https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/
каменистой, но не такой сырой.
Здесь Брэннок тоже двигался перебежками и, будь он простым человеком, далеко не ушел бы. Но усталость ему не грозила. Он обладал огромным запасом данных, из которого мог черпать предположения, и даже помнил, как в смертной юности изучал историю и антропологию, а также умел строить логические древа и выбирать наилучшие ветви — иными словами, задавать именно те вопросы, какие надо. Получалась схема мира Калавы. Голая, но четкая и достоверная.
И она его пугала.
Нет, скажем лучше, что аспект Кристиана Брэннока, живший в нем, содрогался от жестокости происходящего. Аспект же Странника полагал, что это вполне соответствует извечному поведению людей и что цивилизация, которую они в конце концов построили, без вездесущих искусственных интеллектов лишилась бы стабильности.
Путешествие продолжалось.
Через какое-то время Брэннок опять остановился, чтобы дать Калаве отдохнуть и размять затекшие конечности. С холма открывался вид на крутые склоны гор, изрезанные ущельями, лишь кое-где поросшие лесом. Вершины терялись в свинцовом небе. Брэннок указал на ближайшую скалу, выступавшую вперед, как бастион из крепостной стены.
— Нам туда, — сказал он. — Там, наверху, — мой господин, которому я должен доставить известие.
— Разве он не видит тебя сверху? — спросил Калава. Брэннок покачал головой (вернее, изображением человеческой головы у себя на экране):
— Нет. Он мог бы, но враг отвлекает его. Он еще не знает, что она — его враг. Считай, что она колдунья, обманывающая моего господина мудрыми речами, песнями и видениями, пока ее слуги рыщут по миру. Вести, которые я несу, откроют ему истину.
Откроют ли? Ведь истина и правота кажутся столь же бесформенными, как облака, окутавшие Землю…
— Готова ли она, что ты явишься?
— В некоторой степени. В какой — не могу сказать. Если я подойду достаточно близко, то испущу… м-м… бесшумный крик, который услышит и поймет мой господин. Но если прежде меня поймают ее воины, ты должен будешь идти дальше, и придется тебе нелегко. Ты вполне можешь не справиться с задачей и погибнуть. Хватит ли у тебя отваги?
Калава косо ухмыльнулся:
— Теперь-то уж лучше бы хватило, верно?
— Если все получится, твоя награда будет безмерна.
— То и есть ветер, что наполняет мой парус. Но еще… — Калава замялся. — Еще, — тихо закончил он, — так хочет госпожа Ильянди.
Брэннок не стал развивать эту тему. Он протянул капитану свернутый кусок коры, который нес в нижней руке.
— Одного твоего вида хватит, чтобы разрушить заклятие, но вот тебе письмо. Передай его моему господину.
Потом он постарался описать Калаве дорогу, место и как выглядел модуль, содержавший Странника, чтобы тот ни с чем его не спутал. Возможно, зрелище повергло бы моряка в ступор, но в любом случае Калава казался человеком решительным. Не был Брэннок уверен и в том, что капитан сумеет пройти полкилометра по гладкой мостовой — если доберется до вершины — и Гея не заметит и не уничтожит его. Но, может быть, Странник увидит его первым. Может быть, может быть…
Он, Брэннок, использовал этого человека так же бессовестно, как могла бы Гея, и не знал зачем. Какая опасность могла нависать над звездным содружеством, требуя принести в жертву эту крохотную, быстротечную жизнь? Но все же он отдал письмо Калаве, и тот сунул его за пазуху.
— Я готов, — сказал он и влез в свою люльку. Путь продолжался.
Жаркое солнце, скрытое за облаками, стояло на полдне, когда детекторы Брэннока почувствовали сигнал. Он огцу-тил всего лишь легкое беспокойное жужжание, но тут же понял: это электронный след приближающегося предмета средних размеров. Мобильный мини-сенсор взял его след.
Чувствительными приборами сенсор обладать не мог и Брэннока еще не обнаружил, однако скоростью значительно превосходил его. Неизбежно, что аппарат увидит Брэннока и вызовет более мощные машины. Они скорее всего тоже неподалеку. А удостоверившись, что он жив, Гея соберет сюда своих агентов с целого материка, а может, и со всей Земли.
Брэннок замер на месте. Он находился в лощине, по дну которой сбегал чуть не кувырком бурливый ручеек, впадавший внизу в Последнюю реку. Над головой смыкались густые ветви высоких, с зубчатыми бронзовыми листьями деревьев. С цветка на цветок перелетали жуки. Химические сенсоры упивались густым ароматом.
— Вражеские разведчики настигли меня, — сказал Брэннок. — Иди.
Калава соскочил на землю, но тут помедлил, положив ладонь на рукоять меча:
— Могу ли я сражаться рядом с тобой?
— Нет. Твоя служба — нести мое слово. Ступай скорее. Укрывай свой след, как только сумеешь. И да пребудут с тобой твои боги.
— Господин мой!
Калава скрылся в кустарнике. Брэннок остался один. Его человеческая составляющая слилась с остальным сознанием, и вот он был уже всецело живой машиной — логичной и беспристрастной, за исключением лишь чувства долга по отношению к Страннику, Альфе и вселенскому разуму. Здесь достаточно удобно обороняться, подумал он. Спину прикрывала стена ущелья, под ногами имелось достаточно камней, пригодных для метания, а вокруг — значительное количество сучьев, чтобы наломать из них дубинок и копий. Прежде чем взять его в плен, преследователям придется затратить большое количество ресурсов. Конечно, они могут предпочесть уничтожить его при помощи энергетического луча, но это представлялось маловероятным. С точки зрения Геи, предпочтительнее захватить Брэннока и изменить его воспоминания, чтобы, вернувшись, он представил Страннику отчет о путешествии, не отмеченном какими-либо эксцессами или важными открытиями.
Сомнительно, чтобы первые же ее агенты могли вскрыть его память. Это потребовало бы возможностей, никогда прежде не требовавшихся Гее. Даже на поспешное изготовление устройства, пытавшегося взять его под контроль во время полета, ушли экстраординарные усилия. Сейчас же Гея была еще больше ограничена в своем потенциале. Приказ воспроизвести и применить аналогичный аппарат в силу своей простоты мог бы не попасть в сферу внимания Странника. Но разработка и ввод в действие опрашивающего механизма, необходимого для операций над памятью, представляли собой значительно более сложные процессы, не говоря уже о том, как затруднительно было бы скрыть доставку полученной информации.
Предполагать неведение Геи относительно того, что он взял с собой Калаву, Брэннок не смел. Скорее всего о том, что он жив, ее известил один из агентов, обследовавших шлюпку. Но речь испуганных матросов была бессвязна и практически лишена смысла. Ильянди, та интеллектуально развитая женщина, всеми силами постаралась не дать им говорить о чем-либо ценном. У наблюдателей должно было создаться впечатление, будто Брэннок собирался лишь получить от Калавы данные о его народе, после чего отпустить капитана к его людям, а самому продолжить движение к Дому Мысли.
При любом варианте выследить Калаву оказалось бы непросто. Он был не машиной, а животным — одним из бессчетного множества животных, и притом самым хитрым из них. Позволить себе прочесывать местность Гея не могла. Вероятно, она посвятила бы поискам незначительную часть своих сил и внимания, но не относилась бы к Калаве слишком серьезно. Зачем ей?
А зачем Брэнноку? Всего лишь ради крохотной надежды.
Он приготовился к бою. И пока ждал нападения, дух его витал по ту сторону облаков, среди миллионов звезд, ведомых его большему «я».
10
В комнате было тепло. Пахло любовью и розами — Лоринда поставила в вазу большой букет. Вечерний свет сочился сквозь кружевные занавеси на просторную кровать с пологом.
Лоринда придвинулась поближе к Кристиану, который лежал так, что занимал обе подушки. Она положила ему руку на грудь, он обхватил ее за плечи.
— Не хочу, чтобы это кончалось, — прошептала она.
— Я тоже, — сказал Кристиан, уткнувшись лицом ей в душистые волосы. — С чего мне хотеть?
— Я имею в виду… то, что мы… то, чем мы стали друг для друга…
— Я понял. Лоринда сглотнула:
— Прости. Я не должна была так говорить. Можешь забыть мои слова?
— Зачем?
— Ты знаешь. Я не могу просить тебя отречься от возвращения к полноте своей сущности. Не прошу.
Он стал смотреть прямо перед собой.
— Я просто не хочу так быстро покидать этот дом, — печально проговорила Лоринда. — Ведь после того, что мы видели за эти дни, — можно?..
Кристиан опять повернулся к ней и взглянул в серые глаза, блестевшие от слез.
— Я тоже не хочу. Но боюсь, что мы должны…
— Конечно. Наш долг.
И Гея, и Странник. Если они еще не знают, что их представители дали слабину, то как минимум Гее это вскоре станет известно благодаря амулетам. Насколько бы она ни была занята другими делами, время от времени Гея наверняка интересуется тем, что происходит у нее внутри. Кристиан вздохнул:
— Дай я скажу то же, что ты. Я — тот я, что я есть, — ни в чертов грош не ставлю всё, кроме твоей любви.
— Милый мой, милый.
— Но, — сказал он в промежутке между поцелуями.
— Продолжай. — Лоринда поспешно оторвалась от его губ. — Не бойся Меня огорчить. Ты не можешь.
— Могу. И ты способна огорчить меня. Даже если никто из нас этого не хочет, это обязано случиться.
Она кивнула:
— Потому что мы — люди. — И упрямо: — Но все равно я собираюсь остаться здесь из-за тебя.
— Не вижу, как это можно сделать. Потому и сказал «но». — Секунду он молчал. — Несомненно, возвратившись каждый к своей полной сущности, мы будем чувствовать себя иначе.
— Не знаю.
Он не стал напоминать, что их нынешние «я» превратятся лишь в блеклое воспоминание, неслышный шепот. Вместо этого, решив ее утешить — как всегда, неуклюже, — сказал:
— Наверное, я хочу, чтобы ты вернулась к Гее. Несмотря ни на что. Бессмертие. Вечная молодость. Разум и воля.
— Да, я знаю. В этой жизни мы слепы, глухи и глупы. — Она рассмеялась грустным шепотом. — Мне так нравится.
— Мне тоже. Мы те, кто мы есть. — И добавил грубовато: — Ладно, у нас еще осталась малость времени.
— Но мы должны продолжать выполнение своей задачи.
— Спасибо, что мне не пришлось произносить эти слова.
— Мне кажется, ты это понимаешь лучше, чем я. Поэтому тебе труднее об этом говорить. — Она приобняла его за шею. — Мы ведь можем подождать до завтра? Просто выспаться как следует.
Он улыбнулся:
— Я думал, мы будем не только спать.
— Попутно… у нас будут и другие возможности. Правда?
Ранним утром в саду блестели на цветах и листьях капли росы, в небе парил ястреб; Лоринда закуталась в шаль от прохладного ветерка. Она сидела у пруда и смотрела, как Кристиан расхаживает взад-вперед, то стискивая кулаки, то закладывая руки за спину. У него под ногами хрустел гравий.
— Но куда нам отправиться? — спросила Лоринда. — Бесцельно шататься из одного полумира в другой, пока они не завершат свои дела и не вспомнят о нас? По-моему, это бесполезно. — Она попробовала изобразить веселье в голосе: — Признаюсь, что думаю — мы могли бы посетить и какие-нибудь эмуляции поприятнее.
— Извини, — Кристиан покачал головой, — мне кажется иначе.
Даже в те краткие дни, что они могли провести вдвоем. Лоринда зябко обхватила себя за плечи.
— Ты же знаешь, как это бывает, — продолжил он. — Борешься с бесформенными идеями, а однажды вдруг просыпаешься — а они уже наполовину обрели четкость. Так со мной сегодня и случилось. Понимаю, тебя это обижает. В конце концов, ты же представляешь Гею.
Он увидел, как Лоринда вздрогнула, осекся и хотел было извиниться, но она быстро проговорила:
— Ничего, дорогой, все в порядке. Продолжай. Кристиан пытался сдерживаться, но по мере того, как
он ходил и говорил, его голос обретал силу:
— Что мы до сих пор видели? Мир восемнадцатого столетия, где недавно умер Ньютон, Лагранж и Франклин продолжают работать, Лавуазье еще мальчик, и занимается промышленная революция. Почему именно здесь Гея разместила нашу базу? Просто потому, что здесь есть милый домик и красивый сельский пейзаж? Или это лучший из всех созданных ею вариантов?
Лоринда сумела успокоиться. Она кивнула:
— Да, программировать отдельную эмуляцию специально для нас она не стала бы. Особенно учитывая ее занятость общением со Странником.
— Потом мы посетили мир, переживший весьма схожий этап развития в античную эпоху, — продолжил Кристиан. Лоринда поежилась. — Да, там все рухнуло, но важно то, что мы узнали: это единственный вариант греко-римской истории, который Гея сочла полезным провести через несколько столетий. Потом была… э-э… мирная Европа тысяча девятисотого года. В ней также шел научно-технический прогресс, и мир развивался несколько более успешно — или менее безуспешно — благодаря сохранению сильной и единой Католической церкви, хотя и там все постепенно начинало распадаться. Потом были американские китайцы, цивилизация совершенно ненаучная, глубоко религиозная; но и ей было предрешено сделать заметный технологический прорыв, совпадающий с проблемным периодом. — Минуту-две он молчал, только гравий хрустел под ногами. — Четыре эмуляции из множества, причем три были выбраны почти случайным образом. Не следует ли отсюда, что все интересующие ее варианты имеют между собой нечто общее?
— Ну да, — согласилась Лоринда. — Помнишь, мы это уже обсуждали. Создается впечатление, что Гея пытается привести сотворенных ею людей к формированию цивилизации, богатой как культурно и духовно, так и материально, и к тому же гуманной и стабильной.
— И зачем, — спросил он, — если человек как вид давно исчез?
Лоринда горделиво выпрямилась:
— Нет! Он вновь живет здесь, в сердце Геи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Здесь Брэннок тоже двигался перебежками и, будь он простым человеком, далеко не ушел бы. Но усталость ему не грозила. Он обладал огромным запасом данных, из которого мог черпать предположения, и даже помнил, как в смертной юности изучал историю и антропологию, а также умел строить логические древа и выбирать наилучшие ветви — иными словами, задавать именно те вопросы, какие надо. Получалась схема мира Калавы. Голая, но четкая и достоверная.
И она его пугала.
Нет, скажем лучше, что аспект Кристиана Брэннока, живший в нем, содрогался от жестокости происходящего. Аспект же Странника полагал, что это вполне соответствует извечному поведению людей и что цивилизация, которую они в конце концов построили, без вездесущих искусственных интеллектов лишилась бы стабильности.
Путешествие продолжалось.
Через какое-то время Брэннок опять остановился, чтобы дать Калаве отдохнуть и размять затекшие конечности. С холма открывался вид на крутые склоны гор, изрезанные ущельями, лишь кое-где поросшие лесом. Вершины терялись в свинцовом небе. Брэннок указал на ближайшую скалу, выступавшую вперед, как бастион из крепостной стены.
— Нам туда, — сказал он. — Там, наверху, — мой господин, которому я должен доставить известие.
— Разве он не видит тебя сверху? — спросил Калава. Брэннок покачал головой (вернее, изображением человеческой головы у себя на экране):
— Нет. Он мог бы, но враг отвлекает его. Он еще не знает, что она — его враг. Считай, что она колдунья, обманывающая моего господина мудрыми речами, песнями и видениями, пока ее слуги рыщут по миру. Вести, которые я несу, откроют ему истину.
Откроют ли? Ведь истина и правота кажутся столь же бесформенными, как облака, окутавшие Землю…
— Готова ли она, что ты явишься?
— В некоторой степени. В какой — не могу сказать. Если я подойду достаточно близко, то испущу… м-м… бесшумный крик, который услышит и поймет мой господин. Но если прежде меня поймают ее воины, ты должен будешь идти дальше, и придется тебе нелегко. Ты вполне можешь не справиться с задачей и погибнуть. Хватит ли у тебя отваги?
Калава косо ухмыльнулся:
— Теперь-то уж лучше бы хватило, верно?
— Если все получится, твоя награда будет безмерна.
— То и есть ветер, что наполняет мой парус. Но еще… — Калава замялся. — Еще, — тихо закончил он, — так хочет госпожа Ильянди.
Брэннок не стал развивать эту тему. Он протянул капитану свернутый кусок коры, который нес в нижней руке.
— Одного твоего вида хватит, чтобы разрушить заклятие, но вот тебе письмо. Передай его моему господину.
Потом он постарался описать Калаве дорогу, место и как выглядел модуль, содержавший Странника, чтобы тот ни с чем его не спутал. Возможно, зрелище повергло бы моряка в ступор, но в любом случае Калава казался человеком решительным. Не был Брэннок уверен и в том, что капитан сумеет пройти полкилометра по гладкой мостовой — если доберется до вершины — и Гея не заметит и не уничтожит его. Но, может быть, Странник увидит его первым. Может быть, может быть…
Он, Брэннок, использовал этого человека так же бессовестно, как могла бы Гея, и не знал зачем. Какая опасность могла нависать над звездным содружеством, требуя принести в жертву эту крохотную, быстротечную жизнь? Но все же он отдал письмо Калаве, и тот сунул его за пазуху.
— Я готов, — сказал он и влез в свою люльку. Путь продолжался.
Жаркое солнце, скрытое за облаками, стояло на полдне, когда детекторы Брэннока почувствовали сигнал. Он огцу-тил всего лишь легкое беспокойное жужжание, но тут же понял: это электронный след приближающегося предмета средних размеров. Мобильный мини-сенсор взял его след.
Чувствительными приборами сенсор обладать не мог и Брэннока еще не обнаружил, однако скоростью значительно превосходил его. Неизбежно, что аппарат увидит Брэннока и вызовет более мощные машины. Они скорее всего тоже неподалеку. А удостоверившись, что он жив, Гея соберет сюда своих агентов с целого материка, а может, и со всей Земли.
Брэннок замер на месте. Он находился в лощине, по дну которой сбегал чуть не кувырком бурливый ручеек, впадавший внизу в Последнюю реку. Над головой смыкались густые ветви высоких, с зубчатыми бронзовыми листьями деревьев. С цветка на цветок перелетали жуки. Химические сенсоры упивались густым ароматом.
— Вражеские разведчики настигли меня, — сказал Брэннок. — Иди.
Калава соскочил на землю, но тут помедлил, положив ладонь на рукоять меча:
— Могу ли я сражаться рядом с тобой?
— Нет. Твоя служба — нести мое слово. Ступай скорее. Укрывай свой след, как только сумеешь. И да пребудут с тобой твои боги.
— Господин мой!
Калава скрылся в кустарнике. Брэннок остался один. Его человеческая составляющая слилась с остальным сознанием, и вот он был уже всецело живой машиной — логичной и беспристрастной, за исключением лишь чувства долга по отношению к Страннику, Альфе и вселенскому разуму. Здесь достаточно удобно обороняться, подумал он. Спину прикрывала стена ущелья, под ногами имелось достаточно камней, пригодных для метания, а вокруг — значительное количество сучьев, чтобы наломать из них дубинок и копий. Прежде чем взять его в плен, преследователям придется затратить большое количество ресурсов. Конечно, они могут предпочесть уничтожить его при помощи энергетического луча, но это представлялось маловероятным. С точки зрения Геи, предпочтительнее захватить Брэннока и изменить его воспоминания, чтобы, вернувшись, он представил Страннику отчет о путешествии, не отмеченном какими-либо эксцессами или важными открытиями.
Сомнительно, чтобы первые же ее агенты могли вскрыть его память. Это потребовало бы возможностей, никогда прежде не требовавшихся Гее. Даже на поспешное изготовление устройства, пытавшегося взять его под контроль во время полета, ушли экстраординарные усилия. Сейчас же Гея была еще больше ограничена в своем потенциале. Приказ воспроизвести и применить аналогичный аппарат в силу своей простоты мог бы не попасть в сферу внимания Странника. Но разработка и ввод в действие опрашивающего механизма, необходимого для операций над памятью, представляли собой значительно более сложные процессы, не говоря уже о том, как затруднительно было бы скрыть доставку полученной информации.
Предполагать неведение Геи относительно того, что он взял с собой Калаву, Брэннок не смел. Скорее всего о том, что он жив, ее известил один из агентов, обследовавших шлюпку. Но речь испуганных матросов была бессвязна и практически лишена смысла. Ильянди, та интеллектуально развитая женщина, всеми силами постаралась не дать им говорить о чем-либо ценном. У наблюдателей должно было создаться впечатление, будто Брэннок собирался лишь получить от Калавы данные о его народе, после чего отпустить капитана к его людям, а самому продолжить движение к Дому Мысли.
При любом варианте выследить Калаву оказалось бы непросто. Он был не машиной, а животным — одним из бессчетного множества животных, и притом самым хитрым из них. Позволить себе прочесывать местность Гея не могла. Вероятно, она посвятила бы поискам незначительную часть своих сил и внимания, но не относилась бы к Калаве слишком серьезно. Зачем ей?
А зачем Брэнноку? Всего лишь ради крохотной надежды.
Он приготовился к бою. И пока ждал нападения, дух его витал по ту сторону облаков, среди миллионов звезд, ведомых его большему «я».
10
В комнате было тепло. Пахло любовью и розами — Лоринда поставила в вазу большой букет. Вечерний свет сочился сквозь кружевные занавеси на просторную кровать с пологом.
Лоринда придвинулась поближе к Кристиану, который лежал так, что занимал обе подушки. Она положила ему руку на грудь, он обхватил ее за плечи.
— Не хочу, чтобы это кончалось, — прошептала она.
— Я тоже, — сказал Кристиан, уткнувшись лицом ей в душистые волосы. — С чего мне хотеть?
— Я имею в виду… то, что мы… то, чем мы стали друг для друга…
— Я понял. Лоринда сглотнула:
— Прости. Я не должна была так говорить. Можешь забыть мои слова?
— Зачем?
— Ты знаешь. Я не могу просить тебя отречься от возвращения к полноте своей сущности. Не прошу.
Он стал смотреть прямо перед собой.
— Я просто не хочу так быстро покидать этот дом, — печально проговорила Лоринда. — Ведь после того, что мы видели за эти дни, — можно?..
Кристиан опять повернулся к ней и взглянул в серые глаза, блестевшие от слез.
— Я тоже не хочу. Но боюсь, что мы должны…
— Конечно. Наш долг.
И Гея, и Странник. Если они еще не знают, что их представители дали слабину, то как минимум Гее это вскоре станет известно благодаря амулетам. Насколько бы она ни была занята другими делами, время от времени Гея наверняка интересуется тем, что происходит у нее внутри. Кристиан вздохнул:
— Дай я скажу то же, что ты. Я — тот я, что я есть, — ни в чертов грош не ставлю всё, кроме твоей любви.
— Милый мой, милый.
— Но, — сказал он в промежутке между поцелуями.
— Продолжай. — Лоринда поспешно оторвалась от его губ. — Не бойся Меня огорчить. Ты не можешь.
— Могу. И ты способна огорчить меня. Даже если никто из нас этого не хочет, это обязано случиться.
Она кивнула:
— Потому что мы — люди. — И упрямо: — Но все равно я собираюсь остаться здесь из-за тебя.
— Не вижу, как это можно сделать. Потому и сказал «но». — Секунду он молчал. — Несомненно, возвратившись каждый к своей полной сущности, мы будем чувствовать себя иначе.
— Не знаю.
Он не стал напоминать, что их нынешние «я» превратятся лишь в блеклое воспоминание, неслышный шепот. Вместо этого, решив ее утешить — как всегда, неуклюже, — сказал:
— Наверное, я хочу, чтобы ты вернулась к Гее. Несмотря ни на что. Бессмертие. Вечная молодость. Разум и воля.
— Да, я знаю. В этой жизни мы слепы, глухи и глупы. — Она рассмеялась грустным шепотом. — Мне так нравится.
— Мне тоже. Мы те, кто мы есть. — И добавил грубовато: — Ладно, у нас еще осталась малость времени.
— Но мы должны продолжать выполнение своей задачи.
— Спасибо, что мне не пришлось произносить эти слова.
— Мне кажется, ты это понимаешь лучше, чем я. Поэтому тебе труднее об этом говорить. — Она приобняла его за шею. — Мы ведь можем подождать до завтра? Просто выспаться как следует.
Он улыбнулся:
— Я думал, мы будем не только спать.
— Попутно… у нас будут и другие возможности. Правда?
Ранним утром в саду блестели на цветах и листьях капли росы, в небе парил ястреб; Лоринда закуталась в шаль от прохладного ветерка. Она сидела у пруда и смотрела, как Кристиан расхаживает взад-вперед, то стискивая кулаки, то закладывая руки за спину. У него под ногами хрустел гравий.
— Но куда нам отправиться? — спросила Лоринда. — Бесцельно шататься из одного полумира в другой, пока они не завершат свои дела и не вспомнят о нас? По-моему, это бесполезно. — Она попробовала изобразить веселье в голосе: — Признаюсь, что думаю — мы могли бы посетить и какие-нибудь эмуляции поприятнее.
— Извини, — Кристиан покачал головой, — мне кажется иначе.
Даже в те краткие дни, что они могли провести вдвоем. Лоринда зябко обхватила себя за плечи.
— Ты же знаешь, как это бывает, — продолжил он. — Борешься с бесформенными идеями, а однажды вдруг просыпаешься — а они уже наполовину обрели четкость. Так со мной сегодня и случилось. Понимаю, тебя это обижает. В конце концов, ты же представляешь Гею.
Он увидел, как Лоринда вздрогнула, осекся и хотел было извиниться, но она быстро проговорила:
— Ничего, дорогой, все в порядке. Продолжай. Кристиан пытался сдерживаться, но по мере того, как
он ходил и говорил, его голос обретал силу:
— Что мы до сих пор видели? Мир восемнадцатого столетия, где недавно умер Ньютон, Лагранж и Франклин продолжают работать, Лавуазье еще мальчик, и занимается промышленная революция. Почему именно здесь Гея разместила нашу базу? Просто потому, что здесь есть милый домик и красивый сельский пейзаж? Или это лучший из всех созданных ею вариантов?
Лоринда сумела успокоиться. Она кивнула:
— Да, программировать отдельную эмуляцию специально для нас она не стала бы. Особенно учитывая ее занятость общением со Странником.
— Потом мы посетили мир, переживший весьма схожий этап развития в античную эпоху, — продолжил Кристиан. Лоринда поежилась. — Да, там все рухнуло, но важно то, что мы узнали: это единственный вариант греко-римской истории, который Гея сочла полезным провести через несколько столетий. Потом была… э-э… мирная Европа тысяча девятисотого года. В ней также шел научно-технический прогресс, и мир развивался несколько более успешно — или менее безуспешно — благодаря сохранению сильной и единой Католической церкви, хотя и там все постепенно начинало распадаться. Потом были американские китайцы, цивилизация совершенно ненаучная, глубоко религиозная; но и ей было предрешено сделать заметный технологический прорыв, совпадающий с проблемным периодом. — Минуту-две он молчал, только гравий хрустел под ногами. — Четыре эмуляции из множества, причем три были выбраны почти случайным образом. Не следует ли отсюда, что все интересующие ее варианты имеют между собой нечто общее?
— Ну да, — согласилась Лоринда. — Помнишь, мы это уже обсуждали. Создается впечатление, что Гея пытается привести сотворенных ею людей к формированию цивилизации, богатой как культурно и духовно, так и материально, и к тому же гуманной и стабильной.
— И зачем, — спросил он, — если человек как вид давно исчез?
Лоринда горделиво выпрямилась:
— Нет! Он вновь живет здесь, в сердце Геи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18