Тишина предвещала шторм — простое затишье перед бурей. Потрескивание сучьев, шелест листьев на ветру словно предупреждали их о чем-то страшном. Дрова в костре потрескивали, лошади всхрапывали, доспехи воинов позвякивали. Все в страхе вглядывались в темноту.— Я проверю лошадей, — сказал Брахт, — вопли их тоже напугали.— Я с тобой.Катя сунула меч в ножны, и Каландрилл заметил тревожный блеск в её глазах. Холодный пот тёк у него по спине. Ценнайра крепко держала Каландрилла за руку.— Я поговорю с воинами, — произнёс Чазали.— Успокой их, скажи, что мои заклятия уберегут их от нападения, — посоветовал Очен. — Вряд ли что произойдёт.Киривашен нахмурился, а Каландрилл спросил:— Тогда зачем все это?Очен коротко и невесело рассмеялся.— Если бы они думали на нас напасть, то не стали бы предупреждать. Нет, нас просто хотят измотать. Нападут они позже, и тогда предупреждать не будут.Чазали что-то пробурчал и ушёл. Каландрилл погладил Ценнайру по руке и, с трудом улыбнувшись, сказал:— Очен прав; так что давай готовить ужин.Ценнайра поджала губы и, хотя и не без усилия над собой, отпустила его руку. Она была напугана. Подобного страха она не испытывала с тех пор, как её бросили в темницу Нхур-Джабаля. А близость Каландрилла действовала на неё успокаивающе. Ценнайра кивнула и села на траву.Каландрилл пристроился рядом, наблюдая за тем, как Очен ставит на костёр котелок с водой и сырым мясом.— Когда? — спросил он тихо.— Когда они нападут? — Вазирь пожал плечами. — Я не обладаю даром предвидения. Посему могу только догадываться. По моему разумению, это случится днём. Рхыфамун знает, что ты путешествуешь в компании колдуна, так что он, конечно, понимает, что на ночь я ограждаю нас оберегами. Он также знает, что во время марша я этого сделать не в состоянии.Каландрилл нахмурился, собираясь с мыслями, но колдун опередил его:— Для того чтобы оберечь во время марша такую большую группу людей, требуется по меньшей мере вазирь-нарумасу. Но даже их нужно по меньшей мере двое. Я полагаю, Рхыфамун пользуется и людьми, и колдовством; скорее всего, он приказал своим приспешникам напасть на нас на марше.Перспектива была малоутешительной, и Каландрилл не нашёлся, что ответить. Он потянулся, чтобы перевернуть мясо, с которого в костёр капал жир, но Ценнайра опередила его:— Я сама справлюсь, тебе есть чем заняться.— Вроде этого? — поморщившись, спросил Каландрилл, когда раздался новый вой.— Ты же учишься оккультному мастерству, — сказала она, поправляя мясо над костром и глядя на Очена.— Сегодня занятий не будет, — заявил вазирь, перекрикивая вопли. — Рхыфамун выиграл у нас день.— Невелика победа, — заявил Каландрилл, скорее чтобы успокоить Ценнайру.— Истинно, — улыбнулся Очен. — Но завтра… может, завтра он познает поражение.— Если будет угодно Дере.Каландрилл говорил искренне, хотя, прислушиваясь к дикой какофонии, он в глубине души вопрошал себя: не оставили ли Молодые боги их один на один в непонятной войне? Они сидят в густом лесу — но где Ахрд? Почему лесной бог Куан-на'Фора не прислал биахов, дабы положили они конец этому дикому завыванию и уничтожили тех, кто сим занимался? Из источника, булькая, вытекает вода — но где Бураш? Где Дера? Богиня говорила о том, что на неё и её божественных братьев наложены ограничения. Распространяется ли их власть по сю сторону Кесс-Имбруна? Или они бессильны на Джессеринской равнине? А Хоруль? Где лошадиный бог джессеритов? Он должен им помогать, но он молчит. Может, и он обессилел из-за эманации, исходящих от Фарна?Чем громче становились завывания, тем больше сомнений испытывал Каландрилл. Он хотел поделиться ими с Оченом, но из-за воплей, переполнявших лес и ночь, всякая беседа была невозможна. Каландриллом владело только одно желание — зажать уши руками. Но он не позволял себе этого сделать, опасаясь прозевать момент нападения — рассуждения вазиря не до конца развеяли его сомнения.Ночь была ужасной, изматывающей, и когда небо наконец осветилось и вопли прекратились, путники торопливо позавтракали, молча оседлали перепуганных коней и угрюмо отправились на север, что есть силы подгоняя бедных животных в надежде оторваться от невидимых преследователей.В полдень они остановились, дабы передохнуть и поесть подле ручья. Лучники охраняли животных, а остальные ели стоя, постоянно оглядываясь по сторонам. Жаркое солнце стояло высоко в небе. Золотые лучи пронизывали лес, воздух был полон запахов, жужжания насекомых и щебета птиц. Неожиданно воцарилась тишина.— Осторожно! — крикнул Брахт.И засвистели стрелы.Заржала лошадь, в бок которой вонзилась стрела. Выругался воин и выдернул из доспехов оперенье. Каландрилл выхватил меч и огляделся, но противника не увидел. Часовые, окружавшие лагерь, сделали ответный залп по теням, шнырявшим среди деревьев. Ещё одна лошадь заржала и взвилась на дыбы, оторвав от земли державшего её человека, когда три стрелы вонзились ей в шею. Кровь хлынула у неё из пасти и ноздрей, и она тут же рухнула на колени. Ещё пять стрел впились ей в бок, и она покатилась по траве, брыкая ногами и издавая жуткий хрип.И вдруг вновь наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием раненой лошади. Брахт, ругаясь, тащил за собой жеребца — вороной храпел и дико вращал глазами. Керниец передал поводья котузену, которому принадлежала раненая лошадь, и, глубоко вогнав ей меч в шею, перерезал артерию и положил конец агонии животного. Затем так же молча, яростно поблёскивая голубыми глазами, он опять взял поводья.Птицы запели, лес успокоился, и Брахт сказал:— Они ушли.Катя хмуро добавила:— До следующего раза.Ценнайра, прикрытая щитом Каландрилла, едва слышно пролепетала:— Я и не подозревала, что будет так.Каландрилл стоял с поднятым мечом, забыв о мясе и хлебе, валявшихся у его ног.— Ты думала, будет как в детской игре? — Затем, устыдившись, что срывает на ней зло, пробормотал: — Прости. Коварство Рхыфамуна лишает меня разума.Она мотнула головой и обеспокоено улыбнулась.— Я сама выбрала этот путь, — сказала она, — тебе незачем извиняться.У Ценнайры появилась новая забота. Она понимала, что стрелы не убьют её, но если хоть одна попадёт в неё, то она неминуемо будет разоблачена. Ценнайра содрогнулась, и Каландрилл подумал, что она просто боится.— Мы живы, — мягко сказал он, — и это ещё одна наша победа.Она кивнула, и солнечные лучи выбили черно-синие искры из её волос. Каландрилл, поражаясь смелости девушки, сунул меч в ножны. Раздались сердитые приказы Чазали, колонна вскочила на коней и тронулась в путь. Воин, потерявший лошадь, пристроился позади своего товарища.Дорога бежала по подножию безлесного, с редкими соснами холма. С востока к ней подступал дремучий лес, и все внимание всадников было приковано к нему. Но беда пришла с вершины холма.Будь это простые смертные, лучники джессеритов почувствовали бы засаду и вовремя приняли меры. Но то, что летело на них с холма, было не плотью человеческой, а чем-то непонятным, некогда населённым человеческой душой. Но сейчас ими управляло колдовство Рхыфамуна.Внешне мало что отличало их от живых людей, если не считать стрел, торчавших у каждого из груди. Однако Каландриллу показалось, что у нападавших были удлинённые деформированные конечности с когтями, звериные клыки и красные безумные глаза. Как серые тени в солнечном свете, скатились они вниз по склону и с дикими воплями обрушились на воинов, скакавших вдвоём на одной лошади. Животное вздыбилось и заржало, когда рука, а может, лапа как бы походя вспорола ему глотку. Лошадь забилась в предсмертных судорогах на земле, а существа уже уносили с собой в лес кричавших во всю глотку котузенов.Чазали громовым голосом отдавал команды, глядя на Очена. Воины спешились и заняли боевые позиции.Вазирь с необыкновенным для его возраста проворством соскочил с лошади и побежал к деревьям за удалявшимися созданиями. Каландрилл тоже спрыгнул с вставшего от ужаса на дыбы мерина и с мечом наперевес бросился за колдуном вместе с Брахтом и Катей. Когда они подбежали к Очену, тот поднял руку и предупреждающе крикнул; в воздухе распространился резкий запах миндаля, вспыхнул золотисто-серебристый свет, более яркий, чем лучи солнца, пронизывающие лес. Очен низким голосом быстро произнёс странные старинные слова, и свет обнял путников словно кокон.— Держитесь вместе, — предупредил вазирь и вновь приступил к колдовству.Золотые с серебряными прожилками лучи взмыли в воздух, как воздушная взвесь, и быстро закружили меж деревьями. Запах миндаля забил собой аромат хвои, длинные узкие полосы эфира дрожали, углубляясь в лес. Вопли вроде тех, что они слышали предыдущей ночью, только более короткие, вдруг резко прекратились.— Оставайтесь в пределах моих чар. — Очен поманил их за собой, и голос его дрожал. — Но боюсь, мы мало что можем сделать.Он оказался прав: окружённые светящимся нимбом, они вышли на небольшую лужайку, на которой сильно пахло миндалём. Здесь они и нашли котузенов. Глотки у них были перерезаны, доспехи вспороты. От серых колдовских существ остались только обрывки кожи, кусочки костей и ошмётки доспехов и одежды. Кусты были окровавлены.Очен вздохнул и осенил трупы знамением.— Я очень надеялся взять хотя бы одного из них живым, пробормотал колдун . — Он смог бы многое нам поведать о колдовстве Рхыфамуна. Но маг оказался хитрее.— По крайней мере мы теперь знаем, что их можно убить, — заявил Брахт, — кем бы они ни были.— Убить их можно, — вазирь, фыркнув, покачал головой и махнул рукой в сторону останков, — но только подвергая при этом смертельному риску того, кто находится в их лапах.— Что ты хочешь сказать? — спросила Катя. — Твоё колдовство уничтожило их уже после того, как они убили котузенов.— Именно, — согласился Очен, — после того. Но если бы воины наши были ещё живы, то моя магия уничтожила бы и их.Катя нахмурилась, не понимая. Но Каландриллу все стало ясно.— Твоя магия взорвала их, — сказал он. — И если бы наши котузены тогда были живы, их бы тоже разнесло на кусочки.— Истинно, — кивнул Очен. — Ты все правильно понял. К какому бы колдовству ни прибег Рхыфамун, когда создавал эти существа, оно реагирует на магию, направленную против него.— Опять колдовские загадки, — пробормотал Брахт. — Не объяснишь ли обыкновенным человеческим языком?— Заколдованные чудища убивают всякого человека, попавшего к ним в лапы, — терпеливо начал Очен.— Сие я понял, — Брахт кивнул в сторону несчастных котузенов. — Это и так ясно.— А ты видел, как протыкали их стрелы? — спросил Очен. — Не причиняя им никакого вреда?Брахт кивнул, и Очен продолжал:— Посему магия — единственная и лучшая защита от них. Но Рхыфамун просчитал и это. И если я прибегну к колдовству, дабы уберечь тех, кого захватили его создания, то убью и их. Таким образом, он налагает на меня ограничение.— Но ведь котузенов убил не ты, — заявил Брахт, — не твоё колдовство.— Эти были уже мертвы, — пояснил вазирь, — и потому недосягаемы для моей магии. Колдовство направлено на живущих, на тех, кто населяет наш мир, и почти бессильно против мёртвых.— Ахрд! — воскликнул Брахт с широко раскрытыми глазами, начиная понимать. — Ты хочешь сказать, что если они захватят в плен кого-то из нас, то твоя магия убьёт и нас?— Именно, — хмуро согласился Очен. — Стоит мне попробовать уничтожить твоего обидчика, как я уничтожу и тебя.— Но почему они набросились на котузенов? — спросила Катя. — Почему не набросились на меня, или Брахта, или Каландрилла?— Существа, в коих Рхыфамун превратил тенсаев, нельзя назвать умными. — Вазирь пожал плечами и пригладил тонкие серебристые усы. — Да, они сильные, и уничтожить их можно только магией. Они кровожадны и жестоки и столь же неразборчивы, как и бешеные волки. Нападают они на кого угодно. Главное для них — убивать.— Ты знаком с подобными существами? — спросил Каландрилл. — Что они из себя представляют?— Я знаю немного, — вздохнул Очен, — лишь то, что известно любому вазирю: в нашей земле никто не занимается таким низким колдовством. Если я не ошибаюсь, они представляют собой существа, кои мы называем увагами. Это люди, посредством колдовства уподобившиеся животным. Проще — это оборотни, которые подчиняются только воле создателя. Они очень настырны, и их трудно убить.— Так вот с кем нам придётся иметь дело, — пробормотал Брахт.— Боюсь, что да, — подтвердил вазирь. — Уваги и тенсаи.— Итак, нам противостоят бандиты, — керниец разогнул большой палец левой руки, — оборотни, — он распрямил указательный палец, — восставшие, — он разогнул третий палец, — Рхыфамун, — безымянный палец, — И; если мы ещё выживем то и сам Безумный бог, — он распрямил мизинец.Очен кивнул:— Похоже, что так.— Тогда не будем задерживаться, — сказал Брахт с решительным видом. — Нас дожидается столько врагов, что нам нужно время, дабы удовлетворить каждого из них.С мгновение Очен непонимающе смотрел на кернийца, а затем губы его растянулись в ухмылку.— Истинно, — заявил он, — надо поторапливаться, нельзя заставлять их ждать.Брахт рассмеялся; они подобрали мёртвых котузенов и отнесли к дороге, где их дожидался Чазали.Возвели ещё один погребальный костёр, подожжённый магией Очена, и тела были преданы очищающему огню.Каландрилл наблюдал за колдуном-священником, исполнявшим обряд, и думал о том, что каждая подобная задержка на руку Рхыфамуну. Он вдруг понял, что врагу вовсе не надо расправляться ни с ним, ни с Брахтом, ни с Катей. Достаточно убивать одного за другим людей Чазали, дабы задержать их и беспрепятственно добраться до ворот Анвар-тенга либо до Боррхун-Маджа, колдовством пробудить Фарна и вернуть его в мир. Он попытался обуздать своё нетерпение, убеждая себя в том, что люди, погибшие ради общей цели, заслуживают достойного захоронения.Вопли увагов не дали им спать и в эту ночь. Лошади храпели и били копытом. Как и в предыдущую ночь, Очен окружил бивак такими мощными колдовскими чарами, что они пеленой повисли над лагерем, держа на расстоянии как увагов, так и тенсаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55