Де Рюйтер, поджидавший гостя у самого трапа, заключил Карфангера в прямо-таки отеческие объятия; тепло приветствовал он и Яна Янсена.— Каким ветром занесло вас сюда, к этим богом забытым берегам? Уж не собираетесь ли вы торговать с беем? — смеялся де Рюйтер.— Я искал здесь вас, — отвечал Карфангер, — вас, адмирал. И не сочтите за шутку; я действительно не прочь поторговать с беем и хотел бы просить вас — коль скоро это не пойдет вразрез с вашими собственными планами — о посредничестве в одной сделке.— В сделке с беем? — От изумления адмирал даже остановился, хотя они дошли уже до самых дверей его каюты. Пришлось Карфангеру наскоро разъяснить, в чем тут дело. Более обстоятельный разговор состоялся затем в адмиральской каюте.— Взгляните, — говорил де Рюйтер, — широко распахнуты врата сокровищниц этого мира, распахнуты благодаря храбрости и дерзновенности настоящих мужчин, для которых и в большом, и в малом безмятежный покой равносилен небытию, и которые готовы даже саму Землю поворотить в другую сторону, если её однообразное вращение однажды им наскучит. И что же — стали люди от этого лучше? Пока императору высшее дворянство и попы десятилетиями кромсали империю… Э, да что об этом много говорить! Оглянитесь вокруг, посмотрите на Англию и на нас. Тем, кто привык рассуждать, глядя на мир сквозь крошечное окно своего дома, не дано видеть дальше тесных городских стен.Хотя Карфангер в целом и разделял мнение адмирала, все же он позволил себе не согласиться с его последними словами, возразив, что как раз в городах дух свободы всегда ощущался сильнее, чем в остальной империи. Где ещё можно было встретить такое стремление к единству, какое было присуще, например, Ганзе? Но де Рюйтер стоял на своем:— Вы же прекрасно знаете, до чего дошла империя, если даже такое разбойничье гнездо, как Алжир, осмеливается насмехаться над германскими послами и отсылать их обратно. И Бремен, и Гамбург, и Любек не могут обойтись без помощи посредников в деле выкупа пленников из алжирской или тунисской неволи. Они вынуждены обращаться за помощью то к Англии, то к Голландии — к маленькой Голландии, которая откололась от империи, как принято говорить у вас в Гамбурге.Карфангер охотно переменил бы тему разговора: уже не первый раз картина бессилия империи вырисовывалась перед ним с такой пугающей ясностью. Поэтому он заметно оживился, когда де Рюйтер обещал ему более подробно обсудить предстоящую сделку с беем, — но позже.— А теперь, — заключил адмирал, — давайте примем джентльменов с берегов Темзы и выслушаем, чего изволят желать их сиятельства. Готов поклясться — я уже знаю чего. — Его слова сопровождались семью залпами приветственного салюта английского фрегата, подошедшего к голландской эскадре; спущенная с него шестивесельная шлюпка уже летела к «Нептуну».— Что-что? — Адмирал нахмурился. — Всего семь залпов? До сих пор полагалось давать девять.Он повернулся к капитану «Нептуна».— Отлично! Если джентльмены того желают — дайте им в ответ тоже семь залпов. И ни одним больше, вы поняли меня?— Так точно, минхер адмирал: семь залпов и ни одним больше.Капитан флагмана послал кадета Жана де Рюйтера передать приказ адмирала констеблю орудийной батареи правого борта, и вскоре над гаванью раскатился грохот пушек «Нептуна». Тем временем шлюпка англичан подошла к трапу. Молодой морской офицер в парадной форме ловко вскарабкался на борт «Нептуна» и обратился к встречавшему его голландскому офицеру с просьбой передать адмиралу де Рюйтеру, что он, капитан Спрэгг, командир фрегата «Сандерболт», прибыл на «Нептун» с поручением от адмирала британской эскадры Блейка выяснить у адмирала де Рюйтера ряд вопросов.Голландский адмирал, стоявший поодаль, сделал рукой приглашающий жест:— Прошу вас, сэр, всегда к вашим услугам.В суховато-казенных выражениях, в точном соответствии с морским уставом капитан Спрэгг доложил, что адмирал Блейк, командующий британской средиземноморской эскадрой, приветствует адмирала эскадры генеральных штатов де Рюйтера и просит у него разъяснений относительно причин, побудивших его беспрепятственно пропустить в Алжир двенадцать, алжирских пиратских кораблей, за которыми он, адмирал Блейк, гнался по пятам в течение нескольких дней, после того как нанес сокрушительное поражение тунисскому флоту.В ответ на это де Рюйтер сослался на обстоятельства, при которых он несколько дней тому назад подписал договор с беем, после того как пушки его кораблей потопили несколько алжирских судов в Гибралтарском проливе и восемнадцать других — возле Балеарских островов.— Сами по себе эти потери, — продолжал адмирал, — ещё не побудили бы бея пойти на заключение перемирия, если бы не сильное землетрясение, случившееся в этих местах неделю назад. Почти все береговые укрепления и орудийные бастионы были разрушены, к тому же страшной силы шторм разметал стоявшие в гавани корабли, при этом многие из них разбились о каменный мол порта. Тут я пригрозил бею, что мои корабли войдут в порт и откроют огонь по дворцу его мусульманского сиятельства. И бей явно струсил — как было этим не воспользоваться? Или, по-вашему, мне следовало ещё повременить с договором? Дожидаться, пока алжирцы возведут новые береговые укрепления и наставят там пушек или пока бей соберет все свои рыщущие по морям пиратские эскадры в один кулак?— Но почему же господин адмирал не привел в исполнение угрозу разрушить Алжир? — настойчиво добивался ответа Спрэгг. — Ведь для этого были все условия.— Я думаю, сэр, вы согласитесь со мной в том, что любая угроза обязательно должна подкрепляться наличием достаточной силы? — вопросом на допрос ответил де Рюйтер.— Я понял вас, — отвечал капитан Спрэгг, — и обо всем доложу моему адмиралу.— Передайте господину адмиралу Блейку, — добавил де Рюйтер, — что я весьма сожалею по поводу того, что мне не посчастливилось сражаться бок о бок с таким знаменитым флотоводцем.Капитан Спрэгг отвесил церемонный поклон.Тем временем стюард принес бокалы с вином. Адмирал де Рюйтер провозгласил тост за здоровье адмирала Блейка и лорда-протектора Оливера Кромвеля и чокнулся со Спрэггом. Англичанин произнес ответный тост, в котором в самых изысканных выражениях пожелал процветания Нидерландам, их государственному секретарю Йохану де Витту и, конечно же, доблестному адмиралу де Рюйтеру.— Кстати, мистер Спрэгг, — заговорил после паузы голландский адмирал, — алжирцы до сих пор не успели установить на бастионах, охраняющих вход в порт, пушки, попадавшие с лафетов во время землетрясения, так что орудийные батареи ваших фрегатов вполне могли бы довести дело до конца, чего я, к сожалению, ввиду подписанного договора об перемирии, сделать не могу.Капитан Спрэгг поблагодарил за беседу и заверил, что в точности передаст адмиралу Блейку её содержание, затем раскланялся с де Рюйтером и вышел в сопровождении капитана «Нептуна».В адмиральской каюте де Рюйтер, ван Гаден и Карфангер заговорили об английской эскадре.— Более высокий борт — конечно, недостаток, — говорил Карфангер, — однако английские военные корабли с их тремя орудийными палубами имеют гораздо большую огневую мощь, чем двухпалубные голландские.— Это, в свою очередь, нельзя считать недостатком наших военных кораблей, и они это не раз доказывали, — возразил де Рюйтер. — У нас вы нигде не найдете таких глубоких гаваней и бухт, как у берегов Англии или Франции.— В этом я, пожалуй, с вами соглашусь, — сказал Карфангер. — Двухпалубные корабли хороши не только для голландских портов, они к тому же ещё и гораздо быстроходнее этих английских плавучих комодов. Только что мы имели возможность убедиться, что адмирал Блейк со своей эскадрой не в состоянии сражаться с алжирцами. О да, хороший военный корабль в моем понимании должен быть тяжелым фрегатом с двумя орудийными палубами, а кроме того, иметь добрую дюжину стволов приличного калибра на баке и на корме. Как бы мне хотелось видеть хотя бы несколько таких фрегатов в гамбургском порту, как сразу стало бы легче дышать нашему торговому флоту! Чего скрывать: наши мореходы год от года чувствуют себя в открытом море все более беззащитными, ведь по морям и океанам сейчас болтается столько разбойного сброда, и неважно, есть ли у них каперские грамоты, нет ли…Адмирал де Рюйтер принялся расспрашивать, как обстоят в Гамбурге дела с конвоированием торговых судов, которое сохранилось со времен Ганзы. Ведь в те времена в вольном городе было образовано адмиралтейство, издавшее указ об охране торговых судов и статут для конвойных кораблей.— И разве нет у вас хорошо вооруженных, принадлежащих городу, кораблей для охраны торговых караванов? Мне не раз приходилось встречаться с ними в море, я имею в виду и «Солнце», и «Пророка Даниила», и «Святого Бернхарда» или как их там еще.— Самое слабое место, — вставил Ян Янсен, — судовые команды. Капитаны — те люди надежные, а вот среди матросов часто встречаются такие типы… Многих из них нанимают за гроши прямо в захудалых портовых кабаках. Недаром ведь говорится: море и виселица не отказывают никому. И таких людей потом приходится обучать военному делу, от них зависит боеспособность корабля. Тем не менее, судовладельцам вроде Томаса Утенхольта все это только на руку.На последнее де Рюйтер заметил, что слова штурмана «Мерсвина» звучат не очень-то ободряюще, и спросил Карфангера, как, на его взгляд, можно было бы поправить положение. Капитан «Мерсвина» решительно заявил, что лично он против крупных эскадр кораблей сопровождения, каковые имеются, к примеру, у Англии и Голландии или у Ост-Индских компаний этих стран, тем более, что Гамбург не собирается впутываться ни в какие военные аферы. Гамбург не хочет враждовать ни с кем, не помышляет о захвате колоний, единственное его стремление — жить со всеми в мире и вести взаимовыгодную торговлю. Однако частный конвой должен непременно уступить место военным кораблям, принадлежащим городу, для того, чтобы их капитаны и команды мыслили лишь о благе всего города, а не какого-нибудь одного судовладельца.— И вы, будучи новоиспеченным членом правления капитанской гильдии, намереваетесь приложить все усилия к тому, чтобы претворить эти планы в жизнь? — спросил де Рюйтер.— Безусловно, — отвечал Карфангер.— В таком случае вам придется нелегко, ибо ваши намерения подрывают основу существования не только частных конвоиров. Ведь вы отнимаете у них источник надежной прибыли.— Я ни секунды не сомневаюсь в том, что все эти утенхольты и иже с ними будут чинить всяческие препятствия созданию военной флотилии города. Но кого ещё вы имеете в виду?— Не исключено, что это будут городские власти. Поскольку город придерживается нейтралитета, — пояснил свою мысль де Рюйтер, — сенату безразлично, с кем сражаются в море корабли Утенхольта. Но если заговорят пушки фрегатов, принадлежащих городу, то это уже перестает быть частным делом отдельных гамбургских судовладельцев, А посему вам не стоит рассчитывать на особый энтузиазм совета, адмиралтейства, сената и парламента — они, скорее всего, останутся глухи к вашим призывам.Карфангер задумался, тем временем де Рюйтер уже принялся расспрашивать своего гостя, каким образом он рассчитывает покинуть целым и невредимым алжирскую гавань. «Вы же знаете, я связан договором и помочь вам не в силах. Как только бею донесут, кто сидит у вас в трюме, за вашу жизнь никто не даст и ломаного гроша», — говорил адмирал.Эти опасения имели под собой серьезные основания: во всех испанских и португальских портах пираты держали своих соглядатаев и доносчиков. И даже если с их помощью весть о пленении алжирского рейса пока ещё не достигла ушей бея, он все равно узнает об этом, самое позднее, в момент начала переговоров с де Рюйтером об обмене пленниками, и тогда в любую минуту можно ожидать нападения на «Мерсвин».Да и сами эти переговоры не обойдутся без сложностей. Через час солнце скроется за горизонтом, а после захода солнца во дворец бея не пускают никого. Еще несколько дней назад бей, пожалуй, и сам прислал бы своих нукеров на борт адмиральского корабля; теперь же рассчитывать на это не приходилось, надо было самим сходить на берег. К тому же визит к бею никогда не считался приятной миссией даже в самые скверные для Алжира времена. Ни послам, ни посредникам не дозволялось въезжать верхом в касбу — крепость, возвышавшуюся над городом: каждому чужеземцу надлежало спешиться, в то время как сопровождавшие его янычары оставались в седле. Затем посланнику предписывалось стоять перед старым дворцом бея с непокрытой головой под палящим солнцем, продолжительность этой «церемонии» зависела от прихоти тех же янычар. Во время аудиенции всем чужестранцам — за исключением французского консула — полагалось целовать бею руку, и никто не смел садиться в его присутствии.Де Рюйтер рассказал об одном венецианском посланнике, недавно побывавшем у бея. Тот предложил ему вместо кресла колченогую табуретку и потребовал уплатить за это тридцать тысяч франков. Посланник стал протестовать, заявляя, что нельзя требовать денег за оказание гостю почестей. На это ему ответили: «Алжирцы не требуют денег с тех, кто действительно заслуживает почестей, поэтому лучше сразу гони монету и радуйся, что за эту цену тебе оказана такая честь».После краткого совещания было решено отправить бею послание с известием о том, что на борту «Нептуна» находятся алжирцы, захваченные в морском бою одним гамбургским шкипером. Рассчитывали на то, что бей пришлет посредников. Чтобы обезопасить гамбургский корабль от возможного нападения алжирцев, решили поставить его меж двух голландских фрегатов. В этом случае алжирцы могли бы попасть на «Мерсвин» только через палубы голландцев, что означало бы нарушение договора, а на это бей, ввиду плачевного состояния городских укреплений, пойти сейчас не мог. Бак и ют своего корабля гамбуржцы вызвались охранять собственными силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45