Один из них был запечатан, другой нет. В конвертах лежали письма к двум его воображаемым приятелям. Он уронил их под стол, а уходя, забыл поднять.
Утром в набитой шоферами диспетчерской Мария первым делом протянула ему эти конверты. Выехав из парка, Зароков остановился в переулке и самым тщательным образом осмотрел конверты. Заклеенный не вскрывался, а из незаклеенного письмо даже не извлекалось, и Зароков подумал, что надо быть очень воспитанной женщиной, чтобы победить природное любопытство и не позволить себе прочитать распечатанное письмо мужчины, который ухаживает за тобой на протяжении трех месяцев и от которого ты не испугалась взять деньги на отпуск. Он окончательно успокоился. И с легким сердцем повернул к вокзалу - за билетом.
Наутро он провожал Марию. Она немного волновалась, оттого что ехала в мягком вагоне скорого поезда - это было впервые в жизни, - и поглядывала на стоявших возле ее вагона уезжающих и провожающих как бы исподтишка. Когда объявили, что до отправления поезда осталось пять минут, Зароков дал Марии листок из блокнота, на котором было написано:
Матвеев Павел Алексеевич. Матвеева Пелагея Сергеевна, год рождения - приблизительно 1902-1904.
- Вот, узнаете в справочном в Москве, - сказал он. - Пора садиться.
Поезд медленно, почти незаметна тронулся.
- Веселитесь хорошенько! - говорил Михаил громко, шагая за вагоном и глядя на белевшее в глубине тамбура, за спиной проводника, чуть растерянное лицо Марии. - Не забывайте меня!
…Первое, что сделала Мария, выйдя на вокзальную площадь в Москве, - спросила у милиционера, где справочное бюро. Оно оказалось в пяти шагах. А через полчаса с адресом Пелагеи Сергеевны Матвеевой Мария спускалась в метро.
На третьем этаже большого старого дома она позвонила в квартиру номер одиннадцать. Дверь открыла пожилая женщина, и Мария без труда ее узнала - то же лицо с грустными глазами и морщинками на лбу, та же гладкая прическа с прямым пробором посредине, как у той, что на фотографии, которую показывал ей Михаил. Но Мария все же спросила:
- Мне Матвеевых. Можно?
- Входите, - нисколько не удивившись, пригласила женщина. - Я и есть Матвеева.
- Пелагея Сергеевна? - спросила Мария, довольная, что не ошиблась и что все оказалось так удачно. - Меня так просили вас найти, вы себе не представляете.
- Идемте в комнату, что же мы на пороге стоим?
Пока раздевалась, Мария все думала, как получше начать разговор с этой симпатичной женщиной. И решила издалека не начинать. Когда вошли в комнату, открыла сумочку, достала медальон и фотокарточку Павла и положила то и другое на стол.
- Вот, - сказала она, - не узнаете?
Пелагея Сергеевна взяла фотокарточку, долго смотрела на нее, а затем сказала без всякой радости:
- Постарел… Видно, по тюрьмам сидеть даром не дается.
Мария стояла растерянная.
Пелагея Сергеевна посмотрела на медальон, перевела недоуменный взгляд на Марию.
- А это к чему?
- Понимаете… - Мария не знала, как объяснить.
- Ах, милая вы моя, - сказала Пелагея Сергеевна. - Вещичка эта чужая. Небось ворованная. И откуда в нем такое? У нас в роду не то что воров - лгунов никогда не было. Но вот споткнулись на Павлушке. Его ведь ищут сейчас… Ко мне уже два раза милиция приходила. Он из тюрьмы бежал. Говорят, охранника убил. Не сын он мне, нет, не сын… - Пелагея Сергеевна опустилась на стул, потрогала задумчиво фарфоровую фигурку собаки, стоявшую посредине стола. - Не знаю, в каких вы с ним отношениях. Но я бы вам дала совет - не верьте ему.
Мария, когда шла, собиралась рассказать Пелагее Сергеевне историю, поведанную ей Михаилом, но теперь сочла это излишним. Она взяла медальон, положила его в сумочку. Потом взяла карточку, повертела, сунула ее в тот же кармашек и сказала:
- Извините, пожалуйста. Я не хотела…
Пелагея Сергеевна все понимала и без слов.
- Ладно, милая.
Мария уходила от Пелагеи Сергеевны усталая. После этого она часа три искала номер в гостинице, стояла в очереди в магазине синтетических тканей за косынкой, обедала в столовой - и все это время думала о Пелагее Сергеевне, о ее непутевом сыне Павле, о том, как тяжело быть матерью, у которой сын пошел по преступной дороге…
Мария не смогла прожить в Москве все десять дней. Она сходила в Музей изобразительных искусств на Волхонке, в Третьяковскую, на ВДНХ, в Большой театр, слушала «Бориса Годунова», а потом затосковала по дому, по Михаилу, ей показалось, что, пока она тут проводит время, Михаил ее забудет, - и на седьмой день своего пребывания в Москве приехала на вокзал и купила билет.
Михаил не встречал ее, потому что телеграмму она не давала. Они увиделись на следующий день вечером у нее дома.
Мария рассказала все в подробностях. Она видела печаль на его лице. Конечно, думала она, можно понять человека, который столько лет искал друга и вот узнает, что этот друг - преступник. Нехорошо бывает узнавать такие вещи, но что же поделаешь? По крайней мере все стало на свои места…
Мария вернула ему фотографию и медальон, но Михаил уговорил ее оставить эту золотую безделушку себе. Мария отказывалась, но недолго: медальон ей нравился.


Глава 9
Кто такой Михаил Зароков
Он родился в 1922 году в Париже. Отец его, русский дворянин Александр Тульев, официально служил в министерстве иностранных дел Российской империи. На самом же деле он работал в разведке. Октябрьская революция застала отца во Франции, ему было тогда двадцать четыре года.
Поняв, что в России произошли необратимые изменения и что необходимо сделать выбор, Александр Тульев принял решение не возвращаться на родину. Правда, один раз он все-таки побывал в Петрограде в самом начале восемнадцатого года. Там его ждала невеста, девятнадцатилетняя девушка, с которой он был обручен. К тому же он должен был хотя бы еще один раз посетить свою большую квартиру на Литейном, чтобы взять кое-что ценное - например, три-четыре небольшие картины.
Возвращение во Францию было не таким легким, как его путь в Россию, но, помыкавшись недели три, Александр Тульев с невестой благополучно добрались до Константинополя, а дальнейшее уже не составляло труда.
В Париже мастер вновь заключил в рамы привезенные ими три холста, и Александр Тульев продал их за очень большую сумму. Ее хватило на несколько лет безбедной жизни. Но в конце концов деньги иссякли, и он стал искать заработка. Полузабытая им профессия помогла найти ход в контрразведку одного из европейских государств. А впоследствии его перевели в школу, которая готовила разведчиков и диверсантов. За год перед тем супруга его скончалась.
Александр Тульев сам выбрал профессию для своего сына Михаила. В один прекрасный день Михаил был зачислен в школу, где инструктором работал его отец.
Незадолго до нападения Германии на Советский Союз школу прибрали к рукам гитлеровцы. Михаил раньше специализировался по Балканам, но его вскоре переквалифицировали, и он стал готовить себя к работе в России.
Когда настал срок подыскивать легенду, под которой надо будет жить и работать в России, Михаила под видом советского военнопленного посадили в один из концентрационных лагерей на территории Польши. Это было летом 1942 года.
Раньше чем сделаться «военнопленным», Михаил познакомился с документами заключенных и заочно отобрал наиболее подходящих - прежде всего он обращал внимание на год рождения. За месяц пребывания в концлагере Михаил Тульев сделал выбор. Он пал на русского солдата Михаила Зарокова. Почему именно на него? Тут имелось несколько важных причин. Начать с того, что они были тезками и по имени и по отчеству, - это удобно, не надо привыкать к другому имени.
Михаил Зароков родился, как и Тульев, в 1922 году. Роста они были совершенно одинакового. И даже в чертах лица угадывалось что-то общее - может быть, оттого, что оба были по-монгольски скуласты. Михаил Зароков оказался совсем простодушным и наивным парнем, хотя выглядел старше своих двадцати, и чувствовалось, что в житейском смысле он опытен не по летам. Поначалу он не очень-то распространялся о своей довоенной жизни, был в разговорах сдержан, как будто стеснялся открывать душу перед товарищами по несчастью. Но Тульев сумел завоевать его расположение, плюнув однажды в лицо капо, которого все смертельно ненавидели. Капо пообещал Тульеву расправиться с ним. Инцидент этот сделал Тульева в глазах заключенных если не героем, то, во всяком случае, смелым парнем. И, естественно, у него сразу появилось много друзей, среди которых первым был Михаил Зароков.
Тульеву обязательно нужно было узнать о Зарокове все до мельчайших подробностей - о нем самом, о его родных и даже о друзьях и знакомых.
По вечерам, когда они, грязные и до предела усталые, возвращались из карьера в блок и, похлебав баланды, садились на нары, Тульев обычно заводил разговоры о довоенной жизни. Зароков откликался все охотнее, и постепенно перед Тульевым открылась вся его короткая, но не простая биография. Некоторые ее особенности были очень удобны для разведчика.
Во-первых, у Михаила Зарокова не было родителей - они умерли в 1933 году в приволжской деревне, в Самарской области. Из родных у него есть только один человек - младшая сестра Нина, моложе его на три года. Если бы и ее не было, это устраивало бы Тульева больше, но тут ничего поделать было нельзя.
Во-вторых, нет в России такого города или села, где бы Михаила считали своим или хотя бы знали мало-мальски. После смерти родителей они с сестренкой жили как перекати-поле: сначала их отправили в детский дом на Украину, в Сумскую область, потом перевели в Ростовскую область, потом опять на Украину. В 1938 году он научился водить трактор, ушел из детдома, устроился работать в МТС и забрал к себе сестру. Потом окончил школу шоферов, поработал немного на грузовике, а в 1940 году его потянуло в большой город, и они переехали в Горький. Работа нашлась. Дали им две койки в общежитии, они отгородили свой угол цветастой ситцевой занавеской - получилась настоящая комната. Нина поступила ученицей токаря на автомобильный завод.
В мае 1941 года Михаила призвали в армию, назначили его в автобатальон. В первый же день войны вместе с машиной отправили в Москву. Потом были Орел, Тула, а под Вязьмой их колонна попала в окружение. Пытались прорваться на восток, но шоссе уже было оседлано фашистской мотопехотой. Гитлеровцы расстреляли колонну из крупнокалиберных пулеметов, подожгли машины зажигательными пулями.
Выскочив из вспыхнувшей машины. Зароков кинулся через поле в сторону небольшого леска, темневшего километрах в двух на пригорке. Пробежал всего метров пятьдесят, когда слева, справа, впереди с воем начали шлепаться мины. Не успел он выбрать ложбинку, чтобы залечь, - его подбросило, швырнуло оземь, и он потерял сознание. Очнулся в плену. Вот и вся история.
Жалко ему сестренку. Война идет. Девчонке шестнадцать лет. Осталась совсем одна…
Как-то раз под вечер в их блок явился в сопровождении капо незнакомый заключенным обер-лейтенант. Капо подвел его к Михаилу Тульеву, что-то сказал шепотом. Обер-лейтенант сделал Тульеву замечание за то, что он не встал перед офицером, и приказал следовать за ним. «Вещи не брать», - остановил он Михаила, когда тот хотел снять с гвоздя висевший в изголовье нар парусиновый мешочек с кое-какими солдатскими пожитками.
Его увели, и больше он уже в блок не возвращался. Все подумали, что это месть капо.
А через месяц или полтора пятьдесят заключенных из этого концлагеря были переведены в Германию - их отправили в Рур, на шахты. Однако туда доехало не пятьдесят человек, а только сорок. Десятерых ссадили по пути на какой-то небольшой станции, в их числе и Михаила Зарокова. Эти десятеро не доехали никуда: их расстреляли в местной тюрьме. Михаил Тульев, получив отличную легенду, в Россию все же не попал. Положение быстро менялось, шефы сочли целесообразным использовать его на Балканах.
После войны отец нашел для себя новых хозяев и, конечно, для сына тоже. Михаилу пришлось побывать в Африке и в Португалии, в Корее и на Ближнем Востоке. А потом шеф отца вспомнил, что Михаила когда-то готовили для работы в России, и это решило его дальнейшую судьбу. Михаила вызвали к самому высшему начальству и после долгой беседы объявили, что его собираются послать надолго в Советский Союз. Началась усиленная учеба. Отец сам придумал ему кличку - «Надежда». Разменяв седьмой десяток, старик стал заметно сентиментальнее. Вероятно, он вкладывал в эту кличку какой-то особый смысл.
Через год Надежда был готов перейти границу. Он отчетливо помнит последние дни перед заброской.
Работы хватало всем. Эксперты с особой тщательностью отбирали предметы будущей экипировки. Специалисты готовили ему документы, спецаппаратуру, шифровальные таблицы, средства тайнописи, оружие, медикаменты…
Разведчики еще раз детально инструктировали Надежду, как себя вести в России, с тем чтобы не попасть в поле зрения советских контрразведчиков. Скрупулезно уточняли, что в первую очередь надо узнавать о военной и экономической мощи Советского Союза и как безопаснее переправлять добытые данные.
Опытные инструкторы отрабатывали с ним скоростные передачи по рации. Так называемые психологи проводили длиннейшие беседы, тщательно проверяли надежность той легенды, под которой он должен жить и действовать в России. С великим пристрастием они допрашивали его, ловили на слове, на малейшем замешательстве, старались запутать, сбить с толку.
Больше всех, конечно, доставалось самому Михаилу.
Все эти дни у него не было времени побыть с отцом. И вот наконец они вместе. Отец, седой, с уставшим лицом, одетый во все черное, как на дипломатическом приеме, стоял перед ним, заложив руки за спину и в раздумье покачиваясь с носков на пятки.
Михаил, как две капли воды похожий на отца в молодости, смуглый, с тонким носом, глубоко сидящими карими глазами, ждал, что он скажет.
- Давайте присядем на дорогу, - сказал тихо старый Тульев. С сыном он был на «вы».
Сели друг перед другом в низкие кресла.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7