Фицрой вытащил кружевной платочек и вытер пот со лба.
– Ах да… Аптекарь, – пробормотал он.
Сабрине показалось, что Чарльз вот-вот набросится на Париса с кулаками. Но доктор, очевидно, сдержался. Приосанившись, он проговорил:
– Собственно говоря, сэр, я практикующий доктор и имею лицензию. Я обучался в Оксфорде, являюсь выпускником Королевского колледжа…
– Да-да, конечно, – кивнул Парис. Он взмахнул платочком, как бы давая понять, что разговор с доктором окончен. Затем, спрятав платок в карман фрака, обратился к Сабрине: – Мадемуазель, мой боевой конь в вашем распоряжении.
Рина вопросительно взглянула на Чарльза, но тут вмешалась леди Эми:
– Доктор Уильямс уже уступил Пруденс своего коня.
Парис пожал плечами:
– А теперь она поедет на моем. Прекрасная женщина должна сидеть на породистом коне. Кроме того, я уверен, что у аптекаря есть дела, которыми ему необходимо заняться.
– Я доктор, сэр, – процедил Чарльз сквозь зубы.
Кивнув женщинам, он вскочил на коня и поскакал в сторону рудника. Сабрина смотрела ему вслед; девушка искренне сочувствовала этому человеку и прекрасно его понимала. Она и сама всю жизнь сносила оскорбления, знала, как жестоки бывают люди, которые считают, что деньги и знатное происхождение возносят их над остальными смертными. Дед Рины не помог своей умирающей дочери, потому что она полюбила игрока, человека низкого происхождения. А Альберт, сводный брат, едва ее не изнасиловал. Граф же… Он держал ее в объятиях так, словно она была величайшей драгоценностью – а затем сбросил на землю и ускакал, даже не оглянувшись…
Рина возвращалась в Рейвенсхолд с улыбкой на устах; она смеялась шуткам Фицроя и с благодарностью поглядывала на Эми и леди Рамли. Но девушка знала, что никогда не забудет: она – Сабрина Мерфи, дочь игрока. И она явилась в Рейвенсхолд лишь для того, чтобы завладеть ожерельем, только для этого…
Когда они наконец добрались до Рейвенсхолда, Фицрой помог ей спешиться. На мгновение Рина оказалась так же близко от него, как совсем недавно от Тревелина. И снова она заметила похотливый блеск в глазах денди. Но не почувствовала при этом того смятения, которое охватило ее в объятиях графа.
Только один Тревелин мог смутить ее, заставить забыть о цели, ради которой она затеяла столь рискованную игру. И это делало графа еще более опасным.
Глава 9
Следующие несколько недель Сабрина осваивалась в доме Тревелинов. Она играла роль компаньонки леди Пенелопы и доверенного лица леди Эми. Дети, по-прежнему проявлявшие некоторую сдержанность, проводили в ее обществе все больше времени, и Рина рассказывала им разные истории, когда-то придуманные для нее отцом. Доктор Уильямс заезжал довольно часто, чтобы проведать леди Пенелопу. Сабрине все больше нравился этот серьезный молодой человек, но ей не удавалось убедить Эми, что доктор достоин всяческого уважения. К этому времени Рина уже узнала всех слуг и сумела использовать свои навыки экономки, приобретенные в пансионе мачехи, – добилась более эффективного ведения домашнего хозяйства. И вскоре Рейвенсхолд преобразился – дом явно нуждался в ее заботах и организаторских талантах.
Рина говорила себе, что занимается этими делами лишь для того, чтобы завоевать доверие вдовствующей графини, но в глубине души знала: это не вся правда. Ведь она впервые после смерти матери снова стала членом семьи, семьи, которая в ней нуждалась. И, как ни странно, ей даже казалось, что в Рейвенсхолде она обрела покой. Просыпаясь по утрам от крика чаек, Рина видела, как пляшут по потолку золотистые блики – так лучи солнца отражались от морских вод. Лежа на мягких подушках, она мысленно улыбалась – в эти минуты ей казалось, что она действительно Пруденс Уинтроп.
Один лишь граф представлял для нее опасность. Его мрачные взгляды и откровенное недоверие очень беспокоили Рину. Он был решительно настроен против нее. Но всевозможные дела – в основном на руднике – заставляли графа в дневное время уезжать из дома, а вечером Рина всегда сидела в гостиной вместе с его бабушкой или сестрой. Она избегала встреч с Тревелином, впрочем, и он, казалось, не пытался застать ее одну. Иногда он сразу же, минуя гостиную, уходил к себе. Рина же при этом испытывала облегчение – и одновременно разочарование.
В один из таких вечеров раздался стук в дверь. Отворив, Сабрина с удивлением увидела тучную миссис Полду, заполнившую весь дверной проем.
– Я этого не потерплю! – заявила кухарка, потрясая деревянной ложкой, словно генеральским жезлом. – Ни за что не потерплю!
Рина нахмурилась:
– Не потерпите чего?
– Отношения его светлости, вот чего! Он на этой неделе все вечера просидел у себя в кабинете и ни разу не поел как следует. Я посылаю ему мои самые лучшие пирожные, самые сочные пирожки. И что он делает? Отправляет их обратно, вот что! Кричит на моих девочек так, что ни одна больше не хочет к нему ходить. Он похож на рассерженного медведя, угодившего лапой в капкан. – И кухарка привела несколько примеров «медвежьего» поведения графа.
– Это очень, гм, печально, миссис Полду, – сказала Рина, но ее озабоченность была не вполне искренней. Более того, она бы не возражала, если бы вспыльчивый граф решил просидеть у себя в кабинете до Судного дня.
– Это более чем печально, мисс. Его бабушка очень за него беспокоится. В последний раз его светлость был в таком же настроении, когда…
Миссис Полду осеклась, но и так было ясно, что она имела в виду. Неудивительно, что леди Пенелопа расстроилась.
– А леди Эми не может с ним поговорить?
– Его сестра уехала ужинать к Фицроям. Ему необходимо поесть, мисс. Совершенно необходимо. – Кухарка кивнула на поднос, стоявший на столике в коридоре рядом с дверью. – Вы должны заставить его что-нибудь съесть.
– Я? Почему вы думаете, что он и меня не выгонит вон?
– Потому что у вас получается все, за что вы беретесь. Кроме того, больше некому.
Рине совсем не понравилось это поручение, но она не знала, как от него отказаться. В любом случае большой беды не будет, если она отнесет поднос к двери графа, решила Рина. Надо просто постучать, а потом ее отправят обратно, как и всех остальных.
– Я попробую. Сделаю все, что смогу, миссис Полду.
– Да хранит вас Господь, мисс. Я знаю, что вы постараетесь. А если он станет ругаться, скажите, что на подносе пирожные с кремом, те самые, которые он любил таскать у меня с подоконника, когда был маленьким.
Апартаменты графа, находившиеся в западном крыле, были изолированы от комнат остальных членов семьи. «Как и он сам», – подумала Рина, неожиданно почувствовав к нему симпатию. Но, приблизившись к двери, она выбросила из головы эти мысли. Подняла руку, чтобы постучать, по вдруг заметила, что дверь приоткрыта. Очевидно, последняя посыльная из кухни, попытавшаяся прорваться в убежище графа, была изгнана и не успела закрыть за собой дверь. Рина наклонилась и заглянула в щель.
В камине пылало пламя – его отблески плясали на полированных дубовых панелях. Граф же сидел за огромным письменным столом, заваленным книгами и бумагами. Сидел, склонившись над одной из бухгалтерских книг, и делал на листе бумаги какие-то пометки. Черные волосы графа были растрепаны, воротничок расстегнут, на подбородке отросла за день щетина. Но неухоженность Тревелина резко контрастировала с его аристократическими манерами, с уверенными и плавными движениями…
Рина судорожно сглотнула. И вдруг почувствовала, что у нее подгибаются колени. И еще ей казалось, что ее влечет к этому мужчине, хотя он вовсе ей не нравился… Если бы Рина не обещала миссис Полду сделать все возможное, она бы тотчас убежала от этого человека, убежала бы как можно дальше. Но она дала слово и была намерена его сдержать.
– Милорд, я принесла… – проговорила Рина, толкнув плечом дверь.
– Убирайтесь! – прорычал граф, не поднимая головы.
Сабрину возмутила его грубость. Он даже не взглянул на нее! А ведь она делает этому человеку одолжение. Рина решительно подошла к столу и с таким грохотом поставила на него поднос, что фарфор зазвенел.
– Я взяла на себя труд принести вам ужин. Могли бы по крайней мере проявить вежливость и поблагодарить.
Эдуард резко поднял голову. Изучая чертежи нового туннеля для рудника, он так увлекся, что не узнал голос Сабрины. Увидев же ее перед собой, принялся поспешно завязывать шейный платок, но вдруг сообразил, что глупо утруждать себя из-за какой-то самозванки, лгуньи…
– Черт возьми, что вы здесь делаете?
Рина с невозмутимым видом сдернула с подноса салфетку и принялась осторожно снимать крышки с блюд. На ней, как всегда, было одно из ее безвкусных пестрых платьев, но, увидев ее глаза, ее чудесные волосы, увидев изящные руки, граф вспомнил, какое чувство его охватило, когда к нему прижималось это стройное тело. Черт, даже если бы она носила доспехи…
Мысли его прервал ее голос, голос строгой школьной учительницы:
– Я здесь, потому что никто больше не хотел принести вам ужин. Вы их всех напугали своей грубостью.
– Грубостью? – Эдуард выпрямился; он был искренне удивлен. – Какая чушь. Кто говорит, что я грубил?
– Виолетта. – Рина развернула салфетку и положила ее рядом с блюдами. – Миссис Полду сказала, что вы на нее накричали.
– Я не кричал. Ну… почти не кричал. Я просто отказался от супа, который она сварила, и попросил его унести.
– Но вы сказали, что он и для собак не годится. А потом еще Мэри-Роза… Кажется, вы запустили в нее тарелкой.
– Это была ложка. Чистая ложка, – проворчал граф. – Она пыталась навести порядок в моей корреспонденции.
– Неужели? – усмехнулась Рина, бросив взгляд на груду писем на столе. – В любом случае она лишь пыталась вам помочь, а вы ей нагрубили.
– Я не… по крайней мере я не собирался… О дьявол! – Он запустил пальцы в волосы. – Я не хотел никого обидеть.
Рина смотрела на графа во все глаза. Внезапно она поняла то, чего не понимала раньше: внешне грубый и резкий, лорд Тревелин был добрым и отзывчивым человеком. Она отвернулась, взволнованная этим неожиданным открытием. И тут ее взгляд упал на ближайший лист бумаги. Крупные буквы прямо-таки бросались в глаза – Рина не могла не прочесть написанное.
– Это же список поручений. Вы будете помогать Кларе Хоббз?
– Не надо так удивляться, мисс Уинтроп. Эта девушка была хорошей работницей, а ее отец – уважаемым арендатором, когда был жив. Если бы я знал, что их семья бедствует, то еще раньше оказал бы им помощь. – Граф криво усмехнулся. – Вопреки всему, что вы обо мне слышали, я не такое уж чудовище.
– Я не… – Она закусила губу.
Рина действительно слышала, что граф – чудовище. Слышала от Квина, от миссис Черри и от всех слуг, которые разбегались, когда он шел по коридору. Лорд Тревелин был знатным и могущественным человеком, и это могущество отдаляло его от окружающих. С ним было нелегко поддерживать знакомство, еще труднее – любить. Рине следовало бы презирать графа: ведь такие, как он, злоупотребляли своей властью над людьми, губили их. Но распоряжения на столе лорда Тревелина свидетельствовали о том, что он – хотя бы один раз – воспользовался своим богатством в благих целях. Да, этот человек, несомненно, заслуживал уважения… Рина потупилась. Отвернулась.
– Мне надо идти, – пробормотала она. – У меня… много дел.
– Да-да, конечно. Уверен, у вас очень много времени уходит на то, чтобы убедить пожилую женщину и ее внучку в том, что вы… именно та, за кого себя выдаете.
Глаза Рины сверкнули.
– Значит, вы все еще полагаете, что я не Пруденс Уинтроп?
– Абсолютно в этом уверен. Та Пруденс, которую я помню, была нервной девочкой, боялась собственной тени. И она никогда бы не стала стараться ради других.
– Мне тогда было шесть лет, милорд. Люди меняются.
– Да, меняются. – Граф прищурился. Внезапно он поднялся с кресла и подошел к Сабрине вплотную. – Я прежде был очень доверчивым, пока жизнь меня от этого не отучила. Я готов мириться с вашим обманом, потому что у меня нет выбора. Но если вы каким-либо образом причините вред людям, которых я люблю, я раздавлю вас… как насекомое. Вы меня поняли?
Его дыхание обжигало ее щеку. Глаза графа пылали, словно пламя. Рина чувствовала жар его тела, запах его одеколона. И чувствовала, какие страсти бушуют в его душе. У нее внезапно пересохло во рту. Она судорожно сглотнула.
– Вы… ошибаетесь. Я Пруденс Уинтроп.
Сабрина не видела, как Эдуард смотрел ей вслед, стоя у открытой двери. Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду. И она не видела, как он медленно подошел к буфету, налил полный стакан шотландского виски и выпил залпом.
После этой встречи Сабрина еще реже видела графа, чему была весьма рада. Его неистовство, его страстность пугали ее, и Рина очень сомневалась в том, что сумеет довести до конца свою игру. Но дни проходили за днями, проходили без происшествий, и уверенность возвращалась к ней. Иногда она почти весь день не думала о Тревелине. Иногда почти всю ночь – пока не просыпалась на сбившихся простынях, с бьющимся сердцем. И, просыпаясь, пыталась вспомнить сон, странный и волнующий.
Сабрина, как и леди Пенелопа с Эми, не раз видела мистера Фицроя и его сестру, которые часто посещали Рейвенсхолд. Рина не жаловала сладкоречивого денди, но всегда с удовольствием общалась с леди Рамли.
Однажды в саду леди Рамли рассказала Рине о своем прошлом. Когда ей едва исполнилось двенадцать лет, ее мать тяжело заболела, и их с братом отослали в Фицрой-Холл, родовое поместье отца.
– Парис не мог привыкнуть к этой пустынной местности, – рассказывала она, сплетая венок из маргариток, – но я полюбила Корнуолл с первого взгляда.
– И я тоже, – вздохнула Рина, вспомнив, как впервые оказалась на диком морском побережье. – Значит, вы уже давно живете здесь?
– Приезжаем и уезжаем. Еще совсем маленькими мы много путешествовали с отцом. Вот почему меня здесь не было во время вашего первого приезда.
– Ваш отец был искателем приключений?
– В каком-то смысле. Он вечно выискивал всевозможных лекарей – в надежде, что они смогут помочь маме… – Леди Рамли умолкла и смахнула слезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35