Другой вариант — выпустить часть газа в пространство, уменьшив таким образом массу Солнца и остудив его. Это дало бы светилу возможность провести еще миллиарды и миллиарды лет без изменений. Однако приходилось учитывать, что в результате планеты отдалятся от центра системы, — как бы не переусердствовать.
В любом случае на выполнение задачи потребовались бы ресурсы нескольких звезд, поскольку времени — по космическим меркам — катастрофически не хватало.
— Огромный труд, — сказала Гея.
Странник не знал, имеет ли она в виду великую драму, что разыграется в небе, словно в те века, когда невооруженным глазом можно было видеть огненные фонтаны, срывающиеся с краев солнечного диска.
— И труд принесет огромную славу, — объявил он.
— Нет, — отрезала Гея. — Не принесет ничего, и хуже, чем ничего. Погибнет все, ради чего я жила. Наследие будет навеки утрачено.
— Но разве Земля не есть наше наследие?
— Нет. Наследие — это знание. Я пыталась объяснить это Альфе. — Она смолкла на миг. — Тебе же повторю: развитие жизни, ее адаптация, борьба, метаморфозы и то, как она встречает гибель, — все это непредсказуемо и ни на одной другой планете во всей пространственно-временной Вселенной не может повториться. Жизнь преподносит нам такие дары, какие еще не в силах принять галактический мозг. Возможно, она способна открыть перед нами новые фазы первичной реальности.
— Почему же тогда нам не позволить ей существовать еще многие миллиарды лет?
— Потому что, веками наблюдая за жизнью на Земле, я познала ее судьбу и обрела с ней единство. — Гея вздохнула. — О, ты не понимаешь. Не желаешь понять.
— Напротив, — как мог мягко произнес Странник. — Надеюсь, что пойму. Одна из причин моего прилета в том, что я хотел поговорить с тобой лицом к лицу, — вероятно, так общение получится теснее и, во всяком случае, эффективнее, чем через световые годы.
Она долго молчала. А когда стала отвечать, ее голос совсем изменился:
— …Интимнее. Да. Прости мою обиду. Я была не права. Я действительно помогу тебе всем, чем сумею.
— Спасибо, спасибо, — обрадовался Странник. — Я тоже приложу все усилия.
Солнце спустилось за облака. В вышине висел серп луны. Ветер стал чуть сильнее и прохладнее.
— Но если мы решим не спасать Землю, — спросил Странник, — если она сгорит и расплавится и всякий след ее истории исчезнет, разве ты не будешь скорбеть?
— У меня останутся мои записи, — ответила Гея.
Да, она хранила базу данных, содержавшую все, что было известно о планете. Полностью. И немало информации имелось в других местах. Когда же Солнце станет прожорливым чудовищем, Гея собиралась улететь к дальним рубежам системы.
— Но ты ведь не просто владеешь ими? — предположил Странник.
— Конечно. — (Разве может такой разум удержаться от мышления?) — Я обдумывала факты, работала с ними, оценивала, пыталась воссоздать условия, в которых они возникли.
За последние тысячи лет, подумал Странник, она стала молчаливой, чтобы не сказать — уклончивой.
— И тебе осталось еще заполнить огромные пробелы, — намекнул он.
— Это неизбежно. Прошлое тоже подвержено действию квантовой теории вероятностей. Какими путями шла к нам история?
— Поэтому ты создавала разнообразные симуляции, чтобы проверить, к чему эти пути приведут.
Об этом она почти ничего не сообщала.
— Я не скрывала их от вас. Да, вынуждена согласиться: помимо попыток выяснить, что происходило на Земле, я творила миры, дабы посмотреть, что могло произойти.
На мгновение Странник онемел. Он и не помышлял добиться от Геи такого признания. Но потом его озарило: Гея предвидела, что он почует правду, как только они вступят в искренний диалог.
— Зачем? — спросил он.
— Зачем, как не ради полноты понимания?
Да, подумал Странник, она живет на Земле с тех пор, как появилось человечество. Ее зародыш существовал еще прежде рождения Кристиана Брэннока. Возрастая, она впитала в себя сознания людей, решивших не лететь к звездам, а оставаться на своей Земле. А годы текли мимо нее десятками миллионов.
Конечно же, она заворожена прошлым. В нем — ее жизнь. Не потому ли она безразлична к будущему или даже стремится к катастрофе?
Но что-то в этой мысли показалось ему неправильным. Гея была для него загадкой, которую он обязан разгадать.
Странник осторожно продолжил:
— Значит, ты действовала, словно физик, прослеживающий гипотетические конфигурации волновых функций в пространстве-времени, с тем единственным исключением, что объектом твоих экспериментов были разумные существа.
— Я не причиняла им зла, — сказала Гея. — Пойдем со мной в любой из миров, которые я создала, и ты увидишь все сам.
— С удовольствием, — согласился он, не зная, не лжет ли. И добавил, собрав всю свою решимость: — Все равно долг требует от меня провести исследование материальной среды.
— Как хочешь. Позволь, я помогу тебе в приготовлениях. — Она помолчала. Человек увидел бы, как в небе зажглась первая звезда. — Но полагаю, что как следует узнать друг друга мы можем, лишь если я расскажу тебе историю своей работы.

4

Избитая волнами до того, что матросам теперь приходилось не переставая работать помпами, «Серая гончая» скользила на восток вдоль южного берега неведомой земли. Направление задавал ветер — хуукин тащился следом за кораблем столь усталый и голодный, что остаток его сил надо было приберечь на самый черный день. По суше тянулись изумрудные луга, а вдалеке, вдоль гряды невысоких холмов, стоял лес. Все кишело жизнью: паслись стада, над морем метались быстрые птицы, но люди Калавы не ступали на твердую землю. Прибой колотился о камни с такой силой, что капитан сомневался, выдержит ли судно. Им удалось собрать лишь немного дождевой воды, и та плескалась, затхлая, на дне бочонков.
Калава стоял на носу и глядел вперед, и стояла с ним рядом Ильянди. Непривычно холодный ветер выл в снастях. Небо потяжелело; волны вздымались высоко, роняя белую пену с гребней. Обшивка стонала.
Но все же облака очень часто расступались. Ильянди полагала, что в этом краю тучи — а они, несомненно, суть пар, поднимающийся от раскалённой земли, словно в чайнике, и, остывая, вновь становящийся водой, — не так густы. Слишком была она увлечена своими инструментами и подсчетами, чтобы много говорить; но хотя бы делилась с Калавой главными мыслями.
— Что ж, знаешь ли ты, где мы оказались? — хрипло спросил он.
На ее лице, полускрытом в тени мокрого капюшона, играла легкая улыбка.
— Нет. Мне эта земля неведома так же, как и тебе. Но мнится мне, что мы меньше чем в пятидесяти дневных переходах от Улонаи, а может, и всего в сорока.
— Клянусь секирой Рувио! — Калава ударил кулаком в перила. — Надеюсь, что ты права! Значит, ветер большей частью швырял нас взад-вперед меж двумя берегами, и мы не так далеко, чтобы не вернуться. Впредь любое судно отыщет сюда легкую дорогу: пойдет сперва к Последним Островам и там дождется благоприятных ветров. Капитан будет знать, что высадится на берег. Еще через несколько плаваний узнаем точнее, куда должен указывать путеводный камень.
— Но где здесь бросить якорь? — спросила Ильянди. Калава расхохотался, чего не делал уже много дней
и ночей.
— О том не беспокойся…
Со смотровой площадки на мачте раздался крик. По всей палубе люди в страхе подняли взгляды к небу.
После не было случая, чтобы два человека рассказывали о том одинаково. Один говорил, что молния пронзила облака и грянул гром. Другой вспоминал о летящем мече не короче самой «Серой гончей», за которым тянулась полоса крови. Третьему привиделся зверь с разинутой пастью и тремя горящими хвостами… Калава запомнил копье, вокруг которого вились радуги. Ильянди же призналась наедине, что ей показалось, будто в небе ткет — то появится, то исчезнет из виду — огромный челнок с непонятными буквами на нем. Но все соглашались: то, что они видели, прилетело со стороны моря и скрылось за холмами.
Люди обезумели. Иные с воплями забегали по кораблю. Иные в слезах молились своим богам. Иные бросались на палубу и дрожали или же съеживались, зажмурив глаза. Руль и помпы все бросили, и судно понес прибой. В трюм хлынула вода.
— Прекратить! — рявкнул Калава и соскочил к матросам. — Мужчины вы или нет? Встаньте или умрите!
Пинками и пощечинами он заставил их вернуться к работе. Один моряк выхватил нож и бросился на капитана. Тот сшиб его с ног. «Серую гончую» едва успели вернуть под управление. Она слишком близко подошла к берегу, чтобы запрягать хуукина. Калава ухватился за румпель и с большим трудом развернул корабль к морю.
Как только матросы набрались храбрости, запахло мятежом. Калава поставил себе на замену рулевого из самых опытных, а сам спустился с Ильянди в каюту — поговорить. Вскоре они вернулись на палубу, и капитан крикнул: «Внимание!» Стоя бок о бок, он и Мыслящая-о-Небе вглядывались в лица, испуганные или угрюмые, тех людей, у кого не было неотложных дел.
— Слушайте и передайте остальным, — сказал им Калава. — Я знаю, что дай вам волю, и вы сегодня же повернули бы к югу. Но так нельзя. Обратного перехода мы не выдержим. Что предпочтете — рискнуть, чтобы снискать богатство и славу, или же струсить и пойти на дно? Нам надо починить судно, пополнить запасы, а после того плыть домой и нести соплеменникам дивные вести. Когда же, спросите вы? Скоро, отвечу я, скоро. Я смотрел на воду. Взгляните сами. Видите, она все больше буреет, а сейчас по волнам плавают ошметки растений? Значит, где-то рядом в море впадает большая река. Стало быть, там есть гавань. То же, что мы видели, объяснит вилку, госпожа наша Ильянди.
Мыслящая-о-Небе выступила вперед. Она переоделась в чистую белую тунику со знаками своего призвания, а в руке держала посох. Голос ее был тих, но все слышали.
— Да, зрелище было ужасно. Значит, легенды о моряках, ходивших далеко к северу или сбивавшихся с курса, верны. Но подумайте: ведь они возвращались домой. А те, кто не вернулся, погибли от естественных причин. Ибо зачем богам или демонам одних топить, а других миловать?
Матросы начали переглядываться.
— То, что мы видели, лишь мелькнуло у нас над головами. Было ли то предостережение нам? Нет, ибо знай оно нас, поняло бы, что мы не можем сейчас повернуть вспять. Была ли то еще какая-нибудь угроза? Едва ли. Да, оно было странным, но это не значит «опасным». Мир полон необычного. Могу рассказать вам о том, что за долгие столетия, наблюдая за чистым небом, мы видели и огненные полосы, прочерчивавшие его, и звезды с пламенеющими хвостами. Мы, вилкуи, не понимаем их, но и не страшимся, а воздаем им должную честь, как знамениям богов.
Ильянди помедлила, а потом завершила речь:
— Паче того. В тайных анналах нашего ордена есть рассказы о видениях и чудесах, превосходящих это. Всякий знает, что время от времени боги влагают свои слова в уста святых мужей и жен, дабы вести народ. Не могу объяснить вам, как они проявляют себя, но замечу, что сегодня мы видели нечто подобное. Потому станем же верить, что то был добрый знак.
Потом она произнесла защитное заклинание и призвала стихии. Большинство людей приободрились. Ведь, в конце концов, они почитали Ильянди. К тому же многие и прежде плавали с Калавой и вернулись благополучно. Остальных они заставили слушаться.
— Разойдись! — приказал капитан. — Вечером каждый получит порцию спиртного.
Ответом было вялое веселье. Судно шло своим путем.
Наутро они и вправду увидели широкую бухту, укрытую от ветра. Вода в ней была мутной от ила. Придерживая хуукина, Калава осторожно ввел в нее корабль и наконец увидел реку, о которой говорил. Вместе с несколькими смельчаками он сел в шлюпку и поплыл к берегу. В болотах, лугах и лесах, похоже, водилась богатая дичь. Росло тут множество незнакомых трав, но иные Калава узнал, и меж ними — съедобные ягоды и коренья.
— Хорошо, — сказал он. — Этот край созрел, пора прибрать его к рукам.
И земля под ним не разверзлась.
Разыскав удобное место, Калава вернулся на корабль, дождался прилива и выбросил «Гончую» на сушу там, где, как он видел, вода порой поднималась еще выше, — так ее было бы легко вновь вывести в море, когда придет время. Спешить Калава не хотел. Пусть, думал он, люди разобьют лагерь, отдохнут и подкормятся, а потом уж берутся за работу. Сети, силки и запруды обещали обильную добычу. В команде было несколько искусных охотников, а среди них — и сам капитан.
Взгляд его устремился вдаль, к холмам. Да, сегодня же он поведет отряд, чтобы узнать, что там.

5

Гея никогда не скрывала, что воссоздает историю человечества. Вероятно, то было величайшее из ее достижений. Но постепенно собратья Геи по галактическому мозгу начали понимать, что она одержима работой. В последнее время — измеряемое сотнями тысяч лет — ее сообщения стали обрывочными и малоинформативными. Создалось впечатление, что Гея избегает делиться новостями. На нее не давили — в распоряжении галактического мозга вся терпеливость Вселенной. Однако беспокойство нарастало. Особенно волновалась ближайшая к Гее по расстоянию и потому чаще других выходившая с нею на связь Альфа, а значит, и Странник. Деятельность и мнение Геи играли решающую роль в судьбе Земли. Не поняв ее, нельзя было судить, верно ли будет спасти планету.
Разумеется, важной частью ее психики стали история и археология, которые она помнила от зарождения животного мира до технологического расцвета вида homo. Помимо того, в нее влилось бессчетное число индивидуальных сознаний, больше, чем в любой другой узел. Что делала она с ними в течение множества лет и что они сделали с ней?
Отказать Страннику в доступе к данным Гея не могла: наследие планеты принадлежало всей общине разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18