https://wodolei.ru/catalog/mebel/sovremennaya/
б. Священничество со времени Иезекеиля (ср. 44, 7-16) ограничивается служением рода Аарона (сам Аарон должен быть вымышленной личностью!).в. Жертвоприношения и богослужения лишь постепенно приобретают строгие очертания, и, наконец, их ритуалы фиксируются в П-документе (для обоснования этого утверждения должны быть объявлены несостоятельными все законы и предписания, содержащиеся в предыдущих книгах Библии!). В действительности же существует масса доказательств того, что именно П-источник является самым древним! Археология установила, что специфическая терминология описания ритуала жертвоприношения очень рано была принята и у других народов, и, кроме того, на основании своих особенностей П-части Пятикнижия должны быть датированы временем задолго до плена. Так, в П мы находим много элементов, отсутствующих после плена или больше не называемых: таких, как скиния, ковчег завета, 10 заповедей, урим и туммим, день очищения, города убежища, обрезание, значение крови, назорейство (посвящение Богу), в то время как многие важные элементы позднего времени в П-документах полностью отсутстуют, например, имя «Господь Господствующих», пение и музыка во время богослужений, книжники и название «Храм».Ветхозаветная критика исходит из нигилистических предпосылок, построена на шатком фундаменте, порой действует ненаучными методами и к тому же породила множество взаимно противоречивых результатов и выводов, ясно показавших неприменимость этого метода исследований. У нас все еще достаточно оснований для веры в божественное откровение и историческую и духовную достоверность Писаний.
Божья скиния в пустыне. Пока Его народ не имел постоянного жительства, не хотел иметь его и Господь (2 Цар. 7, 1-7). В скинии, чье строение, сосуды, ритуал жертвоприношения и т.д. пророчески указывает на жертву Иисуса Христа (Он отдал себя как совершенную жертву за грех), находился и ковчег завета. Первосвященник брызгал на его крышку кровь жертвы для умилостивления грехов народа. Слава Божья жила в ней, там, в Святом Святых, где находился трон Божий. В этом ковчеге, кроме прочего, хранились 10 заповедей (Исх. 25, 16) — слова, исшедшие от Бога. 7. Библейская критика: Новый Завет Эта глава непосредственно связана с предыдущими и является их продолжением. Многие проблемы, такие, как историческое развитие, философская подоплека и дискуссии о позициях критиков, одинаковы для критики как Ветхого, так и Нового Заветов. Существуют, однако, и некоторые серьезные различия. Новый Завет намного моложе Ветхого, написан в совершенно другое время и при других обстоятельствах, к тому же обращается к гораздо более широкому кругу лиц. Если относительно Пятикнижия критики пытались утверждать, что описанные в нем события были письменно зафиксированы лишь восемь столетий спустя (если это так…), то относительно новозаветных Евангелий не может существовать никаких сомнений в том, что они появились в течение шести десятилетий после описываемый в них событий, — а, согласно мнению многих людей (и критиков), даже еще раньше (ср. гл. 5). Можно было бы предположить, что для критики литературных форм (см. гл. 7) такой короткий промежуток времени сильно ограничивает свободу действий, но мы будем иметь возможность убедиться, что теологические изыскания нашли в Новом Завете как минимум такую же тучную почву, как и в Ветхом. Возникновение критики Нового Завета В общем и целом мы можем проследить здесь ту же линию, что и в ветхозаветной критике. И здесь мы наряду с Реформацией наблюдаем появление гуманизма, превозносящего индивидуальность и независимость человека (центром событий считается человек, а не Бог). Это философское направление извращает божественное откровение и пытается объяснить книги Библии как шедевры человеческой литературы, при малейшей возможности проводя параллели между ними и языческими культурами и религиозными ритуалами. Так, для Нового Завета ищутся параллели в еврейской (Дж. Лайтфут, 1670) или классической литературе (Г. де Гроот, 1645), или сразу в обеих (Дж. Дж. Уэттстейн, 1652). Этот подход не может привести к чему-либо иному, кроме критики библейского канона: так, например, Гуго де Гроот выдвигал аргументы против 2 Пет. и 2 Иоан. Эту же тенденцию мы наблюдаем прежде всего в (английском) деизме. Так, например, Джон Локк (1695) проводит различие между «существенным» учением Христа и «несущественным» учением («оформлением» идей), изложенным в посланиях апостолов. Другие утверждали, что Иисус был просто проповедником нравственности, бывшим озабоченным лишь судьбой своего учения, и лишь позднее возникшие Евангелия построили на нем теологию, уделявшую больше внимания личности Иисуса, чем его учению.В 18-м веке (начало эпохи просвещения) эта теория, провозглашавшая превосходство человеческого разума (здравого смысла) над Словом Божьим, распространилась из Англии по Германии. Большое влияние имело и воззрение Н. С. Раймаруса (1778), отрицавшего возможность библейских чудес, называвшего Иисуса евреем-идеалистом без шанса на выживание и объявлявшего апостолов жуликами, якобы укравшими тело Иисуса, чтобы иметь возможность проповедовать о Его воскресении из мертвых! Таким же авторитетным радикалом был и И. С. Землер (1775), который, хотя и не возражал против основных идей христианства, проводил различие между божественным содержанием («Слово от Бога») и человеческой формой его записи (Писание); используя этот подход, он объявил «неподлинными» целые книги канона. Третьим солирующим теологом тех дней был Ж Ф. Габлер (1787), введший в историческую критику понятие «миф» — историю, в которой человек с помощью элементов и символов (изобразительных средств) материального мира описывал свою веру в высшую действительность (так должна была пониматься история сотворения мира в Быт. 1-3). Г. Л. Бауэр (1800) доработал эту теорию применительно к Новому Завету. Так и здесь мы видим в первом ряду не плоды объективного научного анализа, а особую разновидность философского мышления, при которой в качестве отправной точки рассуждений берется утверждение, что божественных откровений нет и не может существовать.И в 19-м веке мы видим ту же тесную связь критики с философией. Так, например, на И. Г. Айхгорна, помимо работ Землера и Габлера, оказал большое влияние романтизм Гердера. Он объявлял пастырские послания «неподлинными» (т.е. написанными не Павлом, а позже, неизвестным лицом) и заявлял о нахождении им различий между первоначальными текстами писаний и добавленными позже частями. В. М. Л. де Ветт работал, вдохновляемый теми же идеями; он оспаривал подлинность 2 Фес. и Ефес. Здесь же мы видим и влияние гегелевского идеализма и диалектики, пропагандируемых прежде всего Ф. С. Бауром из «Новой Тюбингской школы». Последний исходил из предположения Землера о противоборстве между христианами еврейского и языческого происхождения в апостольской церкви и применял при этом диалектическую идею Гегеля об «эволюционном развитии истории»: через противопоставление тезы (иудейское христианство, напр. книга Откровения) и антитезы (языческое христианство) он пришел к синтезу (католическое христианство, ср. Деяния Апостолов). На основе этой схемы он считал возможным выявить, какие части посланий апостола Павла «подлинны», а какие — нет. Эта работа, начавшись в первой половине 19-го века с Посланий, была продолжена во второй половине века на Евангелиях, которым с того момента было посвящено основное внимание критиков. «Синоптическая проблема» Если критика Ветхого Завета сосредотачивалась в основном на Пятикнижии, то критика Нового Завета имела своей основной целью анализ Евангелий. Это и понятно: ведь послания Нового Завета, в противоположность историческим книгам, несравненно сложнее разделить на «источники» и «предания». Уже давно было замечено, что первые из четырех Евангелий, а именно — от Матфея, Марка и Луки (дающие согласованное описание жизни Иисуса Христа и поэтому называемые «синоптическими») сильно схожи друг другом (иногда они почти дословно совпадают друг с другом: ср. Матф. 8, 1-4 с Map. 1, 40-45 и Лук. 5, 12-16). Поэтому эти Евангелия, несмотря на различный характер описания, вряд ли были написаны совершенно независимо друг от друга. "Синоптическая проблема " заключается в следующем: какова и насколько велика эта взаимная зависимость? В течение последних трех столетий предлагалось уже множество решений этой проблемы. Мы бегло рассмотрим важнейшие из них:1. Теория Первоевангелия. Г. Е. Лессинг (1778) я И. Г. Айхгорн (1812) полагали, что все четыре Евангелия являются обработкой или обобщением древнего арамейского Евангелия назореее, в то время как Ф. Шляйермайер (1825) отдавал предпочтение первоначальным собраниям исторического материала различного рода (собрании историй о чудесах или изречений Иисуса или крестных мук и т.д.), которые должны были образовать основу первых трех Евангелий.2. Теория устных преданий была построена прежде всего И. К. Л. Гизелером (1818) и позже Б. Ф. Уэсткоттом (1851), но, по сути дела, базируется на теориях отцов Церкви, таких, как Палий и Ире-ний (2-век). Основная идея заключается в том, что на основе проповедей апостолов возникло что-то вроде устного Первоевангелия, принимавшего со временем благодаря постоянному повторению все более устойчивые очертания, пока три евангелиста, по возможности пользуясь существующими письменными документами, не изложили его каждый на свой лад письменно. При этом Евангелие от Марка (самое короткое и простое) должно было в наибольшей степени соответствовать этому первоевангелию. Но тут нашелся контраргумент: почему Марк опускает так много деталей учения Иисуса Христа, которые были зафиксированы двумя другими евангелистами? И из других соображений критики полагали, что «синоптики» («предсказатели»; первые три евангелиста) воспользовались существовавшими к тому времени письменными источниками.3. Пользовательская теория. Различные критики пытались найти решение проблемы, исходя из предположения, что Евангелия зависимы друг от друга (т.е. что один или два евангелиста опирались на написанное другими). И. И. Грисбах (1789) полагал (вслед за Августином), что Марк создал свое Евангелие на основе написанного Лукой и Матфеем (последовательность: Матфей, Лука, Марк), но Баур и, позже, X. Г. Джеймсом (1922) считали, что порядок следования должен быть следующим: Матфей, Марк, Лука. К. Лахман (1835) противопоставлял им ряд: Марк, Матфей, Лука, на что Y Локтон (1922) отвечал, что должны следовать Лука, Марк и Матфей. Таким образом, все, что угодно, только не единство. Эта теория давно устарела, но мысль, что Марк заложил основу для двух других Евангелий, осталась и подготовила почву для теории различных источников, к рассмотрению которой мы сейчас переходим.4. Теория различных источников. В середине 19-го столетия идея о «приоритете Марка» получала все большее признание и превратилась почти в догму. И вот появилась теория, утверждавшая, что согласование и различия трех Евангелий могут быть наилучшим образом объяснены, исходя из представления о наличии двух различных источников: (а) Евангелия от Марка или его ранней версии (Перво-Марка) и (б) И-документ (И — «источник», также имеющий название логой — «слова», потому что он в основном содержал слова Христа), который Матфей и Лука цитировали каждый на свой лад. Эта теория двух источников была развита X. И. Холъцманом (1863) после того, какХ. Г. Вайсе ввел в 1838 году понятие «Логой-источника», вдохнув тем самым новые жизненные силы и в теорию Первоевангелий, придав ей новые формы.Позже теория различных источников была доработана В. X. Стритером (1924) в «теорию четырех источников», в которой он исходил из существования следующих письменных документов: (а) Евангелия от Марка, по характеру типично римского, (б) И (ограничивая его информацией, содержащейся у Матфея и Луки, но отсутствующей у Марка), предположительно написанного в Антиохии, (в) М, документа-словаря из Иерусалима, из которого Матфей должен был позаимствовать информацию, содержащуюся исключительно в его Евангелии, (г) Л , кесарианское предание (вероятно, передававшееся лишь устно и потому не признаваемое многими в качестве источника), из которого должен был черпать сведения Лука.Несмотря на довольно-таки спекулятивный характер этой теории (приоритет Марка недоказуем, И, М и Л, в принципе, лишь мыльные пузыри), она обрела большую популярность в англосаксонских странах, хотя и была позднее частично пересмотрена школой критиков литературных форм.5. Критика литературных жанров (исторических форм). Как мы уже видели в гл. 7, школа критики исторических, или литературных, форм (жанров) сосредотачивала свои усилия на вопросе о том, как, происходя из устных преданий, различные источники превратились в письменные документы. При этом искались первоначальные литературные формы поначалу устно передаваемого предания о Христе, и это делалось путем классификации текстов Евангелий по таким «формам». Таким образом, критика литературных форм рассматривает Евангелия как результат синтеза целой коллекции независимо передававшихся элементов-"перикопов" (= греч. разделы, главы) и, кроме того, предполагает, что каждая литературная форма этого перикопа возникла во вполне определенной общественной ситуации. Каждая литературная форма должна быть характерна для особой «жизненной ситуации» и больше передавать веру и потребности первых христиан («задающей тон» общины), чем исторического Иисуса. Этим выражением «исторический Иисус» мы переходим к следующей центральной проблеме. Перед тем как мы ознакомимся с этой теорией, мы вновь хотим сначала познакомить читателя с ее историей. Проблема «исторического Иисуса» Наряду с проблемой возникновения книг Нового Завета у его критиков существует еще один камень преткновения — проблема восстановления начала христианской истории, конкретно: истории жизни и деятельности Иисуса и апостольской церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Божья скиния в пустыне. Пока Его народ не имел постоянного жительства, не хотел иметь его и Господь (2 Цар. 7, 1-7). В скинии, чье строение, сосуды, ритуал жертвоприношения и т.д. пророчески указывает на жертву Иисуса Христа (Он отдал себя как совершенную жертву за грех), находился и ковчег завета. Первосвященник брызгал на его крышку кровь жертвы для умилостивления грехов народа. Слава Божья жила в ней, там, в Святом Святых, где находился трон Божий. В этом ковчеге, кроме прочего, хранились 10 заповедей (Исх. 25, 16) — слова, исшедшие от Бога. 7. Библейская критика: Новый Завет Эта глава непосредственно связана с предыдущими и является их продолжением. Многие проблемы, такие, как историческое развитие, философская подоплека и дискуссии о позициях критиков, одинаковы для критики как Ветхого, так и Нового Заветов. Существуют, однако, и некоторые серьезные различия. Новый Завет намного моложе Ветхого, написан в совершенно другое время и при других обстоятельствах, к тому же обращается к гораздо более широкому кругу лиц. Если относительно Пятикнижия критики пытались утверждать, что описанные в нем события были письменно зафиксированы лишь восемь столетий спустя (если это так…), то относительно новозаветных Евангелий не может существовать никаких сомнений в том, что они появились в течение шести десятилетий после описываемый в них событий, — а, согласно мнению многих людей (и критиков), даже еще раньше (ср. гл. 5). Можно было бы предположить, что для критики литературных форм (см. гл. 7) такой короткий промежуток времени сильно ограничивает свободу действий, но мы будем иметь возможность убедиться, что теологические изыскания нашли в Новом Завете как минимум такую же тучную почву, как и в Ветхом. Возникновение критики Нового Завета В общем и целом мы можем проследить здесь ту же линию, что и в ветхозаветной критике. И здесь мы наряду с Реформацией наблюдаем появление гуманизма, превозносящего индивидуальность и независимость человека (центром событий считается человек, а не Бог). Это философское направление извращает божественное откровение и пытается объяснить книги Библии как шедевры человеческой литературы, при малейшей возможности проводя параллели между ними и языческими культурами и религиозными ритуалами. Так, для Нового Завета ищутся параллели в еврейской (Дж. Лайтфут, 1670) или классической литературе (Г. де Гроот, 1645), или сразу в обеих (Дж. Дж. Уэттстейн, 1652). Этот подход не может привести к чему-либо иному, кроме критики библейского канона: так, например, Гуго де Гроот выдвигал аргументы против 2 Пет. и 2 Иоан. Эту же тенденцию мы наблюдаем прежде всего в (английском) деизме. Так, например, Джон Локк (1695) проводит различие между «существенным» учением Христа и «несущественным» учением («оформлением» идей), изложенным в посланиях апостолов. Другие утверждали, что Иисус был просто проповедником нравственности, бывшим озабоченным лишь судьбой своего учения, и лишь позднее возникшие Евангелия построили на нем теологию, уделявшую больше внимания личности Иисуса, чем его учению.В 18-м веке (начало эпохи просвещения) эта теория, провозглашавшая превосходство человеческого разума (здравого смысла) над Словом Божьим, распространилась из Англии по Германии. Большое влияние имело и воззрение Н. С. Раймаруса (1778), отрицавшего возможность библейских чудес, называвшего Иисуса евреем-идеалистом без шанса на выживание и объявлявшего апостолов жуликами, якобы укравшими тело Иисуса, чтобы иметь возможность проповедовать о Его воскресении из мертвых! Таким же авторитетным радикалом был и И. С. Землер (1775), который, хотя и не возражал против основных идей христианства, проводил различие между божественным содержанием («Слово от Бога») и человеческой формой его записи (Писание); используя этот подход, он объявил «неподлинными» целые книги канона. Третьим солирующим теологом тех дней был Ж Ф. Габлер (1787), введший в историческую критику понятие «миф» — историю, в которой человек с помощью элементов и символов (изобразительных средств) материального мира описывал свою веру в высшую действительность (так должна была пониматься история сотворения мира в Быт. 1-3). Г. Л. Бауэр (1800) доработал эту теорию применительно к Новому Завету. Так и здесь мы видим в первом ряду не плоды объективного научного анализа, а особую разновидность философского мышления, при которой в качестве отправной точки рассуждений берется утверждение, что божественных откровений нет и не может существовать.И в 19-м веке мы видим ту же тесную связь критики с философией. Так, например, на И. Г. Айхгорна, помимо работ Землера и Габлера, оказал большое влияние романтизм Гердера. Он объявлял пастырские послания «неподлинными» (т.е. написанными не Павлом, а позже, неизвестным лицом) и заявлял о нахождении им различий между первоначальными текстами писаний и добавленными позже частями. В. М. Л. де Ветт работал, вдохновляемый теми же идеями; он оспаривал подлинность 2 Фес. и Ефес. Здесь же мы видим и влияние гегелевского идеализма и диалектики, пропагандируемых прежде всего Ф. С. Бауром из «Новой Тюбингской школы». Последний исходил из предположения Землера о противоборстве между христианами еврейского и языческого происхождения в апостольской церкви и применял при этом диалектическую идею Гегеля об «эволюционном развитии истории»: через противопоставление тезы (иудейское христианство, напр. книга Откровения) и антитезы (языческое христианство) он пришел к синтезу (католическое христианство, ср. Деяния Апостолов). На основе этой схемы он считал возможным выявить, какие части посланий апостола Павла «подлинны», а какие — нет. Эта работа, начавшись в первой половине 19-го века с Посланий, была продолжена во второй половине века на Евангелиях, которым с того момента было посвящено основное внимание критиков. «Синоптическая проблема» Если критика Ветхого Завета сосредотачивалась в основном на Пятикнижии, то критика Нового Завета имела своей основной целью анализ Евангелий. Это и понятно: ведь послания Нового Завета, в противоположность историческим книгам, несравненно сложнее разделить на «источники» и «предания». Уже давно было замечено, что первые из четырех Евангелий, а именно — от Матфея, Марка и Луки (дающие согласованное описание жизни Иисуса Христа и поэтому называемые «синоптическими») сильно схожи друг другом (иногда они почти дословно совпадают друг с другом: ср. Матф. 8, 1-4 с Map. 1, 40-45 и Лук. 5, 12-16). Поэтому эти Евангелия, несмотря на различный характер описания, вряд ли были написаны совершенно независимо друг от друга. "Синоптическая проблема " заключается в следующем: какова и насколько велика эта взаимная зависимость? В течение последних трех столетий предлагалось уже множество решений этой проблемы. Мы бегло рассмотрим важнейшие из них:1. Теория Первоевангелия. Г. Е. Лессинг (1778) я И. Г. Айхгорн (1812) полагали, что все четыре Евангелия являются обработкой или обобщением древнего арамейского Евангелия назореее, в то время как Ф. Шляйермайер (1825) отдавал предпочтение первоначальным собраниям исторического материала различного рода (собрании историй о чудесах или изречений Иисуса или крестных мук и т.д.), которые должны были образовать основу первых трех Евангелий.2. Теория устных преданий была построена прежде всего И. К. Л. Гизелером (1818) и позже Б. Ф. Уэсткоттом (1851), но, по сути дела, базируется на теориях отцов Церкви, таких, как Палий и Ире-ний (2-век). Основная идея заключается в том, что на основе проповедей апостолов возникло что-то вроде устного Первоевангелия, принимавшего со временем благодаря постоянному повторению все более устойчивые очертания, пока три евангелиста, по возможности пользуясь существующими письменными документами, не изложили его каждый на свой лад письменно. При этом Евангелие от Марка (самое короткое и простое) должно было в наибольшей степени соответствовать этому первоевангелию. Но тут нашелся контраргумент: почему Марк опускает так много деталей учения Иисуса Христа, которые были зафиксированы двумя другими евангелистами? И из других соображений критики полагали, что «синоптики» («предсказатели»; первые три евангелиста) воспользовались существовавшими к тому времени письменными источниками.3. Пользовательская теория. Различные критики пытались найти решение проблемы, исходя из предположения, что Евангелия зависимы друг от друга (т.е. что один или два евангелиста опирались на написанное другими). И. И. Грисбах (1789) полагал (вслед за Августином), что Марк создал свое Евангелие на основе написанного Лукой и Матфеем (последовательность: Матфей, Лука, Марк), но Баур и, позже, X. Г. Джеймсом (1922) считали, что порядок следования должен быть следующим: Матфей, Марк, Лука. К. Лахман (1835) противопоставлял им ряд: Марк, Матфей, Лука, на что Y Локтон (1922) отвечал, что должны следовать Лука, Марк и Матфей. Таким образом, все, что угодно, только не единство. Эта теория давно устарела, но мысль, что Марк заложил основу для двух других Евангелий, осталась и подготовила почву для теории различных источников, к рассмотрению которой мы сейчас переходим.4. Теория различных источников. В середине 19-го столетия идея о «приоритете Марка» получала все большее признание и превратилась почти в догму. И вот появилась теория, утверждавшая, что согласование и различия трех Евангелий могут быть наилучшим образом объяснены, исходя из представления о наличии двух различных источников: (а) Евангелия от Марка или его ранней версии (Перво-Марка) и (б) И-документ (И — «источник», также имеющий название логой — «слова», потому что он в основном содержал слова Христа), который Матфей и Лука цитировали каждый на свой лад. Эта теория двух источников была развита X. И. Холъцманом (1863) после того, какХ. Г. Вайсе ввел в 1838 году понятие «Логой-источника», вдохнув тем самым новые жизненные силы и в теорию Первоевангелий, придав ей новые формы.Позже теория различных источников была доработана В. X. Стритером (1924) в «теорию четырех источников», в которой он исходил из существования следующих письменных документов: (а) Евангелия от Марка, по характеру типично римского, (б) И (ограничивая его информацией, содержащейся у Матфея и Луки, но отсутствующей у Марка), предположительно написанного в Антиохии, (в) М, документа-словаря из Иерусалима, из которого Матфей должен был позаимствовать информацию, содержащуюся исключительно в его Евангелии, (г) Л , кесарианское предание (вероятно, передававшееся лишь устно и потому не признаваемое многими в качестве источника), из которого должен был черпать сведения Лука.Несмотря на довольно-таки спекулятивный характер этой теории (приоритет Марка недоказуем, И, М и Л, в принципе, лишь мыльные пузыри), она обрела большую популярность в англосаксонских странах, хотя и была позднее частично пересмотрена школой критиков литературных форм.5. Критика литературных жанров (исторических форм). Как мы уже видели в гл. 7, школа критики исторических, или литературных, форм (жанров) сосредотачивала свои усилия на вопросе о том, как, происходя из устных преданий, различные источники превратились в письменные документы. При этом искались первоначальные литературные формы поначалу устно передаваемого предания о Христе, и это делалось путем классификации текстов Евангелий по таким «формам». Таким образом, критика литературных форм рассматривает Евангелия как результат синтеза целой коллекции независимо передававшихся элементов-"перикопов" (= греч. разделы, главы) и, кроме того, предполагает, что каждая литературная форма этого перикопа возникла во вполне определенной общественной ситуации. Каждая литературная форма должна быть характерна для особой «жизненной ситуации» и больше передавать веру и потребности первых христиан («задающей тон» общины), чем исторического Иисуса. Этим выражением «исторический Иисус» мы переходим к следующей центральной проблеме. Перед тем как мы ознакомимся с этой теорией, мы вновь хотим сначала познакомить читателя с ее историей. Проблема «исторического Иисуса» Наряду с проблемой возникновения книг Нового Завета у его критиков существует еще один камень преткновения — проблема восстановления начала христианской истории, конкретно: истории жизни и деятельности Иисуса и апостольской церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32