Зачем?
— Видите ли, здесь звездные спектры искажены. Я хочу узнать, не объясняется ли это взаимодействием крупных тел.
Она смерила его гневным взглядом.
— Не понимаю вас. Думала, что понимаю, но ошибалась. В вас нет сочувствия. Вы завели нас так далеко, что мы не сможем выбраться без вашей помощи. Вас не заботит, что мы устали и измучены. Вы не можете — или не хотите? — понять нашего желания жить.
— Я и сам ощущаю удовольствие от этого процесса, — попытался улыбнуться он.
Мрачный кивок головой.
— Я же сказала, что вы не понимаете. Мы не боимся умереть. Но большинство из нас еще не имело детей. Мы боимся уйти без следа. Нам нужно обрести дом, забыть Киркасан и начать устраивать свои семьи. А вы втянули нас в эти бесплодные поиски — зачем? Ради славы?
Он не стал ничего объяснять. Но напряжение и усталость в нем возмутились:
— Вы согласились на мое лидерство. Это сделало меня ответственным за вас, а я не могу нести ответственность, если не могу командовать. Вы выдержите еще пару недель. Большего времени это не займет.
И ей следовало бы ответить, что она верит в чистоту его намерений, и поинтересоваться причинами. Но будучи потомком охотников и воинов, она только щелкнула каблуками и сказала:
— Отлично, скиталец. Я передам ваши слова моему капитану.
Она ушла и больше не возвращалась на борт «Джаккаври».

Позже, после бессонной ночи, Лаури попросил:
— Свяжи меня с навигатором «Макта».
— Я бы не советовала этого делать, — ответила «Джаккаври».
— Почему же?
— Я полагаю, ты хочешь возместить убытки. Знаешь ли ты, как она — или ее отец, или ее молодые товарищи по команде, которые должны быть к ней привязаны, — как они будут реагировать? Они чужды тебе и находятся под интенсивным напряжением.
— Они люди!
Пульсация моторов. Шепот вентиляторов.
— Ну? — спросил Лаури.
— Я не создана для того, чтобы рассчитывать силу эмоций. Но прошу тебя, вспомни о разнообразии человечества. На Райте, например, обычный мирный человек способен впасть буквально в убийственный гнев. Это случается так часто, что насилие, совершенное в состоянии аффекта, оправдывается даже законом. А житель Талатто будет терпелив, весел и доверчив до определенной точки; зайдя же за нее, он уходит в себя, погружается в созерцание и тяготеет к смерти. Вспомни о других культурах. А ведь их особенности не выходят за рамки этики Сообщества. Какими же странными могут оказаться киркасане?
— Ты не должен встречаться с ними без особой необходимости, чтобы снизить вероятность непредсказуемого взрыва. Как только наше задание будет выполнено, как только мы направимся домой, предпосылки для стресса исчезнут, и ты сможешь вести себя с ними так, как тебе нравится.
— Что ж… может быть, ты и права. — Лаури смотрел перед собой невидящим взглядом. — Не знаю. Просто не знаю.
В течение какого-то времени он был слишком занят, чтобы беспокоиться. «Джаккаври» продолжала идти в нужном ему направлении, находя планетные системы, которые принадлежали звездам различного типа. Он высаживался, снимал показания, брал образцы минералов и изучал большие миры издалека.
Жизни он не обнаружил. Нигде. Он ожидал этого. Собственно, подтверждалась его догадка относительно внутренней части скопления.
Здесь гравитация сгущала пыль и газ до такой степени, что зарождение звезд шло полным ходом. Каждый раз, когда скопление проходило через облака вокруг галактического центра и забирало новую порцию материи, наблюдалась, должно быть, вспышка сверхновой. Их загоралось несколько за миллион лет или около того. Он поражался тому, какой прилив ярости это вызывало, едва осмеливался облечь свои предположения в цифры. Возможно, радиация уничтожала каждый росток жизни в радиусе пятидесяти световых лет. Значит, Киркасан должен был находиться дальше — это сходилось с тем, что ему говорили: межзвездный медиум был гораздо плотнее здесь, чем по соседству с потерянным миром.
Внутри звезд накапливалась атомная энергия. Здесь атом мог претерпеть дюжину взрывов сверхновой. Водород и гелий обладали теми же свойствами, что и в нормальных галактических системах, но только благодаря ошеломляющему изначальному отдалению. В остальном легкие субстанции были редкостью. Планеты не походили ни на что известное: гиганты не имели плотной скорлупы льда, а более мелкие — силикатных пластов. Углерод, кислород, азот, натрий, алюминий, кальций — все это было, но затерянное среди… железа, золота, ртути, вольфрама, висмута, урана и трансурана. На некоторые маленькие сфероиды Лаури не осмелился сесть. Слишком жестокой была радиация. Робот, закованный в плотную броню, мог когда-нибудь высадиться на них, но не живой организм.
Команда «Макта» не предлагала ему помощи. Замкнувшись в своей обиде, он и не просил их помочь. «Джаккаври» могла выполнить любое задание. Он работал до изнеможения, отдыхал и снова принимался за работу. Между высадками он изучал образцы. Это занимало все его мысли, изгоняя из них Грайдал. Подобные минералы могли сформироваться только в этих дьявольских краях, и нигде больше.
Наконец они набрели на планету, у которой была атмосфера.
— Ты действительно хочешь высадиться? — спросила машина. — Я бы не рекомендовала.
— Твои рекомендации всегда расходятся с моими желаниями, — рассердился Лаури. — Воздух — это экстра-фактор. Но я хочу узнать, как он влияет на распределение элементов на поверхности. — Он потер воспаленные глаза. — Эта планета будет последней. Потом мы отправимся домой.
— Как хочешь. — Действительно ли в искусственном голосе прозвучал вздох? — Но ты провел долгое время в космосе и должен приготовиться к аэродинамической посадке.
— Нет, я не стану этого делать. Я беру, как обычно, аэросани. Ты остаешься здесь.
— Ты становишься безрассудным. Атмосфера помешает мне следить за тобой с орбиты. Ионосфера так заряжена, что, если я собьюсь с направления, радиосигнал аэросаней может не пробиться ко мне.
— Ничего не случится, — успокоил Лаури. — Ну а если случится, тебе нельзя уходить. Киркасане нуждаются в тебе, ты выведешь их отсюда.
— Я…
— Ты слышала приказ.
Лаури согласился обсудить некоторые меры предосторожности. Нельзя сказать, чтобы он считал их необходимыми. Предмет его исследований выглядел вполне миролюбиво — сухой, стерильный, вращающийся вокруг звезды камень.
Тем не менее, когда он открыл главный люк и включил гравитационное устройство, убирающее скорость, его глазам открылся захватывающий вид.
Вокруг него простирался сверкающий туман. Звезды, тысячи звезд, покоились в нем, как драгоценные кристаллы — в муаровых гнездах. Их окружал радужный ореол. У него на глазах одна серо-голубая точка умножила свое сияние до такой степени, что свет обжег сетчатку. Еще одна новая! Каждая стадия звездной эволюции была так богато представлена, что, казалось, сжимается время, — что за астрофизическая лаборатория! Однако человек тут не протянул бы и года: космическая радиация струилась через пространство, через свистопляску частиц, крутящихся в газе среди буйства магнетизма атомов и солнц.
Диск солнца, большой и мрачно-оранжевый, испускал жар, от которого не защищали ни термостат, ни скафандр. Оптика позволяла разглядеть огромные продолговатые языки пламени, лижущие небо и дающие отблески такой красоты, что замирало сердце. Необычное зрелище для типа «Ка», но в поле зрения не было нормальной звезды. Возникало общее впечатление неустойчивости и падения.
Он приближался к планете. Температура поверхности — около пятидесяти градусов Цельсия — еще не ощущалась, потому что атмосфера была разреженной и состояла, главным образом, из инертных газов. На всей планете не набралось бы воды, чтобы заполнить приличных размеров озеро. Отраженный свет окружал воздух ослепительным кольцом.
Сани ударились об атмосферу, но Лаури не обращал внимания на гром и содрогание, поглощенный тем, что помогал автопилоту провести маленькую лодку вниз. В конце концов ему удалось выравнять машину. Горы одиноко высились на горизонте. Камень был черным и блестел, как антрацит. Солнце стояло высоко в темно-пурпурных небесах. Он сделал индукционную пробу, удостоверился в том, что земля твердая — по сути дела, невероятно твердая, — и приземлился.
Когда он вышел, гравитация налила свинцом его тело. Планета имела меньший диаметр, чем самая маленькая из тех, на которых жил человек, но такую высокую плотность, что сила тяготения приближалась к 1,22 стандартных «же». Неожиданно сильный ветер толкнул его в грудь. Воздух, хотя и был разрежен, перемещался быстро. Он слышал завывание сквозь шлем. Издалека донеслось ворчание, и дрожь пробежала по коже. Оползень? Землетрясение? Невидимый вулкан? Он не знал, что и подумать. Вероятно, и самый опытный эксперт не взялся бы судить об этом. Миров, подобных этому, наука еще не знала. Радиация от поверхности была выше, чем это могло ему понравиться. Надо поскорее убираться отсюда! Он достал инструменты и приборы. Запустив мощный бур, он стал собирать пироанализатор, в который вкладывал образцы породы. Перемолотый стальными челюстями минерал отдавал тепло пару, и сообщал о своем строении оптическому и массовому спектрографам. Лаури изучил запись и с удовлетворением кивнул. Присутствие атмосферы не изменило дела — все то же обилие тяжелых металлов и высокая радиоактивность. Оставалось изучить картину молекулярной и кристаллической структур, чтобы увериться, что они экстрагируются так же легко, как на других планетах; впрочем, он и так в этом не сомневался.
«Что ж, — подумал он, чувствуя голод и боль в ногах, — нужно отдохнуть немного в кабине, поесть чего-нибудь и поспать, а потом исследовать еще несколько мест — просто чтобы убедиться, что они обещают такие же богатые перспективы, а потом…»
Небо взорвалось.

Он лежал на животе, закрыв лицо ладонями. Он еще не успел понять, что случилось. Скитальцам было известно об атомном оружии. Когда через минуту ударная волна прошла и стихли все звуки, кроме шума поднимающегося ветра, Лаури осмелился сесть и осмотреться.
Небо сделалось белым. Солнце не походило больше на оранжевый фонарь — оно напоминало расплавленную латунь. Он даже не мог смотреть в его сторону. Радиация сгустилась вокруг него, жара поднялась, как только он выпрямился. «Новая», — подумал он с ужасом и пожалел, что не может хоть на мгновение увидеть Грайдал, пока еще не превратился в газ.
Но он остался жив, один на равнине во власти яростного света и миражей. Ветер запел еще сильнее. Он ощущал, как поток воздуха толкает его, и как давит гравитация, и как сух рот, и как напряжены мускулы. Свечение причиняло боль глазам, но его силу умеряли особые свойства стекла, защищающего лицо. Инфракрасное излучение заставило пот выступить на коже, но он не сварился.
Пришла уверенность. Случилось нечто величественно-страшное. Оно, впрочем, еще не убило его. Просто чтобы проверить, без особой надежды, он включил радио. Шум ворвался в его уши.
Сердце его дрогнуло. Он не мог сказать, испуган он или нет. В конце концов, он еще так молод. Проснувшаяся воля помогла ему подавить разноголосицу чувств. И хотя они не замолчали вовсе, он принялся методически собирать оборудование, стараясь осмыслить случившееся.
Это не взрыв новой. Главные звезды последовательности новыми не становятся. Они также не изменяются за секунды… но каждая звезда здесь необычна. Возможно, если бы он проверил спектр этой звезды, он бы увидел в нем указания на то, что она собирается переместиться в другую фазу зубчатого внешнего цикла. Или, возможно, не понял бы, что означают эти указания. Кто изучает астрофизику при подобных обстоятельствах?
То, что случилось, могло быть сродни феномену Вульфа-Рейера. Звезды вокруг него не располагались ординарными линиями. Они с самого начала составляли странную композицию. А потом в них начинало падать вещество, изменяя эту композицию, увеличивая их массы. Это могло вызвать нестабильность. Каждый спектр, полученный им в сердце скопления, указывал на огромные перемещения поверхностных слоев. То же относилось к точкам, вспышкам, выпуклостям, свечениям. Звездная кора и ее атомные очаги могли быть затронуты. Возможно, каждое солнце здесь было удивительно изменчивым.
Даже в менее плотной зоне звезды, должно быть, имели странные траектории движения. Солнце Киркасана, очевидно, не меняло своих свойств в течение пяти тысяч лет — или нескольких миллионов, что более вероятно, — с тех пор, как планета обладала хорошо развитой жизнью. Но кто мог бы поклясться, что это так и останется? Может статься, людей придется эвакуировать. Нельзя позволять маленьким детям летать…
Лаури проверил радиометр. Игла поспешно ползла по диску. Вон там солнце, испускающее икс-лучи. Планета не имеет озонового слоя, который мог бы рассеять их. Он должен укрыться на корабле, за его защитными экранами, до нашествия ионов. Несмотря на высокую плотность, планета не имела магнитного поля, о котором стоило бы говорить. Возможно, кора состояла из осмия и урана. Такая сверхъестественная смесь вполне могла быть скорее твердой, чем расплавленной. Что бы там ни было, ему лучше отсюда убраться.
Ветер выл, вздымая вокруг него металлическую пыль. Пылинки собирались в крутящиеся смерчи, щелкали о его шлем. Поспешно погрузив приборы, он вошел в кабину и запер воздушный замок. Ракета задрожала под ударом взрыва, а солнце сделалось кровавым и затянулось дымкой.
Он включил мотор и поднялся. Никакого чувства сопротивления воздуху. Он был счастлив, что его относило на ночную сторону. Некоторое время он набирал высоту, потом оказался выше бури, набрал орбитальную скорость и…
Он так никогда и не узнал, что же произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10