старуха зависит от Куртиса и потому так предана ему.
Прошло три дня затворнической жизни. Никто больше Павлом не интересовался. Куртис не появлялся.
Впрочем, не это волновало Павла. Больше всего тяготило непривычное безделье, и было противно оттого, что хозяйка, уходя из квартиры, каждый раз с особой тщательностью запирала двери. Павел оказывался тогда на положении заключенного.
Он скоро усвоил распорядок этого дома. Старушка готовила ему еду. По звону посуды Павел определял, что обед подан, и, не ожидая приглашения, шел на кухню и садился за стол. Хозяйка была неизменно молчалива и неприветлива.
Как-то, отдыхая после обеда, Павел почитывал потрепанную, без начала и конца, книгу, изданную, вероятно, в прошлом веке. В ней повествовалось о любви и загробной жизни.
Захотев пить, Павел встал, вышел на кухню. Старухи не было. Он подошел к другой комнате, открыл дверь. И там ее не было. Павел направился к выходной двери. Она была заперта только на французский замок. Второй запереть старуха забыла. «Это уже прогресс», - сказал он. Быстро пошел в комнату старухи, открыл шифоньер, порылся в белье, достал деньги - он однажды подсмотрел, куда она прятала свою наличность. Оделся и вышел на улицу…
Вернулся он поздно. Старуха встретила его злым взглядом.
- Вор несчастный, - только и сказала она.
Павел пробормотал в ответ что-то невразумительное.
…Однажды - это произошло в субботу утром - явился Куртис. Он был в новом пальто, на голове водружена пышная светло-коричневая шапка, а когда он разделся, оказалось, что и костюм на нем новый. Вид у Куртиса был здоровый и свежий.
Павел, обрадованный его приходом, обнял Куртиса, а потом стал вертеть его из стороны в сторону, осматривая костюм, ощупал борта пиджака, потрогал плечи.
- Неплохо прибарахлились, - сказал он, закончив осмотр.
- Я уже стар, дорогой мой, - отвечал Куртис со вздохом. - Так пусть хотя бы одежда будет новой. Как дела?
- В тюрьме намного веселей.
Куртис подавил улыбку. Ему нравился этот парень, всегда готовый пошутить. Куртис знал все, что касалось поведения Павла, - хозяйка квартиры время от времени докладывала ему. Состояние подопечного легко можно было понять.
- Ну ничего. Скоро все переменится, - сказал Куртис, садясь к столу. - У тебя паспорт есть?
- Что за вопрос?
Павел достал из кармана брюк паспорт и протянул его Куртису.
Куртис с интересом взял, открыл корочку, и брови у него поползли вверх. С фотокарточки на Куртиса смотрела его собственная физиономия.
- Дембович Ян Евгеньевич. Время и место рождения - 18 июля 1901 год, город Херсон, - машинально вслух прочел он. Растерянно посмотрев на ухмылявшегося Павла, быстро сунул руку во внутренний карман своего пиджака и все понял.
- Когда же ты успел? - искренне удивленный, спросил Куртис.
- Ловкость рук! - Павел рассмеялся, но тут же, прищурив левый глаз, прицелился в Куртиса указательным пальцем, как прицеливаются из револьвера. - Я вас поймал, маэстро. Значит, или вы не Куртис, или эта ксива не Ваша.
Куртис колебался лишь секунду. Еще раз посмотрев на паспорт, он спокойно объяснил:
- Застарелая привычка… Всегда полезно иметь запасной документ.
- Ладно, не оправдывайтесь. Оставайтесь Куртисом. Но в следующий раз будьте осторожнее.
- Урок пойдет мне на пользу, - сказал Куртис. - Но теперь к делу. Дай твой собственный паспорт.
Павел достал из висевшего на стуле пиджака потрепанный документ.
- Вот, прошу.
- Почему чужая фамилия? - спросил Куртис, заглянув в паспорт. - Ты же Матвеев, а тут…
- Моя настоящая фамилия мне теперь ни к чему. А это я позаимствовал у одного несознательного гражданина.
- Но как же фотокарточка? Ведь здесь твоя?
- Имеем опыт. Правда, я был тогда немного помоложе, - объяснил Павел, и непонятно было, к чему относится это «правда» - к опыту или к его изображению на фотокарточке.
- Чистая работа, - сказал Куртис. - Паспорт я у тебя возьму.
- Другой бы спорил…
Куртис изменил тон, стал совсем серьезным.
- Вот тебе новый на имя Корнеева.
Павел взял протянутый паспорт.
- Корнеев так Корнеев.
Куртис положил на стол узенькую полоску бумаги.
- Дальше. Вот адрес. Ты послезавтра пойдешь туда и обратишься в отдел кадров. Постарайся устроиться на работу, не отказывайся ни от какой. Места у них там должны быть.
- Хорошенькое дело…
- Подожди, не перебивай.
На столе появилась трудовая книжка.
- Возьми это. Без нее нельзя. Как следует запомни все, что здесь написано, а то будешь путаться.
Павел поморщился.
- Вы хотите сделать из меня ударника коммунистического труда? Маэстро, я же вор, мне работать нельзя.
- Надо работать. Для твоей же пользы. Нелегально долго не проживешь. А потом не беспокойся, дело найдется.
Павел раскрыл трудовую книжку, стал читать, и лицо у него сделалось кислое.
- Веселая жизнь была у этого Корнеева… Грузчик, истопник, разнорабочий какой-то… Не могли придумать что-нибудь поинтереснее?
- Ты же сам говоришь - работать не привык. Что ты умеешь?
- Когда-то я действительно прилично знал радиодело.
- Когда-то! - передразнил Куртис. - Спорить тут нечего. Надо поступать на работу. Деньги у тебя есть?
- Ни копейки.
- На вот двадцать рублей.
- Благодарю.
Павел полистал паспорт, увидел штамп прописки.
- Прописан я здесь?
- Да.
- В таком случае пусть старуха перестанет глядеть на меня как солдат на вошь. Я законный жилец.
- Имей в виду, ты ей приходишься племянником. Приехал из Минска на постоянное жительство… Полагаю, с племянником она будет вести себя иначе.
- Больше вопросов нет. Могу я пойти погулять?
- Конечно.
Павел заторопился как на пожар - до того ему хотелось побыстрее глотнуть свежего воздуха. Куртис посматривал на него с понимающей улыбкой. Одевшись, Павел подошел к двери кухни, приоткрыл ее, крикнул: «Привет, бабуся!», сделал Куртису прощальный жест и выбежал вон из квартиры.
Дембович позвал хозяйку. Она вошла. Все на ней - от мягких суконных тапочек до платка - было аккуратное, чистое.
- Садись. Что нового?
- Что же нового? - нехотя отвечала она. - Я вам уже говорила… Очень любопытный, всю квартиру обшарил, во все углы нос сунул. Что ни подложишь - осмотрит, обнюхает… Монеты золотые нашел… Перекладывал… одну взял… карточки эти, что вы мне дали, десять раз рассматривал… Я знаю: он жулик. Украл у меня тридцать рублей. Забыла двери запереть - ушел… Явился пьяный… Нехороший он… Жулик.
- Определенно жулик, - задумчиво произнес Дембович. - Не спрашивал обо мне, кто я?
- Нет.
- Ну хорошо, - после короткой паузы сказал Дембович. - Теперь он твой родственник. В домоуправлении все устроено официально… Вещи его осмотрела?
- Нет.
- Надо осмотреть.
- Не было подходящего случая. Раз ночью я входила, но не решилась. Спит чутко.
- Надо поторопиться. - Дембович достал бумажник, вынул из него белую таблетку. - Вот снотворное - всыплешь в водку.

Глава 7
Обыск
На следующий день Павел опять захотел погулять. Было без пяти минут двенадцать. Выбежав из парадного на улицу, он застегнул пальто, поглядел на низкий белый потолок облаков, с удовольствием вдохнул густой влажный воздух оттепели и зашагал к центру.
Сначала он медленно шел по улице, с интересом разглядывая встречных, автомобили, витрины. Если бы кто-нибудь посмотрел на него со стороны, всякий подумал бы: вот беспечный человек, вполне довольный жизнью. И это было бы совершенно неправильно. Павел, отойдя от своего дома на порядочное расстояние, решил проверить, нет ли за ним слежки, и пошел быстрее.
Установить, следят за тобой или нет, может быть очень трудно или совсем нетрудно. Все зависит от того, кто следит, от его остроумия. Ну и, конечно, от внимательности выслеживаемого.
Пока Павел шагал к центру, облака немного разрядились и солнечные лучи, чуть рассеянные, пробились через них. Подойдя к площади, где был универмаг, он увидел зеркально блестящие витрины магазина, расположенного напротив универмага. Они чисто отражали красный цвет шедшего по той же улице вдогонку Павлу трамвая, а его черный номер - тройка - был в зеркале витрины четкой заглавной буквой «Е».
Павел завернул за угол универмага и тут же остановился. Витрина во всех подробностях отражала кусок той самой улицы, по которой он только что шел. Через несколько секунд он увидел в витрине Куртиса. Павел закусил губу, соображая, как вести себя дальше, и озорная мысль пришла ему в голову. Он посмотрел на уличные часы. Времени было пять минут первого. Павел широким шагом пересек площадь и направился к вокзалу. С полчаса он толкался среди пассажиров в зале ожидания. Потом сходил в зал билетных касс. Потом заглянул в ресторан, но раздеваться не стал, а повернулся и направился в буфет. И все время он чувствовал у себя за спиной Куртиса.
Выпив в буфете бутылку пива, Павел покинул вокзал и начал долгое блуждание по городу. Он садился в трамвай, проезжал две или три остановки и сходил. Рассматривал витрины, заходил в магазины, приценялся к вещам, на которые у него не имелось денег. Дважды он делал попытки залезть в сумочки разгоряченных покупками женщин, но, конечно, неудачно. Потом сел в такси, проехал на шестьдесят копеек, расплатился возле кафе и зашел в него. Просидел он целый час, а меж тем на улице пошел снег пополам с дождем. Пообедав, Павел покинул кафе и пешком отправился в центр. Когда он подходил к универмагу, на часах было половина шестого. Пять с половиной часов Куртис мотался за ним по пятам, как послушная собака. В его-то возрасте! Наверно, долго помнить будет.
Павел чувствовал себя отлично - он-то пообедал, - и ему было весело, когда поднимался по лестнице на четвертый этаж.
Хозяйка, как ни странно, действительно непонятным образом переменилась. Она встретила его нельзя сказать чтобы приветливо, но не стала, как делала всегда, запирать входную дверь и прятать ключ в карман.
Павел еще больше удивился, когда услышал:
- Еда на кухне в шкафу. В графине есть водка. - И, поджав губы, прошаркала в свою комнату.
Наутро хозяйка сама разбудила его - тоже знак перемены в ее отношении к постояльцу.
- Пора вставать, - ворчливо сказала она, когда Павел открыл глаза.
- Что, нарушаю санаторный режим? - спросил Павел.
Она промолчала. Павел быстро собрался, умылся, пошел на кухню завтракать. Позавтракав, решил, что не лишним будет попривередничать, показать характер.
- Слушайте, бабушка, где жалобная книга? Плохо кормите.
- Ты и этого не заслуживаешь, - ответила хозяйка.
- Справедливо, - сказал Павел. - Пошел заслуживать. Мое вам…
Изумлению Павла не было конца, когда хозяйка дала ему два ключа на железном колечке, сказав: «От входной двери».
Он отправился по адресу, который дал ему Куртис, - это оказался хлебозавод. В отделе кадров молоденькая курносая девушка-инспектор приветливо предложила ему должность разнорабочего. В его обязанности, объяснила она, будет входить погрузка хлеба в автофургоны. Павел почесал за ухом и согласился. К работе можно было приступать хоть сейчас, не дожидаясь официального оформления и приказа. И Павел тут же приступил. Целый день он грузил ящики со свежим, только что выпеченным хлебом в фургоны. Он отнюдь не был хлипким, двухпудовая гирька когда-то летала в его руках, как детский резиновый мячик. Но с непривычки Павел намотался так, что домой ехал совсем разбитый. Болели руки, ноги, ныла поясница.
Медленно поднявшись по лестнице и войдя в квартиру, он разделся, повесил пальто и кепку на вешалку и хотел сразу идти в ванную, но хозяйка, выглянув из своей комнаты, сказала:
- У вас гость.
В его комнате на диване сидел с газетой в руках Куртис.
- А, передовик производства! - приветствовал он Павла. - Рассказывай, как дела.
- Минуточку, маэстро, - устало сказал Павел. - Смою трудовой пот.
Встал под холодный душ, потом растерся жестким мохнатым полотенцем. Выходя из ванной, он уже совсем не ощущал усталости.
Куртис ждал с нетерпением рассказа о прошедшем дне, и Павел не стал испытывать его терпения, отказавшись на этот раз от своих обычных шутливых отступлений.
Куртис остался доволен рассказом. Скоро хозяйка пригласила ужинать. Они перешли в кухню.
- Надо обмыть назначение, - потирая руки и усаживаясь, сказал Куртис.
На столе стояли хрустальный пол-литровый графинчик, полный водки, и распечатанная бутылка коньяку.
В вазе был салат, на маленьких тарелках лежали колбаса, сыр, заливной судак, чернела баночка зернистой икры, овальный соусник доверху был полон кругленькими тугими маринованными помидорами - в общем, было чем закусить.
- Сразу видно, бабушка уважает работящих людей, - заметил Павел.
Через полчаса Павел почувствовал, что его клонит в сон. Он подумал, что все-таки тяжелая физическая работа для непривычного человека - это тебе не утренняя физзарядка, и сказал об этом вслух, прибавив:
- Я, кажется, расклеился. Надо спать.
- Ну, тогда будь здоров! Я с полчасика еще посижу и поеду к себе. Завтра увидимся.
У Павла, казалось, уже не ворочался язык. Он только покачал головой и побрел из кухни, так неуверенно ступая, словно ноги у него сделались вдруг ватными.
Посидев минут пятнадцать, Куртис поднялся, заглянул в комнату Павла. Тот спал вниз лицом, свесив к полу безжизненную правую руку. Пиджак висел, как всегда, на спинке стула, брюки валялись скомканные рядом со стулом. Куртис хотел тут же войти и взять вещи Павла, но счел, что лучше это сделать хозяйке. Старуха в своих мягких суконных тапочках неслышно вошла к Павлу, взяла пиджак и брюки и вышла.
Ян Евгеньевич, нетерпеливо ждавший на кухне, положил брюки на сундук и начал обыскивать карманы пиджака. Он вынул уже знакомый ему сверток с побрякушками, от которых отказался Боцман, пачку сигарет «Шипка», записную книжку в зеленом ледериновом переплете, некий предмет, представлявший собой увесистый, в полкилограмма, стальной шарик, обернутый в толстую лоснящуюся кожу, прикрепленный к гибкой ручке из китового уса. Ян Евгеньевич разложил все это на сундуке и начал просматривать записную книжку. Хозяйку же почему-то заинтересовал тяжелый предмет. Она взяла, взвесила его на руке и спросила в недоумении:
1 2 3 4 5 6 7