Нет, не стреляй, если только он не будет сопротивляться аресту.Он помолчал секунду, чтобы подчеркнуть следующие слова.— Не стреляй ни в одного гвидионца. Ни при каких обстоятельствах.Тяжело опустившись и привалившись к дереву, расслабив все мышцы, он замолчал, стараясь освободить мозг. Через десять минут они продолжили марш.Деревья и кусты стеной стояли по обе стороны тропы, листва нависала сверху низкой крышей. Было очень темно, лишь покачивающийся свет вспышки Корса освещал камни. Кроме звуков своих мягких шагов они слышали шорохи, хруст, далекое чириканье, крики совы, кваканье, холодный звон ручья. Один раз взвизгнуло какое-то животное. Переполняемый ароматами воздух с подъемом становился прохладней, оставаясь тем не менее таким же мягким. Ворону казалось, что он мог различить запахи земли и растений; сырой запах воды, когда какая-нибудь речушка пересекала тропу; определенные запахи отдельных цветов; но остальное было незнакомым. Запах восстанавливался в памяти лучше всех других ощущений, и забытое, казалось, шевелилось в подсознании, но Ворон не мог определить его. Все прочее перебивал чистый яркий запах бейльцвета. За прошедшие несколько часов все кусты расцвели полностью. Завтра, при дневном свете, земля будет выглядеть так, словно она горит.Время растворилось. Этот фокус узнаешь рано, от полевых бонз, обучающих дворянских сыновей. Это необходимо, чтобы пережить ожидание, ожидание войны, и не свихнуться. Отключаешь разум. Частично он может ожить во время остановок на марше. Конечно, было трудно останавливаться на полпути, попить воды, перекусить, отдохнуть — и не думать об Эльфави. Но тело требовало свое. Можно и сделать, если так необходимо.Над Гранис-Горой поднялась луна. Проходя по открытому участку и взглянув вниз на склон, Ворон увидел весь мир в серебряных вершинах деревьев. Затем его снова поглотил лес.Где-то через восемь или девять часов после выхода Корс с проклятьем остановился. Его сигнальная вспышка осветила какой-то предмет, спешивший на паукообразных ногах — стальной щиток и руки, переходящие в лезвия мечей.— Ах, ты… — Ворон услышал, как щелкнул пистолет. Машина встретила свет безликими глазами-линзами, затем скользнула в темноту.— Сторожевой робот, — сказал Ворон. — Против хищников. На людей не нападает. Мы уже близко, так что гаси свет и замолкни.С кошачьей осторожностью он прокладывал путь в темноте, думая о том, что здесь Толтека его действительно обошел. Хотя возможно не на очень много. Может быть, положение еще можно спасти. Взобравшись на вершину последнего крутого подъема, он удерживал равновесие на верхнем крае огромного амфитеатра.На какой-то момент лунный свет ослепил его. Над Обрывом выпукло висела Она, окрашивая их в цвет кости и заливая своим светом звезды. Затем постепенно Ворон различил детали: заросшие мхом ряды, изгибом спускающиеся к полу, круг из башен, огораживающий площадь лабиринта, даже центральный фонтан с его узкой, похожей на ртуть струёй. Даже сады, полные бейльцвста, хотя они казались черными на фоне всей этой скудной белизны. Он слышал какое-то бормотание внизу форума, но не видел, что происходит. С огромной осторожностью он вышел на открытое место.— Э-и-и, — произнес кто-то, сидящий на верхней террасе. — Пусто, Бейль-друг.Ворон остановился как вкопанный. Корс сказал какую-то грубость. Ворон медленно повернулся к человеку лицом. Это был Ллирдин, который играл в шахматы в водолазном колоколе и ходил с ними искать место для космодрома в горы. Сейчас он сидел, обнимая колени, и ухмылялся. Рот его был в крови.— Это, знаете, — говорил он, — пусто. Пустота это Бог. Приветствую пустоту, почитаю пустоту…Ворон посмотрел человеку в глаза, но лунный свет так отражался от них, что они казались бессмысленными.— Откуда взялась кровь? — очень тихо спросил он.— Она была пустой, — сказал Ллирдин, — пустой и такой маленькой. Нехорошо, что она выросла и была пустой. Не так ли? Гораздо больше, ничего…Он потер подбородок, посмотрел на мокрые пальцы и жалобно сказал:— Машина забрала ее. Это несправедливо. Ей было только полтора года… пусто.Ворон начал спускаться вниз.— Она доходила мне до пояса, — говорил голос за спиной. — Думаю, однажды, очень давно, до пустоты, я учил ее смеяться. Я даже дал ей имя однажды, и имя было Полынь.Ворон слышал, как он заплакал. Корс вынул свой пистолет, отстегнул кобуру и прикрепил ее как ружейное ложе.— Полегче, — сказал Ворон, не останавливаясь, но узнав этот звук. — Это тебе не понадобится.— Дерьма мне не понадобится.— Мы не собираемся стрелять ни в одного гвидионца. И сомневаюсь, что Толтека причинит беспокойство… сейчас. ГЛАВА 12 Они добрались до ровного газона и прошли под башней. Ворон вспомнил, что это была та самая башня, на которую он забирался раньше. Какая-то девочка стояла в самом верхнем окне и билась о решетку, не произнося ни звука.Ворон прошел через колоннаду. Ниже, на краю форума, собрались около пятидесяти гвидионцев, в основном мужчин. Одежды их были изорваны, и даже при лунном свете, на расстоянии в несколько метров Ворон мог видеть небритые подбородки.Мигель Толтека стоял к ним лицом.— Но Ллирдин убил эту девочку! — кричал намериканец. — Он убил ее своими собственными руками и убежал, вытирая рот. А роботы убрали тело. И вы ничего не делаете, только смотрите!Лесник Беодаг шагнул вперед. Лицо его сияло благоговением.— Она, над нами Она, — завывал он, голос его то поднимался, то опускался, и было в нем что-то такое, что напоминало голос, слышимый человеком в лихорадке. — А Она это холодный отражатель Айниса и Горящего Куста Айниса, хотя мы пробуем реку… Если река излучает свет… Но смотрите, как танцует моя тень!— Так же, как Гонбан танцевал для своей матери, — произнес стоящий рядом с ним человек. — А это радость, потому что человек приходит из тьмы, когда рождается!— Ночные Лица это Дневные Лица, Это Бог!— Танцуй, Бог!— By горит!Какой старик повернулся к молодой девушке, опустился перед ней на колени и сказал:— Дай мне свое благословление, мать. — Она прикоснулась к его голове с бесконечной нежностью.— Да вы что, с ума сошли? — завопил Толтека. В толпе зарычали. Те, кто уже начал танцевать, остановились. Какой-то человек со спутанными волосами двинулся на Толтеку, который издал какой-то хныкающий звук и отступил. Ворон узнал Даида.— Что это значит? — спросил Даид. В его голосе звучал металл.— Это значит… Я хочу сказать… Я не понимаю…— Нет, — настаивал Даид. — Что ты значишь? Каково твое значение? Почему ты здесь?— П-п-омочь…Они стали окружать его, отрезая путь назад. Толтека стал шарить рукой свое оружие, но как-то слепо, словно понимая, как мало он сможет застрелить, прежде чем они его завалят.— У тебя худшее из Ночных Лиц, — простонал Даид. — Потому что это совсем не лицо. Это Хаос. Пустота. Бесконечность.— Пустота, — прошептала толпа. — Пустота, пустота, пустота.Ворон расправил плечи.— Держись рядом и не раскрывай рта, — приказал он Корсу. Выйдя из тени колоннады на открытый лунный свет, он направился к толпе.Первым его увидел кто-то с краю: кто-то здоровый повернулся с медвежьим ворчанием и неуклюже двинулся навстречу подошедшим. Ворон остановился и дал гвидионцу наброситься на него. Сильный удар руки со скрюченными пальцами пришелся бы ему прямо по глазам. Уклонившись, Ворон ловко завернул ему руку и, выворачивая ее, заставил гвидионца вертеться.— Он танцует! — закричал Ворон в полный голос. — Танцуйте с ним!Затем он выхватил из толпы какую-то женщину и, раскрутив ее, вытолкнул. Пытаясь сохранить равновесие, она закрутилась как волчок.— Танцуйте, танцуйте на мосту от Инь до Янь!Однако люди не танцевали. Они стояли тише, чем казалось возможным для людей. У Толтеки открылся рот. Лицо его было все мокрым от пота.— Ворон, — он задыхался, — о-о, айлем, Ворон…— Тише, — пробормотал лохланнец. Он осторожно и медленно пробрался к намериканцу. — Держись рядом. Никаких резких движений и ни слова.Даид съежился.— Я тебя знаю, — сказал он. — Ты моя душа. И поглощенная с вечной темнотой и всегда… нет, нет, нет…Ворон напряг всю свою память. Ведь он слышал столько мифов, должен же быть один, который можно было бы использовать… Да, может… Раскаты его голоса заполнили весь лабиринт.— Послушайте меня. Было время, когда Кузнец Солнца бегал оленем с серебряными рогами. Его увидел один охотник и стал его преследовать. Они вбежали на горный склон, который весь порос крисоцветом, и где бы олень ни касался своими копытами, крисоцвет расцветал, но куда бы ни ступал охотник, он увядал. И наконец они оказались на вершине горы, откуда по отвесной скале стекала река огня. Ущелье было таким холодным и таким туманным, что охотник не видел, был ли у него другой край. Но олень прыгнул и пролетел через бездну, и искры показали то место, где ударили его копыта…Он держался так же неподвижно, как и они, но глаза его метались, и в лунном свете он видел, что они стали успокаиваться. Внутри него что-то чуть отпустило. Он не был уверен, что хоть в какой-то степени уловил сложную символику пересказанного им мифа. Конечно, он лишь смутно догадывался о его значении. Но это был верный рассказ. Его можно было перевести в эту ситуацию и таким образом превратить побег в танец, что увело бы людей обратно к обрядам, вышедшим из бесчисленных убийств.Не прекращая рассказа, он отступал, шажок за шажком, словно выживание обладало своим собственным исчислением. Корс медленно двигался рядом, пряча за собой вздрагивающего Толтеку.Но они шли за ними. И стали подходить и другие — из зданий, из башен, когда они снова прошли через колоннаду. Когда Ворон поставил ногу на первый ярус, должно быть, тысяча лиц была обращена на него. Никто не произносил ни слова, но он мог слышать их дыхание, напоминающее шум моря за плотиной Инстара.И вот миф закончился. Он взошел еще на одну ступеньку, потом еще на одну — каждый раз встречаясь с их поднятыми вверх глазами. Ему показалось, что Она стала более полной с тех пор, как он спустился в эту долину. Но ведь не могло же пройти столько времени. Или прошло?Толтека схватил его за руку. Пальцы намериканца были как лед. Голос Корса был бы неслышен и в метре.— Можем отступать дальше, сэр, или вы думаете, что эти придурки нападут?— Хотел бы я знать, — ответил Ворон. Даже теперь его рассердило слово, которое употребил Корс. Даид раскинул руки.— Танцевать, Кузнец Солнца дома! — закричал он.Победа! — словно ножом пронзило Ворона. Лишь дисциплина удержала его от проявления облегчения. Увидев, как толпа закружилась, отступая и выстраивая соединительные круги, он зашипел Корсу:— Спасемся, если будем осторожны. Но нельзя делать того, что может случайно изменить их настроение. Нужно продолжать отход — медленно, осматриваясь с каждым шагом, пока они танцуют. Если мы исчезнем в лесу с самым последним тактом, я думаю, они будут удовлетворены.— Что происходит? — слова у Толтеки вырывались с каким-то скрипом.— Тише я говорю! — Ворон почувствовал, как тот буквально валился с ног. Да, подумал он, это страшный шок, особенно для того, у кого нет настоящей подготовки в смерти. Разговор мог удержать Толтеку от коллапса, а танцующие внизу — как дети, поглощенные величественным танцем — и не поймут, что стоящие наверху символы перешептывались.— Ладно. — Ворон почувствовал, что ритм танца подсказывал ему сделать еще один шаг назад. Он повел Толтеку, держа его за локоть.— Ты пришел сюда с идиотской мыслью защитить Эльфави. Что потом?— Я… я… я спустился на… площадь. Они бормотали. Никакого смысла, это было ужасно…— Не так громко!— Увидел Даида. Попытался поговорить с ним. Они все, все возбуждались еще больше. Малышка Ллирдина закричала и побежала от меня. Он бросился за ней и убил. Роботы п-п-просто унесли ее тело. Они стали… окружать меня…— Понятно. Так, держись. Еще шаг назад. Стоп — Ворон застыл, так как многие головы повернулись в его сторону. На таком расстоянии, при луне, у них, казалось, не было лиц. Когда их внимание снова уплыло к танцу, Ворон выдохнул.— Это, должно быть, какая-то мутация, — сказал он. — Мутация и генетическая тенденция, действующая среди первоначально небольшого по численности населения. Может быть, их предание, даже если оно и походит на миф — что они произошли от одного мужчины и двух женщин — это действительно правда. Во всяком случае у них изменился обмен веществ. Например, у них страшная аллергия на табак. Может они еще и могут смешиваться с нами в биологическом смысле. А вот в культурном… нет, я не думаю, что они с нами одного вида. Уже нет.— Бейльцвет? — спросил Толтека. Голос его был тонкий и дрожащий, как у обиженного ребенка.— Да. Ты говорил, что он выделяет какой-то элемент, когда цветет. И он особо не влияет на нормальную человеческую биохимию; но у них она ненормальна, и это вещество химически родственно с веществами, вызывающими шизофрению. Они восприимчивы. Каждую гвидионскую весну они теряют рассудок.Внизу беззвучный танец перешел уже в более быстрый темп. Ворон воспользовался шансом быстро забраться на несколько ярусов.— Чудо, что они выжили через первые несколько поколений, — сказал он, когда снова вынужден был остановиться. — Как-то они выжили, и началась медленная болезненная адаптация. Естественно, они не помнят эпизодов безумств. Не осмеливаются. Ты бы осмелился? Вот основная причина того, почему они никогда не проводили научных исследований Бейля или не принимали предупреждающих мер, что кажется столь очевидным. Вместо этого они создали вокруг этого религию и целый образ жизни. Но только во время первого прилива сезона, когда есть еще рассудок, они уже чувствуют в крови нарастающее безумие… только тогда они в состоянии признаться себе, что они не осознают, не знают, что происходит. Все остальное время они прикрывают правду бессмысленными словами о какой-то конечной истине.— Их культура не была запланирована. Она вырабатывалась вслепую, путем проб и ошибок, веками. И наконец достигла точки, где они приносят себе мало вреда во время своего психоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14