И он видел, как эти годы зарождались и умирали, а один год его личного времени до такой степени оказался заполнен и расширен зрелищем творящейся истории, что она превратилась в отдаленный приятный сон. Пусть бог хранит ее, где бы ни скиталась за прошедшие тысячелетия ее душа, что же до него, то ему предстоит прожить собственную жизнь и решить задачу, трудность которой он до сих пор не мог полностью осознать.
События последних месяцев всплыли в его памяти потоком удивительных воспоминаний. Посте того, как анвардийский флот сдался, имперцы направились под его эскортом прямо к Канопусу и далее по всей анвардийской империи. Теперь, когда Руулфан был мертв, а Таури доказала, что она может одерживать победы, вождь за вождем приносили ей клятвы верности.
Хунда все еще был в космосе вместе с Белготаем, сражаясь с упрямым анвардийским графом. Мечтатель отправился в великую систему Полариса и усиленно трудился над ее переустройством.
Теперь, конечно же, столицу Империи будет необходимо переместить с изолированного Сола на центральный Поларис, и Таури сомневалась, что у нее когда-нибудь появится время или возможность снова навестить Землю.
И поэтому она проделала путь в тысячу световых лет к маленькому одинокому солнцу, что было ее домом, прихватив с собой корабли, машины и войска. Сол получит военную базу для своей защиты. Инженеры-климатологи вернул ледники обратно к полюсам Земли и начнут возрождать поселения на других планетах. Появятся школы, заводы, цивилизация, и у Сола будет повод вспомнить Императрицу добрым словом.
Саундерс отправился в ней, потому что для него была невыносима мысль навсегда покинуть Землю, не попрощавшись. Их сопровождал Варгор, ставший еще более молчаливым и угрюмым, но старое товарищество Бронтофора уже начало растворяться в неожиданном потоке дел, войн и сложностей, в который они погрузились.
И теперь Саундерс и Таури снова стояли на балконе древнего замка, глядя на ночную Землю.
Было поздно, остальные, наверное, уже спали. Черные стены под балконом постепенно растворялись в чернильном мраке главного двора. Сквозь пролом в разрушенном участке стены виднелся снег, белый и таинственный в лунном свете. Огромные звезды льдисто вспыхивали и переливались холодным хрустальным светом над силуэтами сосен. Необъятный и молчаливый купол ночного неба величественно вращался над их головами. Луна поднялась уже высоко, ее покрытый шрамами древний лик был единственным, что напоминало Саундерсу о своем времени, а серебристое сияние, заливавшее снег, разбивалось на миллионы осколков.
Было очень тихо, и сами звуки, казалось, оцепенели от сильного безветренного мороза. Поначалу Саундерс стоял один, закутавшись в меха, выпуская из ноздрей призрачно светящиеся облачка пара, глядя на молчаливый зимний мир и погруженный в свои мысли. Потом он услышал мягкие шаги, и обернувшись, увидел приближающуюся Таури.
— Не спится, — сказала она.
Таури вышла на балкон и встала рядом с ним. Лунный свет залил белизной ее лицо и слабо замерцал в глазах и на волосах.
Она показалась Саундерсу призрачной богиней ночи.
— О чем ты думаешь, Мартин? — спросила она немного погодя.
— Я… да так, ни о чем особенном, — ответил он. — Наверное, слегка размечтался. Мне очень странно представить, что я уже навсегда покинул свое время, а теперь покидаю даже свой собственный мир.
Она медленно кивнула.
— Понимаю. У меня такое же чувство. — Ее негромкий голос превратился в шепот. — Ты ведь знаешь, мне не следовало бы прилетать сюда. Я больше нужна там, на Поларисе. Она подумала, что мне надо сказать что-то на прощание тем дням, когда мы сражались за все собственными руками и скитались среди звезд, когда мы были лишь небольшой кучкой преданных друг другу товарищей, мечтавших о том, что нам было не по силам. Да, это было тяжело и горько, но мне кажется, что у нас теперь больше не останется времени для веселья. Когда делаешь что-то для миллионов звезд, у тебя нет больше возможности увидеть, как от сделанного тобой добра осветится изнутри морщинистое лицо крестьянина, или услышать от него, что ты сделала не так. Весь мир превратится для нас в незнакомцев…
На мгновение под далекими холодными звездами наступила тишина, потом она сказала:
— Мартин… я теперь так одинока.
Он обнял ее. Ее губы были холодны от жестокого мороза ночи, но она страстно ответила на его поцелуй.
— Мне кажется, я люблю тебя, Мартин, — произнесла она после очень долгой паузы. Неожиданно она рассмеялась, и ее смех ясной и прелестной музыкой отразился от заиндевевших башен Бронтофора. — Ох, Мартин, и почему только я боялась! Мы никогда больше не будем одиноки…
Когда он проводил ее в комнату, луна успела глубоко утонуть за горизонтом. Он поцеловал ее на прощание, пожелал спокойной ночи и зашагал по гулкому коридору к своей комнате.
Его голова шла кругом — он был пьян от нежности и восхищения, ему хотелось петь и громко смеяться, сотрясая всю звездную вселенную. Таури, Таури, Таури!
— Мартин.
Он замер. Возле его двери застыла чья-то худощавая фигура, укутанная в облегающий темный плащ. Тусклый свет светошара бросал на его лицо скользящие тени. Варгор.
— Что случилось? — спросил Саундерс.
Рука принца поднялась, и он увидел направленный на него тупой ствол парализатора. Варгор улыбнулся, криво и извиняюще.
— Прости, Мартин, — произнес он.
Саундерс оцепенел, не веря своим глазам. Варгор… он сражался рядом с ним, они спасали друг другу жизнь, работали и жили вместе… Варгор!
Парализатор выстрелил. В голове Саундерса загрохотало, и он провалился во мрак.
Он приходил в себя очень медленно, каждый нерв его тела стонал от боли, когда к нему возвращалась чувствительность.
Что-то не давало ему двигаться. Когда зрение прояснилось, он увидел, что лежит, связанный и с кляпом во рту, на полу своего проектора времени.
Машина времени… он совсем позабыл про нее, оставил стоять в подвале, отправляясь к звездам, и даже не собирался взглянуть на нее напоследок. Машина времени!
Варгор стоял возле открытой двери, светошар в одной из его рук освещал его осунувшееся лицо. На его усталое красивое лицо беспорядочно падали волосы, а глаза были такими же дикими, как и слова, что услышал Саундерс.
— Мне жаль, Мартин, очень жаль. Я люблю тебя, и ты оказал Империи такую услугу, которую она никогда не забудет, а то, что я собираюсь с тобой сделать — самое гнусное, что один человек может сделать другому. Но я должен. Память об этой ночи будет терзать меня всю жизнь, но я должен.
Саундерс попытался пошевелиться, из его запечатанного кляпом рта вырвались невнятные звуки. Варгор покачал головой.
— Нет, Мартин, я не могу рисковать, дав тебе шанс крикнуть.
Если уж мне приходится совершать зло, я буду делать его без ошибок.
Видишь ли, я люблю Таури. Я полюбил ее с тех самых пор, как впервые увидел, когда вернулся со звезд ко двору ее отца во главе боевого флота, и ее серые глаза впервые засияли для меня. Любовь к ней настолько сильна, что доставляет мне боль.
Я не перенесу разлуки с ней, и ради нее готов перевернуть весь космос. И я видел, что она постепенно начинает любить меня.
Но когда я сегодня вечером застал вас на балконе, я понял, что проиграл. Но я не могу сдаться! Наш род завоевал ради мечты Галактику, Мартин — и не в наших принципах прекращать борьбу, пока ты еще жив. Сражаться любыми средствами за то, что ты любишь и ценишь — но сражаться!
Варгор сделал протестующий жест.
— Я не срамлюсь к власти, Мартин, поверь мне. Роль супруга Императрицы будет тяжелой, не приносящей славы, удручающей для честолюбивого человека — но только так я смогу обладать ею, и да будет так. И я искренне полагаю, прав я или не прав, что я лучше для нее и для Империи, чем ты. Ты ведь знаешь, что не принадлежишь по-настоящему нашему времени. У тебя нет ни нужных традиций, ни чувств, ни образования — ни даже биологического наследства последних пяти тысяч лет. Таури может любить тебя сейчас, но подумай о том, что будет через двадцать лет!
Варгор едва заметно улыбнулся.
— Конечно же, я рискую.
Если ты найдешь способ перемещения в прошлое и вернешься сюда, для меня это будет означать бесчестье и изгнание. Надежнее было бы убить тебя. Но я вовсе не законченный негодяй, и даю тебе шанс. В худшем случае ты попадешь в то время, когда Вторая Империя достигнет пышного расцвета, в более счастливый век. И если ты найдешь способ вернуться… что ж, вспомни о том, что я тебе говорил по поводу другой эпохи и постарайся действовать с ясностью и добротой. Добротой к Таури, Мартин.
Он приподнял светошар, направив его свет в тусклую внутренность машины.
— Итак, прощай, Мартин. Надеюсь, ты не станешь очень сильно меня ненавидеть. У тебя уйдет несколько тысяч лет, чтобы высвободиться и остановить машину. Я снабдил тебя оружием, припасами и всем прочим, что тебе сможет понадобиться. Но я уверен, что ты перенесешься в более великое и миролюбивое общество и станешь счастливее, чем здесь.
Неожиданно в его голосе появилась странная нежность. Прощай, Мартин, товарищ мой. И… удачи тебе!
Он включил главный двигатель на прогрев и вышел.
Захлопнулась дверь.
Саундерс начал яростно извиваться, мозг превратился в черный сгусток горечи. Мощный гул проектора достиг максимума, и он отправился в путь… о, нет, остановите машину… остановите, пока еще не поздно!
Пластиковые веревки врезались ему в запястья. Он был привязан к подпорке и не мог дотянуться до выключателя никакой частью тела. Он нащупал ноющими пальцами узел и вцепился в него ногтями. Машина взревела, набрав полную мощность, и швырнула его в необъятность времени.
Варгор связал его умело, и он потратил много времени, чтобы освободиться. Под конец он высвобождался из пут медленно, ему было уже все равно, и он с угрюмой уверенностью знал, что перенесся в будущее на много больше тысяч лет, чем способны зарегистрировать его приборы.
Он поднялся, выдрал изо рта кляп и безразлично посмотрел в иллюминатор на безликую серость. Стрелка указателя столетий уперлась в ограничитель. По грубым прикидкам, он забрался в будущее примерно на десять тысяч лет.
Десять тысяч лет!
В приступе внезапной ярости он ударил по выключателю.
Снаружи было темно. Он постоял секунду в нерешительности, и тут заметил просачивающуюся в кабину воду. Вода… он сейчас под водой… короткое замыкание! Он мгновенно послал машину вперед.
Он попробовал на вкус воду на полу. Она оказалась соленой.
В какой-то момент из этих десяти тысяч лет, то ли по естественным, о ли по искусственным причинам, море покрыло равнину, на которой стоял Бронтофор.
Тысячу лет спустя он все еще был под водой. Две тысячи, три тысячи, десять…
Таури, Таури! Вот уже двадцать тысяч лет, как она обратилась в прах на какой-то далекой планете. Нет и Белготая с его улыбкой, ни верного Хунды, и даже Мечтатель, должно быть, давно уже удалился во мрак. Над мертвым Бронтофором катило валы море, и он был одинок.
Он уткнул лицо в ладони и зарыдал.
Три миллиона лет океан скрывал Бронтофор. И Саундерс двигался вперед.
Время от времени он останавливался для проверки. И каждый раз корпус машины стонал под тяжестью воды, а море просачивалось сквозь трещины в дверях. Интервалы между попытками он проводил в тоскливом одиночестве, оценивая пройденные века по показаниям своих часов и средней скорости проектора, перестав волноваться о точной дате.
Несколько раз он собирался остановить машину и позволить морю ворваться внутрь. В глубине его ждали бы спокойствие, сон и забытие. Но нет, не в его правилах было сдаваться так легко. Смерть была его другом, она всегда будет дожидаться его зова.
Но Таури уже мертва.
Время утекало к своему концу. На четвертом миллионе лет он остановил машину и обнаружил, что вокруг него сухой воздух.
Он оказался в городе. Но это был такой город, какого он никогда не смог бы увидеть или вообразить, он не мог понять дикой геометрии титанических структур, что возвышались вокруг него, ни разу не повторяясь. Местность вокруг него гудела и пульсировала от сил невероятной мощи, колыхалась и расплывалась в странно нереальном свете. Вокруг сверкали и грохотали сгустки энергии — на землю обрушилась гроза. Вспышки молний обжигали шипящий воздух.
Мысль воплем заполнила его череп, огнем обожгла нервы. Она была столь мощной, что его оглушенный мозг оказался едва способен ухватить ее значение:
«СУЩЕСТВО ИЗ ДРУГОГО ВРЕМЕНИ, НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬ ЭТО МЕСТО, ИНАЧЕ МЫ ПРИМЕНИМ СИЛУ, КОТОРАЯ УНИЧТОЖИТ ТЕБЯ!»
Снова и снова его опалял этот мысленный образ, охватывая каждую молекулу его мозга, и вся его жизнь лежала перед Ними открытой в ослепительно-белом свете.
«Можете ли вы мне помочь? — крикнул он богам. — Можете ли послать меня обратно сквозь время?»
«ЧЕЛОВЕК, ПЕРЕДВИГАТЬСЯ НАЗАД ПО ВРЕМЕНИ НЕЛЬЗЯ, ЭТО ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕВОЗМОЖНО. ТЫ ДОЛЖЕН ИДТИ ВПЕРЕД ДО САМОГО КОНЦА ВСЕЛЕННОЙ И ПЕРЕШАГНУТЬ ЭТОТ КОНЕЦ, ПОТОМУ ЧТО НА ЭТОМ ПУТИ ЛЕЖИТ…»
Он завопил от боли, когда невыносимо огромная мысль и концепция заполонила его человеческий мозг.
«ИДИ, ЧЕЛОВЕК, ИДИ ДАЛЬШЕ! НО ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ВЫЖИТЬ В ТОЙ МАШИНЕ, В КАКОЙ СЕЙЧАС НАХОДИШЬСЯ. СЕЙЧАС Я ПЕРЕДЕЛАЮ ЕЕ…
ТЕПЕРЬ ИДИ!»
Проектор времени включился сам собой. Саундерса метнуло вперед в ревущий мрак.

* * *

Неудержимо и отчаянно, словно человек, преследуемый демонами, Саундерс несся в будущее.
Он не мог отмахнуться от тех ужасных слов, что обрушились на него. Сама мысль богов намертво врезалась в каждую клеточку его мозга. Он не мог представить, ради чего ему следует добираться до конца времен, да ему было все равно. Но дойти он должен!
Машина оказалась переделанной. Теперь она стала герметичной, а попытка разбить окно показала, что сделать это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9