаль, жаль... И потом, даже если это, - тут они кивали на мои несколько листочков текста, - дойдет до главного, он все равно зарубит. Так что попробуй в другом месте"). Обойдя несколько газет, я плюнул на эту затею и вернулся домой.
Как ни странно, начальство знало, что в Ижевск я не ездил, и даже прямо намекнуло на полную осведомленность в причинах моего отсутствия.
- Мало еще тебя жизнь била, Разин, - сказал мне мой начальник ОБХСС. Рекомендую заняться работой. Нам нужны пахари, а не отпускники, гуляющие по столицам. Тем более, с пасквилями на милицию. Тоже мне Пушкин, едрена вошь. Не будешь пахать - пеняй на себя, жизнь сладкой не покажется.
Я прекрасно представляю себе, что означало "пахать" на его жаргоне: ловить мелких воришек и спекулянтов, сшибать "палки", выполнять план. "Хорошо, пахать так пахать, только своей бороной", - подумал я, считая, что неудача в Москве - это только неприятность, но никак не полный крах. Тем более, что та самая жизнь, о которой мне говорил начальник, не стояла на месте, каждый день преподнося новые сюрпризы.
Из оперативных источников я получил информацию о том, что начальник финансового отдела "КамАЗавтоцентра" через "Автоцентр" г. Таллинна скупает мебель и перепродает в г. Брежневе по завышенной цене. Это прибыльное дело предприимчивый финансист, пользуясь связями, поставил на широкую ногу, прося за каждую вещь едва ли не тройную цену. По самым скромным подсчетам, этот попутный бизнес принес ему уже несколько десятков тысяч рублей незаконного дохода. Я занялся проверкой полученного сигнала и выяснил, что, кроме спекуляции мебелью, здесь налицо другие финансовые нарушения. Разумеется, за моими действиями внимательно наблюдали и серьезно готовились. Я получил вызов в Управление внутренних дел города.
- Ты ведь знаешь, Разин, что мы дорожим хорошими работниками, - начал за здравие начальник ОБХСС УВД, делая ударение на слове "хорошими". Но я понимал, что меня вызвали отнюдь не за наградой: уж я-то в "хороших" здесь никогда не числился. - Хорошими работниками мы не разбрасываемся, а плохих будем гнать поганой метлой. Вот, полюбуйся, что на тебя пришло из Устинова.
Намеренно или случайно он отрекомендовал Ижевск маршальским именем, я не знаю, но в то время городу уже давно было возвращено его историческое название. Однако суть не в этом, а в той бумаге, которую я прочитал, стоя на ярко-красном ковре в кабинете моего высокого начальства. Это было агентурное сообщение, в котором говорилось о том, что, работая в уголовном розыске Удмуртии, Риф Разин якобы имел тайные контакты с преступниками, тем самым укрывая их от правосудия. Причем делал это не эпизодически, а в течение длительного периода.
- Что скажешь?
Он сверлил меня глазами, ожидая растерянности, раскаяния, просьб замять это дело.
- Скажу, что все это ложь, шитая белыми нитками.
- Вот как? Но ведь дыма без огня не бывает? Не знаю, чем уж ты там насолил своим удмуртским друзьям, но хочу дать тебе один дружеский совет. Не плюй против ветра. И никогда не лезь в бутылку. Можно ведь обо всем договориться... Тебя уже предупреждали не раз, а ты опять за свое. Можно ведь вести себя поспокойнее, и тогда никто тебя не тронет. Или ты предпочитаешь, чтобы мы занялись тобой вплотную?
- Я предпочитаю, чтобы вы занялись этим сообщением и провели по нему служебное расследование. Мне оправдываться не в чем.
Вскоре я написал рапорт на имя министра внутренних дел ТАССР с аналогичной просьбой, но, естественно, никто никакой проверкой не занимался, ибо проверять было нечего. Это был обыкновенный шантаж, с которым в милиции мне и потом не раз приходилось сталкиваться. Сообщение было написано под диктовку заинтересованных лиц г. Брежнева, которые имели связь с ижевской мафией.
Я, конечно, понимал, что мафия всесильна, поскольку она и есть ядро всей политической Системы. Природа ее омерзительна. Мафия одинаково действует и в Брежневе, и в Ижевске, и в Москве, и в целом по Союзу, но все же мне было больно сознавать, что эти помои на меня выплеснулись из города, где у меня были нормальные отношения с равными мне коллегами. Мне казалось, что ни один из сыщиков, знавших меня, не способен на подлость.
Этот шантаж и угрозы нейтрализовать меня совпали по времени с расследуемыми мной фактами крупных финансовых махинаций на "КамАЗавтоцентре" (спекуляция мебелью была лишь эпизодом). Это не могло быть случайным совпадением. Если раньше меня "пасли" и уговаривали мои непосредственные начальники и те, на кого они работают, то теперь к травле подключилось МВД соседней республики. Игра пошла по крупному. По сути, мне объявили открытую войну. Я знал: для того, чтобы сломить меня, эти подонки не остановятся ни перед чем. Однако видимость законности они все еще соблюдали.
В ОБХСС, как и в уголовном розыске, существует план по оперативной работе. Один из его обязательных разделов - вербовка агентуры или привлечение к негласному сотрудничеству доверенных лиц. Согласно плану на квартал, который только что закончился, я подготовил материалы для вербовки одного агента. Он согласился сотрудничать, мы избрали псевдоним, но человек, видимо, попался осторожный и не торопился давать подписку. Это было его право, я не стал настаивать, тем более, что приказом по агентурной работе предусмотрено сотрудничество и без подписки. Такие агенты тоже получают денежное вознаграждение, и при этом все-таки ставят свою подпись. Я понес материалы начальнику РОВД. Он отказался регистрировать агента, заявив, чтобы я обязательно отобрал у него подписку. Я напомнил шефу о приказе. Он ответил, что лучше меня знает приказ, и потребовал не рассуждать, а исполнять его указание. Я почувствовал, что это не каприз начальства, а всего лишь повод, чтобы поставить меня на место.
Надо сказать, вербовка агентуры - не такое простое дело, как может показаться со стороны. Я знаю многих оперативных работников, которые так и не научились работать с агентурой. Если ты вербуешь его не ради галочки в отчете, не нужно спешить диктовать свои условия. Конечно, в арсенале специальных средств есть и психологическое воздействие, с помощью которого обычно и добиваются подписки. Но это метод мог отрицательно сказаться на дальнейшей совместной работе: почувствовав, что я не доверяю ему без подписки, агент, в свою очередь, не будет и ко мне питать доверия, в результате возрастает опасность дезинформации.
Буквально на следующий день после той стычки с начальником РОВД я узнал, что уже готов приказ о моем наказании. Мне сказали, что даже в случае, если я бегом отберу подписку у агента, мне объявят наказание за что-нибудь другое. Например, за отсутствие конспиративной квартиры для встреч с агентами. Таких квартир не было и у многих других оперативных работников, они встречались с агентами в явочных местах, это стало нормальной практикой, однако не они, а я был бельмом в глазу у начальства, с которым, как известно, не спорят. На этот раз я решил не защищаться, понимая, что это бесполезно. Вскоре был издан приказ об объявлении мне служебного несоответствия за плохую оперативную работу. Они все-таки добились своего.
Совершенно секретно
ПРИКАЗ № 002/1
За первый квартал 1987 года, согласно плану по вербовке агентуры, оперуполномоченный ОБХСС Разин должен был завербовать одного агента, но план не выполнил.
За плохую оперативную работу, срыв плана по вербовке агентуры, оперуполномоченному Разину объявить служебное несоответствие.
Начальник Автозаводского РОВД
майор милиции Уролов Н. П.
У меня вновь состоялся непростой разговор с начальником РОВД. В глубине души, как это ни странно на первый взгляд, он не мог не уважать меня, во всяком случае, питал определенные симпатии. Ведь раньше я работал в уголовном розыске, в личном деле имел одни благодарности, а он ценил профессиональных сыщиков, потому что сам когда-то был в их числе. Мне и в г. Брежневе не раз представлялась возможность доказать ему, что я не забыл свои навыки. Однажды во время дежурства на рынке я в считанные минуты обнаружил по приметам и задержал с поличными двух воровок, обчищавших карманы ротозеев. Помнится, начальник РОВД был искренне удивлен, как оперативно я сработал. Были и другие случаи, когда он убеждался в моих способностях. Может быть, поэтому он прислушивался к моему мнению, когда принимал решения по линии ОБХСС. Короче говоря, обоим было ясно, что мы противники, достойные друг друга. Правда, мне было легче, поскольку на меня никто не давил сверху, никто на заставлял любыми средствами дискредитировать неугодного.
Когда я вошел в кабинет, он почему-то быстро забежал мне за спину и плотно прикрыл незапертую мной дверь. Впечатление было такое, словно он боится чего-то.
- И как же нам дальше быть, Риф? - он впервые назвал меня по имени. Наверное, теперь ты уволишься из органов?
- Почему же? Буду работать.
- А! Значит, вернешься в Ижевск, к семье...
- Нет. Буду работать здесь.
- Я так и знал. Но я все-таки настоятельно рекомендую тебе уехать из Брежнева. Так будет лучше.
- Кому лучше? Вам?
- Прежде всего тебе. Ты, наверное, думаешь, что я специально под тебя копаю? Ну, приказ и все такое... Приказ - это все-таки не крайние меры, а на них могут пойти.
- Какие крайние меры вы имеете в виду? По-моему, вы и так сделали все, что могли.
- Ты же неглупый человек, Риф, и должен все понимать. И тогда я ничего уже не смогу сделать, даже если очень захочу защитить тебя. Учти, очень много не от меня зависит. Не я один принимаю решения. А очень многое от меня совсем не зависит.
Трудно было не понять, что он предупреждает меня о возможном физическом уничтожении.
Это был первый и, к сожалению, последний откровенный разговор с начальником РОВД. Буквально через неделю он погиб в автомобильной катастрофе при весьма загадочных обстоятельствах. Было ли это убийством или чистой случайностью, сейчас утверждать не берусь. Но тогда говорили всякое, в том числе я слышал и такую версию, что его убрали те, кого он осмелился ослушаться. Во всяком случае, у меня было немало поводов убедиться в том, что сильные мира сего любят, чтобы им служили преданно, и жестоко карают тех, кто затевает свою игру.
После этой смерти я понял, что, наказывая меня, начальник РОВД, возможно, продлял мне жизнь.
Я продолжал проверку финансовой деятельности "КамАЗавтоцентра".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16