* * * Время приближалось к десяти. В небе, над Каменными воротами, стояла луна, сосульки в ее лучах сверкали как алмазы. В городе было тихо и спокойно. Только со стороны Хармицы, где стояли шатры банского войска, доносились крики и шум.– Дорогой отец, – сказала Дора, – вот ключ, лампа и кресало, если понадобится отворить городские ворота. А здесь кабаница и шапка, холод такой, что лед трещит. Береги себя, ради бога, а сейчас спокойной ночи, дорогой отец!– Доброй ночи, милая Дорица! – отозвался золотых дел мастер, укладываясь на скамью в своей мастерской.В караульном помещении у Каменных ворот цесарские мушкетеры, которые еще днем пришли сюда под командой Блажа Пернхарта, спали блаженным сном.Вдруг за воротами послышались топот и шум. Потом кто-то стал неистово стучать в ворота. Десятник Иван Унройтер вскочил, побежал к дому ювелира и крикнул: «Эй, мастер! Вставайте! Стучат в ворота!»Вскоре из дому вышел закутанный в кабаницу старый Крупич с большим фонарем в руке.– Кого бог несет? – спросил Крупич.– Отворите! Господа посланники, sub salvo conductu королевского величества, – отозвался незнакомый голос.Ювелир отпер ворота. Широкие створки распахнулись, и в город ворвалась ватага бешеных всадников, в руках у них были факелы, бросавшие кровавый отблеск на белый снег. Узнав в вожаке Степко Грегорианца и своего соседа Михаила Коньского, Крупич испугался, но в тот же миг взял себя в руки.– Добрый вечер и спокойной ночи, ваша вельможность! – промолвил Петар и поклонился.– Вы почему запираете ворота? Трусы! Боитесь, что вас украдут? Разве вам неизвестен приказ бана? А кто вы такой? – грубо допрашивал полупьяный Грегорианец.– Петар Крупич, золотых дел мастер, к услугам вашей светлости, – спокойно ответил старик.– Ха, ха, ха! Так это ты, старый негодяй! Отец блудницы, приворожившей моего сына! Хорошо, что я до тебя наконец добрался, сукин ты сын! Теперь ты от меня не уйдешь! Вот тебе, получай, дьявол! – крикнул в неистовстве подбан и ударил старика кулаком в лицо с такой силой, что тот сразу залился кровью. Потом, соскочив с лошади, набросился как бешеный на мастера и начал зверски избивать и таскать его за волосы.– Ой! Ой! Ради ран Христа! На помощь! Убивают! – возопил несчастный старик. Крупич без сознания повалился на землю, на белом снегу зачернели кровавые пятна.– Ну-ка, ребята! – обратился подбан к своим людям. – Из-за этого гада погибли два ваших товарища – Ивша и Лацко! Отомстите за них!Точно сорвавшиеся с цепи псы, набросились слуги на старика, беспощадно топча его ногами.– Сдохни, подлец! – заревел один из них и взмахнул топором, намереваясь отрубить жертве голову. Но в этот миг десятник Унройтер как лев кинулся на слугу и схватил его за руку. Началась жестокая схватка.– На помощь! – крикнул десятник.В тот же миг из дома ювелира выбежала женщина в белой ночной рубашке и стрелой кинулась к воротам. Она дрожала, как тростинка. Ее крохотные босые ноги проваливались в снегу, пышные волосы бились о плечи. Кровавые языки пламени осветили ее искаженное ужасом лицо – она увидела окровавленного отца.– Отец! – крикнула она. – Иисус и Мария! – И бросилась к нему.– Ха! – прорычал Степко, увидав девушку. – Вот она, блудница! Слуги, убейте эту змею!– Назад! – загремел могучий голос. – Мушкетеры, стройся, ружья на прицел!Степко растерялся. Из караульного помещения выбежали сорок мушкетеров под командой капитана Пернхарна и нацелили свои мушкеты на подбана и его свору.– Унройтер, – обратился капитан к молодому десятнику, который уже справился со слугой, – сзывайте горожан!Десятник выстрелил в воздух.– А вы, милостивый государь, – продолжал капитан, обращаясь к Степко, – подобно разбойнику нарушили salvum conductum! Сейчас вы и ваши друзья отправитесь смирнехонько по домам, а я доложу о происшествии своему генералу.Подбан, заскрежетав зубами, помчался со своей ватагой в дом свояка Коньского, злой как тигр, готовый испепелить Загреб.Вскоре вокруг окровавленного старика собралась большая толпа горожан. Громко звучали среди ночной тишины их брань и проклятья. В сердце каждого кипело желание отомстить.– Разнести дом Михаила Коньского! – слышалось со всех сторон. – Убить Грегорианца!– Стойте, братья! – громко крикнул Якопович, внезапно появившись в толпе взволнованных загребчан. – Стойте! Хозяин Медведграда хочет скрутить нас в бараний рог, а мы обуздаем его законом. Он кровно оскорбил нас, свободных граждан, он поклялся загубить либо себя, либо нас. Добро! Вот я кладу правую руку на окровавленную голову почтенного старца и левую на голову чистой девушки и клянусь вам, что не успокоюсь до тех пор, пока не будет уничтожен наглый злодей Степко Грегорианец.– Поклянитесь и вы! – обратился Блаж Штакор к толпе.– Клянемся! – закричали граждане, вздымая руки к небу. 17 Это случилось в бурную ночь спустя несколько дней после достопамятного провозглашения бана. Ломая ветви, налетел неистовый южный ветер, снег таял, с крыш текла вода. Кровавый месяц поднимался в небо, облака мчались в безумном беге. Через площадь Св. Марка в Месницкий квартал пробиралась, словно тень, прижимаясь к стенам, чтобы никто не заметил, маленькая черная фигура. Человек был закутан в кабаницу. Вот он подошел к дому с садом. В окнах горел свет, изнутри доносился глухой гомон голосов. Карлик остановился, измерил взглядом высоту забора, мигом вскарабкался на него и перебрался на старую яблоню, стоявшую неподалеку от дома. С дерева он мог видеть и слышать все, что происходило в доме. Карлик оседлал сук, согнувшись, прижался к дереву, и теперь никто уже не обнаружил бы, что на яблоне прячется человек. Если бы кто-нибудь наблюдал в эту минуту за карликом, то увидел бы, с каким жадным любопытством он следит за всем, что происходит в доме. Впрочем, там было на что поглядеть!В просторной комнате сидело вокруг стола и стояло у стен довольно пестрое общество. За столом, во главе с Якоповичем, расположились городские старейшины: Телетич, Каптолович, Вернич, Блашкович, Жупан, Барберин и Бигон а в сторонке толпились мастера прочих цехов, – собрались они, чтобы сговориться, как смыть оскорбление, нанесенное городу Степко Грегорианцем.– Итак, – внушительно начал Якопович, – братья горожане именитого города, пришло время доказать, что мы свободные и независимые люди! Вы поклялись, да и без клятв ясно, что все мы, как один, должны встать на защиту своих прав. На ваших глазах на вашей земле, где действуют ваши законы, использовав право свободного проезда, хозяин Медведграда, одержимый каким-то злым бесом, поднял руку на старика, и невинная кровь оросила загребскую землю. Вы слышали также, как тот же наш кровный враг изрыгал хулу на господина судью и прочих старейшин города за столом у господина настоятеля. Если мы настоящие мужи, если мы достойны наших вольностей, мы докажем это на деле и смоем свой позор, а коли потребуется, дойдем до самого короля.– Optime, optime, amice! – с глубокомысленным видом прогнусавил Каптолович. – И меня еще жжет слово «разбойник», которым наградил меня вельможный господин подбан за жарким, в чем, полагаю, и заключается его главная вина, ибо ежели господин подбан и не надавал нам оплеух, то, обругав нас «разбойниками», тем самым обругал всех без исключения граждан и, следовательно, неслыханно оскорбил honorabilem magtstratum почтенный магистрат (лат.).

и весь город. Неприятно еще и то, что господин подбан оттаскал за волосы и кинул в снег уважаемого ювелира, ведь старый Крупич в такую непогоду мог и простудиться. Все сие противоречит закону, а что противоречит закону, значит, против закона, а всякое преступление требует наказания. Но, qui bene distinguit, bene docet. кто хорошо распознает, тот хорошо учит (лат.)

Я следую лишь букве закона! А что говорит закон, наша Золотая булла? Слушайте! Capitulum de vituperiis. Параграф об оскорблениях (лат.).

«И тот, кто даст кому затрещину или оттаскает за волосы, платит сто динаров…».– Но дорогой брат, – остановил его Мате Вернич, – этот закон действителен, если, скажем, я тебя или ты меня ударишь или, к примеру, уважаемые мастера оттаскают друг друга за чупрун. Только для горожан! Подбан же нашему суду не подлежит.– Да, да, черт возьми, – ответил Каптолович, – я совсем и позабыл! Quid facturi? Что нам делать? (лат.)

Как же тогда? Может, договоримся с подбаном? Пускай заплатит…– Я полагаю иначе! – загремел огромный Блаж Штакор, ударив кулаком по столу. – Честь и слава нашим достославным старейшинам, почет и уважение вам, почтеннейшие братья по цеху, но, коль сыт, и сладкий кусок в горло не лезет. У нас у всех одна голова, одна шкура! Явится кто снимать с меня голову да сдирать шкуру, а я ему: «Поторгуемся, плати за шкуру грош да за голову два!» Как? Согласны? Черта с два! Явится кто ко мне в кузницу и начнет под носом кулаками размахивать, что я стану делать? Хвать его за ворот, бац по голове молотком, чтобы забыл ко мне и дорогу! А что для меня кузница, то для нас всех именитый город. Для чего возведены стены? Чтобы коты по ним разгуливали? Для чего писаны привилегии? Чтобы черви их точили? Дудки! Нужно дать по рукам каждому, кто вмешивается в наши дела. Какие тут церемонии, к чему долгие обедни! Своими правами я обязан только себе, и кровь свою не продаю за динары! Старый Крупич наш человек. Вряд ли речь идет о насморке, он не женщина! Ну, а если бы его зарезали эти бешеные волки, как скотину, не помогли бы и святые Кузьма с Демьяном! Господин Каптолович говорил очень разумно, на то он и старейшина, у него должна быть умная голова, но я по-простецки маракую иначе! Если мы мужчины, давайте засучивать рукава, а ежели бабы, пошли за печь, пускай дерутся другие. И все мы думаем так! Господин Якопович не раз доказывал нам, что он болеет за нас и наши права. Если мы отдадим ему в руки свои права, они не будут втоптаны в грязь. Пусть делает то, что ему подсказывает его светлая голова, и тогда каждый из нас может спать спокойно.– Правильно! – закричали в один голос горожане.– Однако, – заметил Телетич, – может быть, стоит все-таки уладить дело с баном, ведь господа подвыпили.– In vino Veritas, amice judex!. В вине истина, дорогой судья! (лат.)

– Пусть господин Якопович поступает так, как найдет нужным! – шумно отозвались горожане.– Я согласен, братья! – промолвил, поднимаясь, хозяин. – За вас я отдам и кровь и жизнь! Завтра отправлюсь к бану, чтобы выразить ему протест против насильственных действий Грегорианца, пусть нас рассудит королевский суд. Затем поеду самолично к королю как ваш посланник на пожунский сабор, чтобы и там во всеуслышанье заявить, какие насилия чинят над нами. Вы же, братья, держите ухо востро! Осмотрите оружие, почистите пушки, заготовьте порох и свинец; помните, что у Грегорианца много друзей, и они могут причинить нам много бед. Будь что будет! Умирать – так вместе, и да поможет нам бог!– С нами бог! – крикнули все.Человечек на дереве, заметив, что общество собирается расходиться, спустился, как кошка, на улицу и двинулся обратно через площадь Св. Марка. Была полночь. Посреди площади стоял верзила Гаруц с алебардой и рогом в руках. Вдруг он завыл как волк:– Хозяева и хозяйки, пробило двенадцать…– Servus, Покорнейший слуга (лат.).

Джюка! – крикнул ему в самое ухо человечек и, хлопнув по плечу, поспешил ко дворцу Михаила Коньского.– Что…о…о? – опешил Гаруц. – Чо…ко…лин? Дух? Святой Флориан, помоги! – И, перекрестившись, бедный ночной сторож пустился со всех ног домой.Чоколин, а это был он, остановился перед домом Коньского, нагнулся, поднял камешек и бросил его в крайнее окно. Окно отворилось.– Ты, Чоколин? – раздался из окна густой бас.– Да, ваша милость! – ответил вполголоса цирюльник.– Ну что? Где Павел?– В Загребе. Заходил к дочери Крупича. Собирается на ней жениться.– Вздор несешь!– Я, ваша милость, в здравом уме. Хочет жениться.– Тысяча чертей…– Успокойтесь, ваша милость. Этому не бывать! Однако другая беда не за горами. Скажу вам в двух словах. Ух! Холодно!– Что такое?– Загребчане поднимаются против вашей милости!– Как же?– У Якоповича собирались наши умные городские головы решать, с какой стороны на вас ударить.– Много их?– Изрядно! Впрочем, будь их хоть целое войско, не страшно, мозги-то у них куриные. Но Якопович настоящий дьявол, змея подколодная. Ух, чертов ветер! Как задувает! Договорились они подать на вашу милость жалобу и бану, и королю, и пожунскому сабору. Завтра-послезатра приду и все вам толком расскажу. А сейчас бегу.– Куда? Войди в дом!– Не могу. Дело есть. Доброй ночи, ваша милость!И брадобрей засеменил прочь. Добравшись до южной городской стены, он осмотрелся, нет ли поблизости стражи. Затем подполз к стоявшему на стене дереву, привязал к нему веревку и неторопливо и легко спустился со стены.– Стой! – раздался вдруг голос часового с отдаленной башни.Никто не отозвался. Грянул выстрел, пуля ударила в снег, а прижавшийся к стене горбун громко захохотал.– Спокойной ночи, голубчик! Побереги порох! И в другой раз целься лучше!И точно сквозь землю провалился. * * * Госпожа Клара в черном бархатном платье беспокойно ходила взад и вперед по комнате самоборской башни. Она то нетерпеливо разгребала серебряной лопаточкой угли в камине, то смотрела в окно, то снова принималась ходить. День выдался холодный и пасмурный. В долине клубился туман. Тоска змеей угнездилась в сердце. Необычайная бледность покрывала ее лицо, только вокруг глаз залегли красные круги, но не слезы были тому причиной. Губы красавицы порой вздрагивали, глаза закрывались, а рука непрестанно поглаживала платье.Вдруг скрипнула дверь. Клара вздрогнула. В комнату вошел Чоколин, весь в грязи, мокрый.– Вот и я, сударыня! – сказал он, кланяясь.– Наконец-то!– Ничего удивительного. До сих пор не отдышусь. Всю ночь брел по колени в снегу, и волки на каждом шагу говорили мне: «Добрый вечер!»– Ну как? – спросила Клара, пытливо поднимая голову.– Плохо! Не обессудьте, ваша милость, на сей раз я ворон.– Рассказывай, все рассказывай, – нетерпеливо прошептала Клара, опускаясь в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37