Это ты называешь «великолепно»?— Великолепно то, что мы хорошо знаем врага, — парировал Очен.— Объяснись, — попросила Катя.— Теперь мы знаем, насколько он силён, — пояснил Очен. — Мы знаем, где он находится, а также то, что он не будет вмешиваться до тех пор, пока не удостоверится, что «Заветная книга» у Ценнайры. Так что на время мы можем о нем забыть. Мы свяжемся с ним вновь из Памур-тенга, но пока можно не опасаться, что он здесь появится.— Загадки, — хмыкнул Брахт.Вазирь усмехнулся, и древнее лицо его сморщилось больше обычного.— Аномиус ничего не подозревает, — сказал он. — Вы разве не слышали? При помощи этого зеркала и Ценнайры мы можем держать его на расстоянии. Уже поздно, мы отправляемся на рассвете, я предлагаю спать.Керниец и Катя кивнули, Каландрилл пошёл было за ними, но Ценнайра схватила его за руку с мольбой во взгляде.— Ты не останешься ненадолго? — тихо попросила она. — Я бы хотела немного побыть с тобой, если тебе, конечно, не противна моя компания.С мгновение он колебался, смутившись. Катя была уже в коридоре, но Брахт задержался со странным выражением на лице, затем пожал плечами и тоже вышел. Очен заговорщически улыбнулся и осторожно прикрыл за собой дверь, решив все за Каландрилла.— Если ты просишь… — ответил Каландрилл.Ценнайра сказала:— Прошу. Глава тринадцатая Одинокая лампа в жёлтом стекле освещала покои; в узкое окно заглядывали звезды, придавая комнате интимный полумрак, усиленный почти полным отсутствием мебели. Здесь были только кровать, на которой сидела Ценнайра, и складной стул. Каландрилл хотел сесть на него, но кандийка ещё держала его за руку, а ему очень не хотелось разрывать эту связь, и он сел рядом на кровать. Каландрилл не мог не заметить, что на ней могут запросто улечься двое. Он вдыхал запах волос и кожи Ценнайры и вдруг неожиданно для себя почувствовал близость её тела. Во рту у него пересохло. Он облизал губы, глядя на её руку в своих ладонях. Рука у неё была маленькая, точёная, а кожа гладкая и тёплая. Не верилось, что эта изящная ручка обладает столь неимоверной силой.При скудном освещении кожа Ценнайры казалась очень смуглой; красные и серебряные искорки вспыхивали у неё в волосах, вместо глаз плескались огромные озера, губы ярко алели. Каландриллу не хватало воздуха. Мужское основополагающее начало заставляло его приблизиться к ней, обнять и прижать к себе. Он был почти уверен, что она не воспротивится и даже будет этому рада. Но та его часть его, что ещё жила по объективным законам логики, не позволяла ему забыть, кто она на самом деле. Он увидел, как бьётся тонкая жилка под кожей у неё на шее, и представил, какое будет наслаждение прижаться к ней губами, почувствовать вкус её плоти. Но холодный ум безжалостно напомнил ему, что в груди у неё бьётся не обычное сердце. Каландрилл на мгновение закрыл глаза и откашлялся.— Ты хотела поговорить со мной, — глухо проговорил он.Ценнайра кивнула, глядя на него из-под длинных ресниц. На мгновенье в глазах её промелькнуло разочарование. Она не желала, чтобы Каландрилл решил, будто она соблазняет его по указке Аномиуса. Он ведь может и забыть о словах бога и посчитать, что именно этого она и добивается. Но, Бураш, как же ей хочется прижаться к нему, оказаться в его объятиях! Ценнайра едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к лицу юноши и не прижаться к нему губами, чтобы не увлечь его за собой на кровать. Лишь боязнь того, что он отстранится от неё, что в глазах его она увидит презрение, останавливала её.— Я опасалась, что Аномиус разоблачит меня, — пробормотала она, не в силах сдержать трепет, объявший её при этой мысли. — Я боялась, что он разгадает меня и уничтожит. И мне все ещё страшно одной. Побудь со мной немного.— Конечно, — кивнул Каландрилл. — Только тебе нечего бояться, он ничего не заподозрил. Ты прекрасно сыграла свою роль.Ценнайра слабо улыбнулась и сказала:— Но все же Аномиус обладает властью надо мной. — Она не захотела говорить «над моим сердцем», чтобы не причинять ему лишнюю боль.— Ты говоришь о сердце, кое держит он в заколдованной шкатулке? Да, это ужасно, но…Каландрилл замолчал, нахмурившись. Мысли, впервые посетившие его, когда она рассказывала о тайне своего сотворения, о силе Аномиуса, о зеркале, о своих похождениях, приобрели более чёткие очертания.Ценнайра смотрела на него с едва скрываемой тоской. Это воистину любовь, если ей доставляет такое удовольствие просто сидеть рядом с ним и наслаждаться игрой света в его выцветших волосах. Желание тоже присутствовало, но оно было совсем иного свойства, чем ранее, оно было одновременно и мягким, и пылким. Ценнайра нуждалась в его одобрении, во взаимности, в таком же желании с его стороны. Она не шевелилась, она просто ждала, довольствуясь тем, что он держит её за руку и не гонит прочь.Медленно, осторожно Каландрилл проговорил:— Я думал об этом. Ответ, возможно, в зеркале.— Не понимаю, — сказала Ценнайра, когда он опять замолчал.Каландрилл размышлял, вперив взор не в неё, а в пространство, словно разглядывал будущее. Наконец он заговорил:— Что заставит тебя делать Аномиус, мне ясно. Он потребует, чтобы ты скакала с нами за «Заветной книгой», а затем велит тебе связаться с ним посредством зеркала, чтобы перебраться сюда. Он рассчитывает на неожиданность и на свою колдовскую силу, а возможно, и на твою помощь. Со всем этим он надеется отобрать у нас книгу.— Истинно. — Ценнайра хмурилась, пытаясь понять, куда он клонит. — Это бесспорно.— Но, — продолжал Каландрилл, — силы его ограничены расстоянием и колдовскими узами, наложенными магами тирана. Только по этим причинам он и послал тебя вместо себя.— Я не понимаю, — прошептала Ценнайра, но в ней начала зарождаться надежда.— Если нам удастся обмануть Аномиуса, — пробормотал он, — и заманить подальше от Нхур-Джабаля, где Очен и вазирь-нарумасу удержат его своим колдовством, то он не сможет причинить вред твоему сердцу. А ты, умея путешествовать при помощи колдовства, вернёшься в цитадель… С Оченом или со мной. В таком случае можно безопасно завладеть шкатулкой и перенести её в Анвар-тенг, где вазирь-нарумасу вернут тебе сердце и ты опять станешь…Он замолчал, покраснев от смущения, от всей души не желая оскорбить её, причинить ей боль.Ценнайра сама закончила за него предложение:— Обыкновенной смертной? Ты думаешь, это получится? Думаешь, вазирь-нарумасу могут вернуть мне сердце?— Если они столь могущественны, как говорит Очен, — сказал он, кивнув, — то думаю, что да. Но прежде надо поговорить с Оченом.— Но ты, — спросила она с надеждой в голосе, — ты считаешь, это возможно?Каландрилл посмотрел на неё и твёрдо произнёс:— Сердце твоё забрали посредством колдовства. И я не сомневаюсь, что посредством колдовства его нужно и вернуть.— Да возжелают того боги! — пылко воскликнула Ценнайра, сжимая ему руки, но, смутившись, опустила взор. Впервые она испытала смущение. — И тогда ты сможешь полюбить меня по-настоящему?— Я люблю тебя и сейчас, — ответил он.— Но… — она освободила руку и коснулась своей груди; Каландрилл, затаив дыхание, ловил каждое её движение, — но… отсутствие… этого мешает нам?Необыкновенное волнение вдруг овладело им, щеки его покраснели, он с трудом оторвал взгляд от руки, сжимавшей рубашку на груди, и посмотрел ей в лицо. Неуклюже, но честно он сказал:— Ценнайра, я не могу ничего обещать. Но Дера знает, как я хочу все забыть. Если такое случится, моя любовь к тебе будет вечной. Но пока…. Я люблю тебя, но забыть не могу.Ценнайра не сразу поняла, что произошло у неё с глазами, а когда поняла, то была крайне удивлена. Это были слезы, самые настоящие человеческие слезы! Она не могла с ними бороться и только молча и горестно смотрела на юношу.Каландрилл, повинуясь внезапному чувству, высвободил руку и коснулся щеки Ценнайры. Пальцы сами по себе осторожно, нежно заскользили по её шее, плечам, волосам. Он прижал Ценнайру к себе, уткнувшись лицом в чёрные волосы, чувствуя её объятия, трепет её тела.— Ценнайра, я люблю тебя, — с надрывом прошептал он. — Я молюсь о том, чтобы к тебе вернулось сердце. Я люблю тебя.— Я тебя тоже, — пробормотала она, — но то, что со мной случилось, мешает нам.— Я не могу этого отрицать, — сказал он, понимая, что делает больно и ей, и себе. — Прости, но не могу.— Тебе незачем просить прощения. — Губы её коснулись его шеи у открытого ворота рубашки, и он содрогнулся всем телом. — Это я должна просить у тебя прощения за все, что я сделала, за то, кем была.— Нет. — Каландрилл слегка отстранился, держа её за плечо и гладя по щеке. — То, что ты делала и кем ты была, все это в прошлом. Сейчас же ты совсем другая. Сам Хоруль простил тебя, а кто я по сравнению с богом? Дера, даже Брахт признал свою ошибку, даже он понимает, что ты теперь с нами.Каландрилл не стал говорить о ещё оставшихся сомнениях кернийца. Он понимал: со временем и они развеются. Сейчас самое главное — успокоить Ценнайру. Слезы, блестевшие у неё на щеках, причиняли ему боль. Каждая капелька как иголка вонзалась в душу.— Катя говорила мне о том же, — пробормотала она, всхлипывая. — Я надеялась…Она не договорила. Плечи её поникли, и вся она затряслась в рыданиях. По щекам потоком лились слезы. Каландрилл смутно помнил, что было потом. Им овладела сила, не подчинявшаяся логике и вытеснившая память и всякие сомнения. Он видел перед собой только прекрасную плачущую женщину, которую любил, а не творение колдуна. Каландрилл не помнил, как поцеловал её, и она ответила ему взаимностью, и губы её были мягкими и тёплыми и слегка солоноватыми от слез. Та же непреодолимая сила понудила их опуститься на подушку; руки и пальцы Каландрилла жили сами по себе. Как он остался без одежды, как без одежды оказалась она — он не помнил. Но уже ничто не стояло у него на пути, и ему стало безразлично, кто она. Сейчас она была просто любимой женщиной, первой женщиной в его жизни, а он — по-настоящему первым любимым мужчиной, несмотря на её бурное прошлое. Она чувствовала себя девочкой, обнимая и направляя его в себя, и когда он взял её, слезы мгновенно высохли.Ценнайру наполнил один бесконечный восторг. Она словно родилась заново. Все мерзкое, что было раньше, забыто. Рядом лежал её первый и единственный мужчина.А Каландрилл никогда и не подозревал, что испытает такое счастье, что ему будет так хорошо оттого, что хорошо ей, что на его пробуждающееся желание она ответит таким же и что любовь вознесёт желание до высот неимоверных.Они лежали обнявшись; ночь почернела и смолкла, и вдруг наступил жемчужный рассвет. Пропел петух, пролаяла собака. Ахгра-те начал пробуждаться. Каландрилл шевельнулся и, открыв глаза, не сразу сообразил, где находится. Он наслаждался согревавшим его мягким теплом и сладким запахом, наполнявшим его ноздри. Солнце ещё не поднялось над горизонтом. В полумраке комнаты он смотрел на Ценнайру. Девушка спала, и лицо её было прекрасно в обрамлении иссиня-чёрных рассыпанных по подушке волос; под смятыми простынями угадывалось прекрасное тело. В Каландрилле вновь шевельнулось желание, и она, словно почувствовав на себе его взгляд, открыла глаза. Каландриллу даже показалось — и он устыдился своих мыслей, — что она почуяла его взгляд своими сверхчеловеческими способностями.Но вот Ценнайра открыла объятия и пробормотала:— Я люблю тебя, — и угрызения совести и чувство вины отступили.— Я тебя тоже, — ответил Каландрилл и вновь взял её.Когда они, обнявшись, томно отдыхали, он вдруг подумал, что скажут об этом Брахт и Катя, и тут же на него обрушились заботы дня. Он очень осторожно высвободился из её объятий и откинул простыни, смущаясь мысли о своих товарищах. Что они подумают, когда узнают что они любили друг друга?— Мы отправляемся на рассвете. Пойду к себе.— Я утомила тебя?В вопросе сём было немного кокетства, но он, не имея никакого опыта, не распознал его и честно ответил:— Нет, что ты! Но…Ценнайра приподнялась на локте, не обращая внимания на то, что простыня оголила ей грудь. Он повернулся, увидел её наготу, и желание вновь захватило его.— Ты не хочешь, чтобы другие знали про эту ночь? Про то, что мы любили друг друга? — спросила Ценнайра, понимая причину его смущения.— Мне кажется… — пробормотал он, теребя одежду и боясь обидеть её, — если они…Ценнайра рассмеялась, встала на колени, подползла к нему, обняла, прижавшись губами к его шее и гладя золотистые волосы.— Если они нас осудят? А я так готова кричать об этом на весь свет.— Но… они могут не так… Я сомневаюсь…Она поцеловала его в губы, заставив замолчать, и тут же с улыбкой отстранилась.— Я промолчу, если ты считаешь, что так лучше. Хотя мне будет трудно скрыть свою любовь. Но я все сохраню в тайне, если ты этого желаешь.Каландрилл коснулся её щеки и вновь принялся зашнуровывать рубашку.— Они могут не понять. — Он неуверенно пожал плечами. — Я не хочу новых разногласий.— Я тоже. — Ценнайра посерьёзнела, быстро соскользнула с кровати и тоже начала одеваться. — Ради нас обоих. С меня хватает и того, что ты меня понимаешь и любишь.Каландрилл натянул сапоги и пристегнул пояс с мечом.— Это будет очень нелегко, — заявил он задумчиво.— Да, мне тоже будет трудно спать одной по пути, — согласилась Ценнайра.— Мне тоже, — ответил он. — Дера, как я тебя люблю!Она с улыбкой посмотрела на него, все ещё удивляясь своим чувствам, но не подошла, Дабы не распалять его вновь.— Пусть это будет нашей тайной, — предложила Ценнайра. — Мы заявили о своей любви. Но, кроме нас, о ней знать никому не обязательно. — Она махнула рукой в сторону смятой постели. — И по дороге до Памур-тенга, и дальше мы будем спать порознь.— Тяжкое испытание, — серьёзно проговорил он. — Но я с тобой согласен. Это самое мудрое. Да, пожалуй, до Памур-тенга.— А что изменится после Памур-тенга? — спросила она.— В Памур-тенге гиджана-прорицательница подтвердит твою роль, — без тени сомнения заявил он, — и тогда все поймут, что ты с нами. Тогда никто не будет возражать против нашей любви.— Кроме… — Она коснулась своей груди и тут же перепугалась, что напоминание об этом вновь воздвигнет между ними стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55