С каким чувством ждала Джен этого открытия – знала лишь она одна. Пламя камина освещало лицо молодой девушки, на котором выражалась непоколебимая решимость. «Так нужно», – шептали ее губы. Форест учил свою дочь бороться этими словами со всем тем, что ей казалось трудным, невозможным. До сих пор Джен почти не приходилось прибегать к этому средству, но теперь, когда все ее существо трепетало от сердечной муки, она молча, безропотно покорялась железному закону необходимости. Ей нужно было знать правду, и, хотя эта правда могла убить ее, она не хотела обольщаться иллюзиями. В эту минуту своим решительным видом, крепко сжатыми губами и мрачным, холодным взглядом Джен напоминала своего покойного отца. Она, казалось, была способна перенести любое испытание, выйти с достоинством из любого положения.
Наружная дверь открылась, и в комнату вошел Фернов.
– Вы хотели видеть меня, мисс Форест? – спросил он, остановившись у порога.
– Да, мне нужно поговорить с вами, мистер Фернов. Нам здесь никто не помешает?
– Надеюсь, по крайней мере, в течение ближайшего времени.
– Пожалуйста, подойдите ко мне поближе! Вальтер медленно подошел к камину и стал возле него. Пламя ярко освещало фигуры молодых людей. Их силуэты особенно резко выделялись на темном фоне комнаты; со стороны улицы и террасы легко можно было рассмотреть их лица.
– Я не ждал вашего приглашения, мисс Форест, после нашей встречи в деревне, – заговорил Фернов. – Мне казалось, что вы отвергаете меня, что мое присутствие неприятно вам. Поверьте, я никогда не пришел бы к вам, если бы вы сами не позвали меня.
В тоне Фернова чувствовался глубокий упрек за то страдание, которое доставляла ему молодая девушка.
– Мое поведение должно казаться вам странным, мистер Фернов, – промолвила она, – я понимаю это и считаю себя обязанной дать вам объяснение своих поступков. Но, прежде всего, ответьте мне на несколько вопросов.
Вальтер молча поклонился в знак согласия.
– Пожалуйста, назовите ваше имя, – не фамилию, а имя.
Фернов, по-видимому, меньше всего ожидал такого вопроса.
– Мое имя? – повторил он, точно не понимая слов Джен. – Меня зовут Вальтер.
– Вальтер, – невольно воскликнула молодая девушка и облегченно вздохнула, как будто с ее груди свалилась страшная тяжесть, – Вальтер!.. Я не знала, что вас так зовут.
– Каким же образом вы могли это знать? – удивленно проговорил Фернов. – Мы ведь не подозревали о существовании друг друга до тех пор, пока вы не вступили на землю Германии.
– Может быть, вы правы, а может быть, и нет, – возразила Джен, смотря на причудливые отражения пламени на стене. – Вы когда-то сказали мне, что с детства были лишены родного дома, отца и матери, что судьба толкнула вас в руки ученого, заставившего и вас посвятить свою жизнь науке. Не был ли этот ученый духовным лицом?
– Да, он был священником, но впоследствии отказался от своей приходской службы, чтобы отдаться занятиям наукой.
Джен судорожно прижала левую руку к сильно бьющемуся сердцу.
– Как фамилия этого бывшего священника? – почти беззвучно спросила она.
– Гартвиг! – последовал лаконичный ответ.
Наступило долгое молчание. Языки пламени то поднимались, то опускались, освещая смертельно бледное лицо Джен, которая стояла, как пригвожденная к месту, не произнося ни слова.
– Мисс Форест, что означает ваш вопрос? – тревожно воскликнул Вальтер. – Может быть, вы знали моего приемного отца или состояли с ним в каком-нибудь родстве?
При последних словах он подошел ближе к молодой девушке и теперь стоял рядом с нею. Джен, казалось, не слышала его вопроса; по крайней мере, она ничего не ответила.
– Иоганна!
Джен вздрогнула. Она уже раз слышала это имя из уст Вальтера – тогда, когда он уезжал на войну, и оно прозвучало как нежная мелодия, как воспоминание далекого детства. Ее мать называла ее так – правда, недолго: отец потребовал, чтобы немецкое имя было заменено английским – Джен, и никто больше с тех пор не называл ее Иоганной. Теперь оно было произнесено так нежно, с такой мольбой, что Джен не могла больше сопротивляться его чарующей власти.
Медленно подняла она голову и встретила взгляд Фернова. Голубые глаза с такой грустной нежностью впились в ее лицо, что Джен почувствовала, как ее твердая решимость куда-то исчезла; она забыла все свои сомнения, свое горе. Действительность ушла, уступив место воспоминаниям и грезам. Перед глазами молодой девушки снова были кусты и деревья, окутанные серой пеленой тумана. Она сама сидела у куста сирени и ощипывала первые весенние почки, а он стоял рядом с нею. Тихо лились потоки теплого дождя, и где-то вдали шумели волны старого Рейна.
Вдруг они глубоко вздохнули, точно испугались чего-то неведомого. Мечты рассеялись, а вместе с ними ушло и дорогое воспоминание о первой встрече. Они были в высокой, мрачной комнате; камин догорал; в окна дул холодный осенний ветер, от которого качались ветви деревьев. Может быть, одна из веток ударила в окно, заставив их выйти из забытья, в котором они находились, не отрывая глаз друг от друга. Джен посмотрела по направлению окна; Вальтер тоже повернул голову в ту сторону.
– За нами наблюдают, – тихо сказала молодая девушка.
– Не думаю, – возразил Вальтер, – впрочем, я сейчас посмотрю.
Он подошел к окну, открыл его и высунул голову наружу, вглядываясь в темноту парка. Джен оперлась о спинку кресла, собираясь с силами. Теперь ей предстояло самое страшное: Вальтер должен был узнать, наконец, то, в чем она сама больше не сомневалась.
«Посмотрю, как он отнесется к этому известию, – думала она, – может быть, голос крови заговорил в нем, и этим объясняется его нежное чувство ко мне. Если он обрадуется моему сообщению, – при этой мысли сердце Джен болезненно сжалось, – то я ничем не выдам своего истинного чувства, хотя бы мне пришлось умереть, получив его первый братский поцелуй».
Вальтер закрыл окно, подошел к молодой девушке и спокойно сказал:
– Там никого нет. Да и для кого представляет интерес следить за нами?
Джен давно решила, что путь правды будет самым верным, и решила довериться Вальтеру.
– Как кому? Мистеру Алисону.
Вальтер отступил на несколько шагов и в упор посмотрел на Джен.
– Мистеру Алисону? – повторил он. – Вашему спутнику?
– Да!
Густая краска залила лицо Вальтера, глаза его засверкали.
– Значит, этот человек не чужой вам? – дрожащим от волнения голосом спросил он. – Я так и подумал с первой минуты, как увидел его. Иоганна, скажите мне, в каких отношениях вы с мистером Алисоном, какие права он имеет на вас?
– Я – его невеста.
Краска так же быстро сошла с лица Вальтера, уступив место смертельной бледности.
– Его невеста! – беззвучно повторил Фернов, – следовательно, вы любите его?
– Нет!
– А тем не менее отдаете ему всю свою будущую жизнь? Связали себя с ним обещанием быть его женой?
В этом вопросе слышался горький упрек. Джен опустила глаза и тихо ответила:
– Да, я дала ему слово!
– Лучше бы тогда я не встречался с вами! – почти простонал Вальтер.
Джен молчала несколько секунд.
– Почему? – наконец спросила она чуть слышно. Фернов подошел еще ближе к ней и страстным шепотом ответил:
– Ты еще спрашиваешь, почему? Ты хочешь, чтобы я сказал тебе то, что ты уже давно знаешь, чего не можешь не знать. Я надеюсь, что не только я один несчастен от того, что ты – невеста Алисона, но что это и тебе причиняет боль. Может быть, я ошибаюсь?
Джен медленно подняла голову, и взгляд ее обратился к Вальтеру, желая проникнуть в глубину его души.
– Мы не должны быть несчастны от того, что судьба столкнула нас друг с другом, – неестественно спокойным тоном возразила она. – Если я не могу быть вашей женой, это еще не значит, что мы должны расстаться. Может быть, – взгляд Джен стал еще пристальнее, – мне удастся уговорить моего будущего мужа навсегда поселиться на Рейне! Я знаю, что мне стоит сказать ему лишь одно слово – и он станет вашим другом. Не отталкивайте его, Вальтер! Вы преодолеете свое нежное чувство ко мне и полюбите меня другой любовью, любовью брата…
– Иоганна, – в диком, страстном порыве прервал ее Фернов.
Молодая девушка замолчала, но ее глаза не отрывались от лица Вальтера. У нее было такое выражение, как тогда в Р., когда она ждала ответа Фогта, как приговора своей судьбе.
– Иоганна, и ты можешь говорить это? – с горечью продолжал Фернов. – Я должен слышать подобную речь из твоих уст? Ты или смеешься надо мной, или сама не понимаешь, что говоришь. Ты мечтаешь о дружеских, братских отношениях с человеком, который страстно любит тебя и желает обладать тобой? Не создавай себе иллюзий! Такая идеальная любовь, которую ты предлагаешь мне, может существовать лишь между бесплотными существами, а не между живыми людьми; у живых людей, при подобных условиях, она оканчивается либо разрывом, либо преступлением. Когда-то, сидя за своим письменным столом, я тоже мечтал об идеальных отношениях, но вот я полюбил тебя, и чувство, охватив все мое существо, властно предъявило свои права. Или ты будешь принадлежать мне, или я должен навеки отказаться от тебя. Никакого третьего пути не существует для нас.
В голосе Вальтера звучала горячая, неподдельная страсть; его глаза сверкали. При всем ужасе положения – ведь Джен была почти уверена, что Вальтер ее брат – она ощутила прилив такой радости, которую не могло заглушить даже отчаяние. Слова Вальтера нашли отклик в ее душе: ее любили пылко, как она сама любила.
– Ты прав, Вальтер, – сказала она, облегченно вздохнув, – для пас не существует другого выхода, кроме разлуки. Любовь между нами в тех условиях, в которых мы находимся, была бы преступлением.
Фернов вздрогнул при этих словах.
– Ты говоришь это так спокойно, – воскликнул он. – Ты думаешь, что я покорно, без борьбы подчинюсь своей судьбе? Иоганна, ведь ты пока еще не связана браком с Алисоном. От слова, которое ты ему дала, можно отказаться. Разве твоя связь с ним нерасторжима?
– Я не могу отказаться от своего слова, – твердо ответила она.
– Подумай, Иоганна, – продолжал Фернов с мольбой в голосе, – подумай: ведь от этого зависит счастье и твоей, и моей жизни. Неужели тебе так трудно порвать с Алисоном?
В эту минуту наружная дверь с шумом отворилась, и раздался громкий голос Фридриха:
– Господин поручик, полковник требует вас к себе сейчас же.
Вальтер нетерпеливо обернулся.
– В чем дело? – недовольным тоном спросил он. – Кто меня требует?
– Господин полковник, ваше благородие; там уже собрались все господа офицеры.
– Хорошо, я приду!
Дверь захлопнулась, и послышались тяжелые удаляющиеся шаги Фридриха.
Вальтер снова обернулся к Джен; его лицо было бледно, а в глазах выражалась смертельная тревога.
– Ты слышишь, меня требует полковник. Идет война, каждый час, каждая минута могут разлучить нас, может быть, навсегда. Иоганна, я спрашиваю тебя в последний раз: желаешь ли ты, можешь ли ты быть моей женой?
– Никогда, Вальтер! Если бы даже Алисон и освободил меня от данного слова, я все-таки никогда не могла бы стать твоей женой!
– В таком случае, прощай! – воскликнул Фернов и протянул руки вперед, как бы для того, чтобы обнять Джен и прижать ее к своей груди.
Однако молодая девушка в ужасе отшатнулась и сделала движение рукой, стремясь остановить его порыв.
Вальтер несколько минут стоял неподвижно, словно окаменев, а затем низко поклонился и холодно произнес:
– Вы правы, мисс Форест, прощайте!
Дверь за Ферновым закрылась. Джен осталась одна с огромной тяжестью в сердце; покров с тайны так и не был снят, последнее слово не было произнесено. Оно висело на кончике языка молодой девушки, но какая-то неведомая, непонятная сила удержала ее; она боялась, что, сказав ему правду, заставит Вальтера страдать сильнее, чем если просто откажет ему. Джен, не щадившая никогда никого, так как была беспощадна и к себе, – трепетала при одной только мысли о возможности причинить страдания Вальтеру. В первый раз слова: «Так должно быть», – оказались бессильными. Она сама могла перенести весь ужас положения, но она должна была уберечь от боли любимого человека. В первый раз Джен почувствовала, что она слабая с мягким, ранимым сердцем, способным страдать за другого.
«Завтра я все скажу ему, – подумала она. – Он привыкнет к мысли, что я для него потеряна навсегда, и тогда ему легче будет перенести неизбежность нашей разлуки. Сегодня открытие этой тайны убило бы его, а если бы он легко перенес это, то я умерла бы от горя», – прибавила она и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.
ГЛАВА X
В комнате полковника собрался настоящий военный совет. Сам полковник с мрачным видом быстрыми шагами мерил комнату, на лицах адъютанта и молодого поручика застыла тревога; другие офицеры, в том числе доктор Беренд, недавно пришли по зову полковника и еще не знали, в чем дело. Последним явился Фернов.
– Я созвал вас, господа, – взволнованно обратился полковник к офицерам, – чтобы сообщить вам крайне печальную новость. Вы знаете, что мы ждем подкрепление. Завтра рано утром сюда должен был прибыть из Л. батальон капитана Шварца. Мы считали, что проход через горы свободен, я сам уведомил об этом капитана Шварца; оказалось, что это было опасным заблуждением.
На лицах всех присутствующих выразилось тревожное ожидание; все взоры были устремлены на полковника.
Между тем, он продолжал говорить с явной тревогой в голосе:
– Только что вернулся поручик Витте, он патрулировал дорогу, встреченный им крестьянин не хотел отвечать на предлагаемые ему вопросы и в пьяном виде осмелился делать такие насмешливые намеки и болтать такие вещи, что поручик Витте счел нужным допросить его. Под угрозой строгого наказания крестьянин рассказал обо всем, что знал. Тщательная рекогносцировка, к сожалению, подтвердила слова крестьянина. Неприятель, превышающий втрое наши силы, залег в горах на расстоянии двух часов отсюда. Он занял путь между Л. и нашими квартирами, чтобы отрезать нам возможность соединиться с батальоном капитана Шварца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26