Аксессуары для ванной, рекомендую всем 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Вы холостяк; видите, как я все знаю, – со смехом сказала она. – И правильно: умный не женится. Зачем распылять свою и так быстротечную жизнь? Семья, дети, заботы, невзгоды. И лишь ради того, чтобы мир не опустел. Демография – чушь. После меня хоть потоп. Кто это сказал?
Эдит откупорила бутылку французского коньяка, налила чуть-чуть себе, потом Улдису, потом себе дополна.
– Так делали при французском дворе, чтобы гость не боялся, что его отравят? – усмехнулся Улдис.
– Боитесь, что я хочу вас отравить? – Эдит склонилась к самому лицу Улдиса.
– Немного, – он поднял рюмку. – За что же пьем – за умниц, которые остаются холостяками? Но вы же замужем, и такой тост был бы бестактным с моей стороны.
– Не бойтесь, я не из тех, кого так легко можно обидеть, – она чокнулась, отпила и поставила рюмку на стол. – Настоящую женщину вообще обидеть нельзя. Правда, иногда мы изображаем обиду и разочарование, но это лишь для того, чтобы выглядеть правыми в ваших глазах – глазах мужчин. Куда удобнее грешить, если ответственность можно взвалить на другого. А если женщине удается еще и окольцевать мужчину, достигается вершина счастья и мечта всей жизни исполняется. Так что будьте осторожны.
«Пока она кормит меня довольно фривольной болтовней, но что у нее на уме в действительности? Не из чистого любопытства, не ради того, чтобы выяснить, кто я такой, она меня привела».
Улдис выпил свою рюмку, взял конфету и откинулся на спинку дивана.
– Америки мы не открыли, – ответил он в том же тоне. – Природа создала женщину, чтобы продолжать род человеческий. Зов естества, инстинкт.
Эдит скривилась.
– Фу, какое плебейство! Что же, по-вашему, мы, женщины, ничем не отличаемся от самок животных? Разве у нас нет никаких других требований к жизни? – Она выпила еще рюмку и негромко продолжала: – У меня с годами выработалась своя теория жизни. Молодежь спешит получить высшее образование. Им кажется, что тогда они достигнут самого лучшего и приятного, что есть в жизни. Они не понимают, что самое интересное в этом – сам путь: годы студенчества. То же и в любви. Многие считают, что вершина любви – брак. Что так достигается вечное счастье. Однако за каждой вершиной начинается обратный склон, который, каким бы он ни был гладким, все же ведет вниз. Возникает вопрос: стоит ли, поднимаясь в гору, любой ценой стараться достичь ее вершины? Прийти к легальной или, точнее, легализованной и освященной законом половой жизни и сожительству под одной крышей? А потом что? Исчезает самое лучшее – романтика, тайные встречи, скрытые взгляды, нежные прикосновения, когда влюбленные читают в глазах друг друга то, что непонятно и недоступно другим. Зачем стремиться к официальной вершине, чтобы потом свыкнуться, раскрыть отрицательные черты своего характера, надоесть и под конец опротиветь друг другу? Разве нельзя играть близ вершины, то поднимаясь повыше, то спрыгивая с камня вниз и снова взбираясь? В жизни нет ничего вечного, и вечная любовь – сказка. С годами женщина становится мужчине второй матерью, а он для нее вторым отцом. Мало ли приходилось слышать, как они называют друг друга папочкой и мамочкой? Эти слова меня когда-то бесили. А теперь – нет. Я поняла.
Кажется, Улдис понял тоже. И говорившая тут же вывернула свои суждения наизнанку.
– Но, конечно, у каждой медали – две стороны. Остаться на склоне лет одному тоже плохо – как ребенку без отца и матери. Человек – слабое, плохо защищенное существо. Но стоит ли ради этого жертвовать самым прекрасным в жизни – романтикой? Я уверена, что ее надо сохранять по возможности дольше. А официальное, как видите, ее совершенно исключает. Ешьте же, пейте! – Эдит вдруг вспомнила о своей роли хозяйки. – Не стесняйтесь, счет я не предъявлю, – она с упреком посмотрела на полную рюмку Улдиса.
Он поднял рюмку к губам, затем поставил обратно.
– Как знать, – полушутя, полусерьезно сказал он. – Все средства хороши для достижения цели.
– Ну, ну, – лукаво покосилась Эдит. – Вряд ли так просто завоевать, ну, скажем, вашу благосклонность.
– А она нужна вам?
Улдис расстегнул пиджак: стало жарко. Эдит только этого и дожидалась.
– Снимите, снимите! – она вскочила, чтобы взять пиджак и вынести в прихожую. Однако Улдис повесил его на спинку стула.
«Эге, лисичка, ты не отказалась бы заглянуть в мои документы!»
– В ваших рассуждениях наверняка немало зерен истины, – заговорил он после паузы, словно обдумав и взвесив сказанное. – Вы и сами руководствуетесь этим в жизни или лишь советуете другим?
Эдит медленно, подчеркнуто оправила узкую юбку, как бы невзначай сбившуюся и открывшую круглые колени.
– Человек – существо, способное менять свои взгляды. Раньше я была глупой идеалисткой, вышла замуж. Сейчас, слава богу, от Лубенса я избавилась, если не говорить о формальной стороне. Снова замуж не собираюсь, так что это меня не беспокоит. И если на моем пути попадется интересный мужчина, я не придерживаюсь аскетизма. Мы ведь равноправны, не так ли? – она особенно выделила слово «интересный», одновременно позволив пряди волос грациозно упасть на лоб.
Ситуация осложнялась, так как Эдит пустила в ход давно проверенные и признанные эффективными средства из женского арсенала. Оттолкнуть ее означало бы прервать игру, так ничего и не узнав о цели, какую женщина ставила перед собой. Тогда все это посещение становилось напрасным. Поддаться искушению – слишком рискованно.
«Она ведь того и хочет – любой ценой завлечь в сети. Прием не новый. И была ли встреча в кафе такой уж случайной? Скорее всего это она меня и выслеживала. – Да, Улдису было над чем поломать голову. – Факт. Она навязала мне ближний бой, хочет положить на лопатки. Отступать более нельзя и поддаться тоже. Попробуем затянуть игру».
Он потянулся, словно сытый кот, положил руку на плечо Эдит, привлек к себе и снисходительно-высокомерно проговорил:
– Значит, на сей раз я и оказался тем интересным мужчиной, которого вы не хотите упустить? – это прозвучало так, словно Улдису приходилось делать над собой усилие, чтобы не отказать Эдит в услуге.
Удар пришелся по незащищенному месту – по самолюбию женщины. В глазах Эдит зажглось презрение. Но она сразу же спохватилась.
– Да, милый, – промурлыкала она, – ты мне понравился. – Закрыв глаза, она прижалась к его плечу, но тут же отстранилась, проговорив: – Обожди, милый, я сейчас… – и вышла из комнаты.
«Шлагбаум закрыт. Поезд на миг остановился, – констатировал Улдис. – Что будет дальше?»
Эдит нужно было хоть мгновение побыть одной перед зеркалом, чтобы сосредоточиться и принять план действий. Она решила нападать: для осады не было ни времени, ни терпения.
Через минуту она, уже в японском пеньюаре, призывно улыбаясь, скользнула в комнату и вызывающе остановилась перед Улдисом. Затем пеньюар соскользнул с плеч. Мгновение она позволила Улдису любоваться своей действительно красивой фигурой, а затем опустилась на диван.
Улдис невозмутимо встал, поднял пеньюар и подал женщине. Где-то скрипнула и затворилась дверь.
– Женщину надо завоевать, – наставительно произнес он. – Слишком легкая доступность отталкивает.
Соблазнительница натягивала пеньюар медленно и бесстыдно, словно перед нею стоял евнух, а не мужчина.
– Вы меня неверно поняли, дорогой кавалер! – она спокойно улыбнулась, глядя ему в глаза. – Вы мне нужны еще меньше, чем прошлогодний снег. Завоевать! Для такой женщины, как я, вы – не дефицит. Мне просто был нужен цветной снимок с нами обоими.
Она подождала, какой эффект произведут ее слова. Однако гость никак на них не реагировал. Эдит продолжала:
– В случае, если меня арестуют, снимок случайно найдут у меня… Так что теперь вы заинтересованы в том, чтобы я оставалась на свободе.
– Господи! – расхохотался Улдис. – Испугавшись меня, вы решили меня изолировать. Напрасный труд.
– Я не думаю, что кто-нибудь из ваших начальников, старых развалин, воспримет ваши развлечения с голой женщиной положительно или сочтет их за оперативное мероприятие. В особенности, если эта женщина находится под подозрением – ну хотя бы по поводу спекуляции контрабандными товарами. Как вам кажется?
– Не очень занимательно, но терпимо, – Улдис снова улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Сидя на диване, он с профессиональным интересом смотрел на женщину.
Это могло кого угодно вывести из терпения. Но Эдит совладала с собой. Она даже улыбнулась.
– Кажется, мы найдем общий язык.
– А на каком основании?
– Прежде всего, Лиесма Паэглите. Она – моя подруга, и я не хочу, чтобы она была обвинена в чем-то и пострадала ни за что.
Улдис почувствовал, что выражение лица чуть не выдало его.
– Не притворяйтесь незнайкой! – пригрозила пальцем Эдит. – Я вижу хорошо, а ощущаю еще лучше. Вы все время следили за Лиесмой и за мной, подсмотрели, когда она в тот раз пришла ко мне, слонялись подле ее дома, фотографировали, искали свидетелей – разве не так? Вы из отдела по борьбе со спекуляцией. Арестовали Лиесму, а теперь подбираетесь ко мне.
– И вы хотите выменять свою подругу на снятую пленку?
– Слишком упрощаете. Пленка – только повод для того, чтобы вынудить вас к откровенности. Я хочу, чтобы вы поняли, что идете по ложному пути. Буду говорить совершенно открыто. – Кокетливое существо куда-то исчезло, от него остался только пестрый японский шелк. Перед Улдисом, сложив руки на груди, сидела энергичная, деловая женщина, последовательно излагавшая свою жизненную позицию. – Да, мне действительно нравятся дорогие и красивые вещи. Время от времени я приобретаю колечко или браслет, прибывшие из-за границы. Уступе, надо полагать, уже рассказал вам. Но покупаю я для себя, а не для продажи. Ношу, а если со временем вещь мне надоедает, естественно, продаю. Как говорите вы, юристы: спекуляция – это скупка с намерением продажи с целью получения прибыли. Но я этим не занимаюсь.
– А Лиесма?
– Она – моя добрая знакомая. Ее муж был моряком.
– А сейчас находится в надежном месте. За контрабанду.
– Вот видите, я не ошиблась: вы как раз тот человек, какой мне нужен. Да, муж Лиесмы осужден, но и сейчас один-другой знакомый моряк ей кое-что подбрасывает. Разрешается ведь ввозить определенное количество вещей. Это не считается контрабандой. И Лиесма, бывает, приносит мне разные мелочи.
Эдит произнесла это с выражением явного превосходства. «Для меня мелочь, для тебя это – целое богатство», – читалось на ее лице.
– И помогает продавать, – закончил за нее Улдис.
– Не отрицаю. Когда вещь мне надоедает. Но и это – не преступление. Так что у вас есть все основания отпустить Лиесму. Семидесяти двух часов еще не прошло, санкции прокурора у вас пока нет.
– Вы прекрасно ориентируетесь. И только затем меня пригласили сюда?
– Нет, разумеется. Затем, чтобы побыть в приятном общении наедине со столь выдающейся личностью, – попыталась уязвить его Эдит. Однако Улдис пропустил шпильку мимо ушей.
– Ну, а если Лиесма расскажет куда больше, чем вы сейчас?
– Не расскажет.
– У вас есть гарантии?
– Возможно.
– Такие же, как и против меня?
– Может быть, куда более сильные. Поверьте мне: она не расскажет. Так что не тратьте зря время и силы. Видите, я совершенно откровенна и ожидаю от вас того же.
– И все же вы меня боитесь.
– А вы меня? – кокетливо прищурилась она.
Улдис поднялся, не спеша надел пиджак.
– Снимки, если они получились хорошо, можете подарить мне. Я приобщу их к рапорту, который напишу моему начальству, докладывая о проделанной работе и сегодняшних событиях. Всего!
Эдит прикусила губу.
– Не шалите! – помахал ей Улдис, как делают, прощаясь с маленькими детьми.
Эдит повернулась к нему спиной.
«Ну и денек, – подумал Улдис, спускаясь по лестнице и насвистывая веселую песенку. – Сплошные новости. Одна подружка исчезла, у другой земля под ногами горит. Вода замутилась. Может, и удастся вытащить рыбку-другую? Однако, куда же девалась эта Лиесма?» Он вдруг ощутил тревогу. «Не забрали ли ее дружки из управления! Все карты мне спутают. Узнать срочно!»
XXX
Розниекс заперся в лаборатории, предупредив секретаршу, чтобы его не беспокоили. Запасшись целой пачкой фотографий, он вырезал из групповых фотографий отдельные лица, переснимал, увеличивая почти до натуральной величины, не сделав с самого утра ни малейшего перерыва. Закончив, он разложил увеличенные снимки на столе и принялся изучать, сравнивать, перекладывая с места на место, по-разному комбинируя. Потом, вооружившись ножницами, разрезал фотографии по вертикали пополам и стал к одной половинке прикладывать вторую, от другого лица, и фотографировать полученные таким образом изображения. Потом стал отрезать подбородки, носы, глаза, лоб, складывал их в разных вариантах, как делают дети с картинками на кубиках, и снова снимал.
От этого странного занятия его отвлек Стабиньш, вломившийся в лабораторию, невзирая на протесты секретарши. Он был взволнован. Таким Розниекс его никогда не видел.
– Паэглите исчезла! – развел руками Стабиньш. – Третий день ее нет ни на работе, ни дома.
Розниекс недовольно выключил красный свет и зажег лампу.
– Может быть, уехала в деревню? – сказал он первое, что пришло в голову, не успев еще переключиться на новые мысли.
– Некуда ей ехать – ни родных, ни друзей. Муж сидит за контрабанду, – все еще стоя у дверей, Стабиньш перевел дыхание.
– Может, задержана за что-нибудь? Не такая уж она овечка…
– Проверял. Не задержана и в больницу не попала. Начинаю опасаться, что она кому-то помешала, и ее убрали.
– Ну, ну. Кому же это? – Валдис все еще жмурился после долгого сидения в темноте.
– Хотя бы Уступсу. Я же говорил, что этого парня надо арестовать, и Лиесму тоже надо было. Тогда не грозило бы новое убийство! – с явным беспокойством сказал Стабиньш.
– Почему же сразу такие выводы? Может быть, она что-то почуяла и сбежала?
– Непохоже. В ее комнате в санатории ничто не тронуто. Белье, украшения, туалетные принадлежности – все на месте. Без этих вещей женщина не пустилась бы в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25


А-П

П-Я