— Знаешь, она пыталась убить тебя.
— И не однажды, — ответила Палила, откладывая пластинку и оборачиваясь. — Слуги верны мне.
— Я рассчитываю на это. Но сохранят ли они свою верность, если им начнут выжигать глаза каленым железом? Огонь! Палила подавила дрожь.
— Слуги знают, что в случае измены их ждет нечто гораздо худшее.
— Отлично. Тогда слушай меня. Палила. Янте задумала хитрость, и ты должна знать об этом. Постараемся повести дело так, чтобы оно обернулось к нашей выгоде. — Внезапно Пандсала рассмеялась; этот звук заставил женщину вздрогнуть. — Так или иначе. Палила, а сын у тебя будет!
Криго действительно задержался у входа в часовню — не из осторожности, но потому что у него всегда сжималось сердце от красоты деревянной двери. От каменной арки до самого пола сверху вниз шли пластины одинакового размера, изображавшие соответственно Воду в виде морских волн с барашками, оправленными в серебро; Воздух, покрывавший рябью золотое хлебное поле; величественную Землю изображали снежные вершины Вереша, а Огонь символизировало пылающее солнце, глубоко врезанное в дерево и обильно позолоченное. И хотя душа фарадима изнывала от красоты, он сжался всем телом, зная, что недостоин этого священного места.
Впрочем, Криго тут же горько посмеялся над собой. Конечно, Богиня давно покинула эту часовню, возмущенная человеком, который велел ее выстроить. Впрочем, и с ним самим, Криго, Богиня не пожелала бы иметь ничего общего. Разве что немного скорбела бы о его душе. Нет, нет, какая там скорбь? Только жалость к ничтожному, загубившему себя человеку… Рот его искривился; фарадим хотел было толкнуть дверь, но внезапно услышал донесшийся из часовни негромкий смех. Нет, это не голос леди Палилы, хотя тон похож: такой же издевательский. Этот смех был низким и грудным. Криго приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы заглянуть в полутемную комнату.
***
В первом ряду кресел, отделенные друг от друга проходом, сидели две женщины. Палилу можно было узнать по серебряным шпилькам, которыми была приколота вуаль, однако имени второй женщины, более высокой, Криго назвать не мог. Но вот она повернулась, и «Гонец Солнца» увидел профиль верховного принца, его гордый нос и лоб. У Криго перехватило дыхание. Принцесса Пандсала ненавидела любовницу отца так же, как и остальные дочери. Зачем ей понадобились тайные переговоры с Палилой?
Он не хотел этого знать. И без того хватало тайн, суливших ему смерть в ту же минуту, как только Ролстра перестанет верить в силу драната. Но искушение было слишком велико. За дранат он обязан благодарить Палилу: если удастся подслушать что-нибудь действительно важное, он сумеет отомстить напоследок… Криго открыл дверь чуть пошире и прислушался.
Пандсала наклонилась вперед и заговорила тихо и серьезно.
— Подменить… их четверо… по крайней мере, у одной должен быть мальчик…
Криго услышал только несколько слов, смысла которых не понял. Но Палила внезапно выпрямилась, охваченная восторгом и страхом одновременно.
— Но это же риск! — задохнулась она. — Просто безумие!
— Тише! — прошипела принцесса. — Хочешь, чтобы об этом узнал весь замок?
— Ее голос вновь снизился до шепота, и Криго навострил уши. — Янте отлично придумала… может сработать… но глупость моей умной сестрицы… спасет твою шкуру… отец наконец получит сына… поверят ли твои слуги?
Криго закусил нижнюю губу. Слова принцессы заставили его потерять самообладание. Фарадим неслышно закрыл дверь, выскользнул в коридор и, едва дыша, бросился к себе. Успокоился он только тогда, когда крепко заперся и cхватил кувшин с отравленным вином.
Держа в руке чашу, Криго откинулся на спинку мягкого кресла и принялся жадно пить, чтобы как можно скорее ощутить действие драната, усугубленное крепостью вина. Ждать пришлось недолго: сильнейшая головная боль заставила его заскрежетать зубами. Впрочем, это ощущение быстро исчезло, сменившись легким туманом в голове, на смену которому пришло тепло, побежавшее по рукам и ногам. Около года, пока он привыкал к наркотику, это чувство сопровождалось непреодолимой тягой к женщине, но уже давно его единственной любовницей был дранат… Криго ждал, когда же зелье подействует по-настоящему: сегодня ночью это было особенно необходимо. Наконец он дождался своего — все его чувства обострились до болезненной четкости. Криго оставил на утро почти половину кувшина, чтобы чуть позже снова впасть в блаженное беспамятство.
Открыв глаза, он уставился в украшенный резьбой потолок и задумался над увиденным и услышанным в часовне. Смысл того, что Пандсала предлагала Палиле, был ясен и омерзителен, но что принцесса надеялась получить взамен?
Ответ был так прост, что Криго расхохотался, сам не зная, чего в этом смехе больше: искреннего веселья или страха. С тех пор, как дочери принца поняли, что одной из них предстоит стать невестой Рохана, они жили в постоянном трепете. Ах, с каким наслаждением он бы поехал на Риаллу и всему свету рассказал бы о здешних бесчестных замыслах, а особенно об игре, затеянной Янте и Пандсалой! У Криго было так мало развлечений… Леди Андраде по достоинству оценила бы эту весть, подумал он, мечтая набраться смелости, чтобы сообщить об услышанной с помощью лунного света. До чего приятно будет наблюдать за Палилой! Неужели они с Пандсалой думают, что Ролстра действительно прислушается к словам фаворитки? Не подлежит никакому сомнению: в обмен на план, предложенный Пандсалой, любовница принца должна поддержать кандидатуру принцессы при выборах невесты для Рохана. Но какова Янте… Вот это интриганка! За такие шутки можно и головы лишиться. Однако самым пугающим во всей этой истории было то, что юный принц женится на девушке из выводка Ролстры. Криго хорошо знал дочерей верховного принца. От змеи рождается только змея.
Фарадим снова и снова вертел в руках пустую чашу, размышляя над тем, стоит или не стоит рассказать Ролстре об услышанном. Хитрая улыбка играла на его губах. Выбор был трудным. То ли сразу отомстить Палиле, то ли посмаковать тайну и дождаться, когда произойдет подмена? Заманчиво было и то и другое.
Криго поднялся, поставил чашу на стол и, нетвердо держась на ногах, подошел к открытому окну, в которое вливался лунный свет. Скалы напротив замка Крэг казались огромными и холодными, далеко внизу текла невидимая отсюда река. Но с севера доносился отдаленный гром: там Фаолейн срывался со скалы, образовывая пенные водовороты, а затем успокаивался, чтобы плавно пронести свои воды мимо крепости. Криго закрыл глаза, прислушался и вздрогнул. Он никогда не мог избавиться от этого звука и мечтал об абсолютной тишине, которую находил только в навеянном дранатом сне.
Наверно, в Пустыне сейчас все молча следят за погребальным костром Зехавы. И леди Андраде тоже там, окруженная фарадимами. Старый принц выбрал подходящее время: многие окажут ему последние почести. Кто именно, он узнает завтра утром из сообщений стронгхолдских шпионов, которые будут цинично следить за похоронами. Криго почувствовал прикосновение к лицу холодного, что-что дремотно бормочущего лунного света, ощутил ложный подъем сил, вызванный наркотиком, и решил, что должен все увидеть собственными глазами. Хотелось присоединиться к своим, снова стать их частью. Он знал, что это невозможно, но не мог сопротивляться искушению последить за их работой. Чистый, бледный лунный свет разливался над землей…
Он поднял лицо к трем поднявшимся в небо сияющим кругам, сплел тонкий луч в ткань неслыханной красы и стал раскатывать ее, как ковер, на юго-восток. Радостное возбуждение охватило фарадима, устремившегося к пескам Стронгхолда. В этом чувстве было столько свободы и столько полета, что Криго машинально повел плечами, как будто за ними развевались драконьи крылья… На земле горело пятнышко света величиной с булавочную головку. Он устремился к нему и увидел стоящие рядом фигуры в сером. Криго хотелось окликнуть их, почувствовать яркие цвета их разума, но он сдержался. Сгорая от стыда, предатель наблюдал за теми, кто пришел отдать последний долг мертвому принцу и Огнем «Гонцов Солнца» помочь духу Зехавы оседлать ветер Пустыни…
Когда поднялись луны, Тобин держала сыновей за руки. Яни и Мааркен устали до изнеможения, потому что вместе с отцом и Маэтой ездили в Ривенрок, чтобы помочь доставить оттуда труп дракона. Лица мальчиков прикрывали серые капюшоны. Несмотря на утомление, они вели себя так, как подобало юным лордам. Только ладони у них были влажные, и оба беспокойно переминались с ноги на ногу, пока процессия ждала, когда Рохан начнет ритуал.
Вместе с родными и двумя с лишним сотнями других людей они молча шли за Роханом три меры, пока не достигли Передника Богини — нагромождения огромных камней, которые в лунном свете казались странными и пугающими. Легенда гласила, что эти камни упали с неба, когда Богиня воздвигала горы, и тысячи лет пролежали забытыми. Воображение у Мааркена и Яни было развито сильнее, чем у большинства пятилетних детей, и Тобин знала, что двойняшкам мерещится, будто за каждым камнем скрываются чудовища. Ей хотелось прошептать сыновьям что-нибудь успокаивающее, но ритуал предписывал полное молчание.
Одинокий Рохан стоял в стороне, держа в руке факел. В этом свете его волосы казались расплавленным золотом, но глаза скрывались в тени. Сегодняшний день разительно изменил его, и Тобин — пожалуй, впервые в жизни
— увидела в брате черты отца; Пустыня наложила отпечаток на своего принца. Тот же отпечаток был и на Зехаве. Несмотря на все старания Милар облагородить Стронгхолд, ветер и песок проникли в плоть и кровь отца. Дракон, убивший старого принца, раскинулся на двух огромных обломках скал. В песке осталась глубокая, длинная рана — то был след огромного тела, которое тащили сюда волоком. Рядом на плоском камне, служившем ложем пятнадцати поколениям принцев, лежал Зехава. Серебристый плащ прикрывал его от шеи до самых пят. Факелы освещали заострившийся профиль и черную бороду, столь отличавшиеся от тщательно подстриженных волос и чисто выбритых щек его сына. И все же они были одной крови. Отец, сын и дракон. Порождения Пустыни.
Наконец Рохан обернулся к принцессе Милар, которая двинулась к похоронному камню походкой старухи. На ее щеках сверкали следы слез; она долго стояла рядом с мужем, разглаживая его волосы и позволяя Воде скорби падать на его лицо. Затем подошла Андраде и высыпала на застывшую грудь Зехавы горсть песка. Это была Земля, из которой сотворили его тело. Антула, много лет служившая фарадимом мертвому принцу, с трудом подошла к погребальному ложу и широко раскинула руки. Старая женщина призвала Воздух в знак прощания легко прикоснуться к покойнику, и полы ее плаща тут же взметнулись. Затем она склонила голову, отдавая мертвому последнюю дань, и вместе с Андраде вернулась на свое место, где бок о бок стояли остальные «Гонцы Солнца», облаченные в плащи и капюшоны.
Наконец к отцу подошел Рохан, несший Огонь. Он высоко поднял факел в онемевшей от раны правой руке. Свет озарил тело Зехавы, огромную тушу лежавшего рядом дракона, камни и окружавший их песок. Рохан прикоснулся факелом к четырем углам плаща. Ткань занялась и вспыхнула, положив начало пламени, которое должно было освободить дух Зехавы от четырех стихий, сотворивших его физическое тело.
А после Рохан сделал нечто неслыханное. Он подошел к дракону, снял с пояса маленький бурдюк и вылил его содержимое на крыло твари. Потом он набрал горсть песку, высыпал его на воду и поднял целый вихрь, размахивая факелом над головой дракона. Затем он поднес пламя к туше чудовища и сделал шаг назад, вызывающе расправив плечи.
Тобин оцепенела. Она знала, что брат собирался сжечь дракона, но удостоить какую-то тварь тех же почестей, что и Зехаву? Немыслимо… Однако когда она поглядела на лицо брата, то все поняла. Врагов, сраженных в битве, следовало хоронить достойно. Того же заслуживал и дракон.
Испарина выступила у нее на лбу. Пламя становилось выше и жарче, подхлестываемое безмолвными усилиями стоявших рядом фарадимов. Горы ароматических трав и благовоний устилали оба тела, но они не могли заглушить запах горящей плоти. Женщина обвела взглядом обитателей Стронгхолда, которые, не стыдясь слез, оплакивали своего принца. Несколько иностранцев, коим случилось быть в крепости, стояли маленькими группками. На лицах их застыло приличествующее ритуалу торжественное выражение. Тобин возмущало их присутствие, но они должны были стать свидетелями погребения и того, что руководил им Рохан. Несомненно, он потряс их почестями, оказанными дракону… Что ж, зато теперь все будут знать, что поступки нового принца непредсказуемы.
Когда первая часть похорон закончилась, посторонние подошли к Рохану, поклонились и отбыли обратно в Стронгхолд. Слуги и воины отправились следом; они тоже хорошо узнали нового принца. Дальнейшее было предназначено только для членов семьи и фарадимов. Тобин пыталась узнать Сьонед в группе безымянных «Гонцов Солнца», облаченных в серое, и наконец заметила кончики выбивавшихся из — под вуали и струившихся по спине огненно-золотых волос. Тобин хотелось побольше узнать о девушке, с цветами которой она на миг соприкоснулась, но возможности поговорить не было. Что думала Сьонед о Рохане, о Стронгхолде, о Пустыне… и о возможности стать принцессой?
Рохан принял дань сочувствия у последнего оруженосца, а затем подошел к Антуле, притронулся к ее руке и кивнул Тобин и двойняшкам. Хромая сильнее, чем обычно, старуха-фарадим приблизилась, протянула руки Мааркену и Яни и повела их прощаться с дедом. Затем все трое обернулись, поклонились Рохану и пошли в сторону замка. Тобин была благодарна брату за доброту — Антула была слишком стара, чтобы бодрствовать всю ночь, а мальчики были слишком малы. Она молча пожала ему руку и встала рядом, не сводя глаз с пламени.
Казалось, в огне возникли эпизоды их детства, и на прикрытом вуалью лице Тобин появилась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81